— И что это означает? — тихо спросил Рома, когда Сергей закончил разговаривать по телефону, — Я здоров?
— Говорить о полном выздоровлении пока рано, понадобится операция, и вы пройдёте курс химиотерапии, для того, чтобы полностью излечиться, но все шансы на полное выздоровление у вас есть.
— Какие ограничения на меня наложит предложенный вариант лечения? — неожиданно для самого себя выпалил Рома. Почему-то очень захотелось выздороветь и завести детей. С Сашей.
— Никаких, — развёл руками Сергей Александрович, — Мы рекомендуем воздерживаться от того, чтобы после химиотерапии заводить детей, но, как правило, люди потом становятся родителями абсолютно здоровых малышей. Например, лет пять назад у нас на отделении лежала девушка со страшным диагнозом лимфогранулематоз. Теперь она здорова и у неё две дочки. Хотя она проходила курс химиотерапии. Так что…Единственное, что после выздоровления вам придётся раз в год проходить у нас обследование, чтобы исключить возможность рецидива. Но это не будет отнимать у вас много времени.
Что значит понятие «много времени», когда жизнь только что подарила возможность и надежду жить дальше? Да Роман был готов пообещать кому угодно даже год-другой жизни за то, чтобы прожить ещё хоть десять лет. Ведь раньше счёт шёл на месяцы, теперь перед ним было снова время его жизни. И сколько Бог ему отмерит, столько он и готов будет принять, но не вот так. Не когда ему не оставили выбора.
— Хорошо, — согласился Роман, вытаскивая мобильный для того, чтобы позвонить Оксане, — Командуйте Сергей, а пока мне нужно сделать один очень важный звонок.
Как люди находились в больнице и при этом не сходили с ума, Роман удивлялся до сих пор. А если учесть, что у него был не такой уж и опасный для жизни случай, то оставалось дивиться выдержке и терпению тех людей, которые болели гораздо серьёзнее. Но сейчас, когда двери в клинику распахнулись, и Роман вышел из них на удивительно тёплый для начала мая воздух, наполненный ароматом цветов, всё, что ему довелось пережить за предыдущие несколько месяцев, вылетело из головы.
Перед операцией он созвонился с Максом, чтобы предупредить его о том, что он пока будет находиться в клинике. А вот про Сашу спрашивать не стал, абсолютно уверенный в том, что уж в этом-то вопросе на сына можно положиться полностью. А что, если Макс занял место Романа для Саши, и своим вопросом он доставил бы неприятные ощущения сыну? И он совершенно не думал о том, что цинично думать вот так — о замене одного мужчины другим.
Теперь же, когда он понял, что у него впереди ещё почти вся жизнь, и когда он научился эту самую жизнь ценить, Роману вдруг захотелось полностью окунуться в то, чего он сам себя лишил, когда узнал, что болен. Работа, работа и ещё раз работа. А ещё почему-то мелькнула мысль, что ему просто необходимо погрузиться в ни к чему не обязывающие и мимолётные связи с женщинами. Чтобы только вытравить из памяти Сашу и те надежды, которые он связывал с ней. А ещё очень хотелось увидеть сына и друзей. Он знал, что они не станут корить его ни за что, разве что Лина покачает головой и крепко обнимет, показывая, как сильно она волновалась.
Стоя возле машины и наслаждаясь весенним теплом, Роман вынул из кармана тёплой не по сезону куртки мобильный и набрал номер Макса. Почему-то хотелось побыть с сыном наедине, и если вдруг он поймёт, что у Саши и Максима ничего нет, если Макс обронит хоть пару фраз о его любимой девочке, по которым он поймёт, что Саша ждала его всё это время, Роман приложит все усилия для того, чтобы она его простила. А Саша поймёт, он был в этом уверен.
— Ты похудел. Сильно, — хмуро произнёс Макс, когда они с Ромой встретились в кафе на набережной. Но в глазах сына была только неподдельная радость, щедро сдобренная тревогой.
— Со мной всё в порядке, — заверил его Рома, садясь за столик и делая знак официанту, — Я полностью здоров, разве что раз в год придётся обследоваться, чтобы исключить возможность рецидива. Но я не хочу об этом.
Он прервался на некоторое время, диктуя заказ официанту, а потом лениво откинулся на спинку стула, вдыхая аромат Невы, приправленный лёгким запахом сигарет и кофе и давая возможность Максу заказать себе кофе.
— Я очень рад, что всё позади, пап. — Тихо произнёс Максим, прикуривая и протягивая пачку Роме.
— Я не курю больше, — отрицательно покачал головой Рома, с лёгкой улыбкой на губах, — И тебе не советую.
Он надолго задумался, вглядываясь в прохожих, спешащих куда-то по своим делам, а потом перевёл взгляд на серьёзное лицо сына.
— Ты знаешь, Макс, я на очень многие вещи стал смотреть совершенно по-другому. Кардинально по-другому я бы даже сказал. Раньше казалось, что вот если бы представилась возможность перепрожить жизнь, схватился бы за неё, не задумываясь. А теперь я понял, что ничего не хочу менять в том, что было. Это только моё, моя ценность, и она ценна именно в таком виде, в котором есть. А когда постоянно оглядываешься и думаешь: «А вот здесь бы сделать вот так, а не иначе, а вот бы сделать вот такой ход, а не тот, что сделан», то и настоящего не ценишь. Не ценишь того, что имеешь. И уже ничего нельзя изменить, как бы ни хотел. Но можно и нужно жить в том, что у тебя есть и попробовать исправить последствия случившегося.
— А все последствия можно исправить? — серьёзно спросил Макс, затушив окурок в пепельнице и отпивая глоток кофе.
— Почти все. А если не можешь исправить последствия — измени отношениt к ним. Как правило, этого бывает достаточно, чтобы совсем по-иному взглянуть на многие вещи.
Он улыбнулся внимательному и серьёзному лицу сына, который слушал его, а потом перегнулся через столик и хлопнул Макса по плечу.
— Ладно, не будем философствовать. Рассказывай, что там у тебя на работе творится.
Когда два мужчины говорят о работе и оба увлечены процессом, им нет никакого дела до того, что происходит кругом. Вот солнце стало медленно клониться за горизонт, и в воздухе ощутимо повеяло холодом — извечным спутником Санкт-Петербургских ночей. На набережной зажглись фонари, разгораясь всё сильнее с каждой секундой, а Рома и Макс всё разговаривали и разговаривали. И Роман в этот раз чувствовал себя абсолютно счастливым и полным жизни. Так хотелось сделать уйму обычных, но таких приятных вещей: промчаться по Кольцевой на машине, остановиться за городом и вдыхать полной грудью аромат пробуждающейся природы. Делать всё то, чего Рома, как он думал, был лишён уже навсегда. Теперь эти обычные вещи приобрели новые оттенки цвета, запаха и вкуса.
— Ну, мы с тобой и заболтались, — улыбнулся Рома, чувствуя внутри себя давно забытое, но такое нужное тепло. И направлено оно было в сторону сына. — Уже пора по домам.
