— О дом, родной дом! — Фраза прозвучала отрывисто.
— Думаю, ты проголодалась, — пробормотал молочный барон, стараясь сдержать смех. Она покраснела от обиды. Самонадеянность этого человека вызывала у нее ярость. — Джина, почему ты краснеешь, когда я смотрю на тебя?
— Если вы пытаетесь смутить меня, то вам это удается, — проговорила девушка спокойным, ровным голосом.
Они вошли внутрь дома. В гостиной мебель старая, но добротная, в основном английского стиля, довольно свободно расставленная. Камин был виден отовсюду. Стены украшали портреты. Портьеры и различные покрывала были выстираны и сложены аккуратной стопкой.
В столовой все было еще более мрачным. Это впечатление усиливалось выкрашенными в цвет грецкого ореха стенами. Особое внимание вошедших привлек антикварный сервант. Мысленно Джина уже представляла себе, как удачнее осуществить перестановку. Она подумала, что вид комнаты с темной мебелью можно оживить, повесив несколько пейзажей. Просторным комнатам все же очень не хватало женской руки. Она чувствовала, что трудностей у нее не будет, хотя весь дом и требовал обновления.
Хозяйским взглядом Джина окинула комнату, освещенную последними лучами солнца. Внезапно она остановилась, ее внимание привлек один из портретов. Лучик света ласкал портрет молодой девушки со смеющимися глазами. Боль потери казалась нестерпимой! Слезы потекли по лицу, и Джина, как ребенок, принялась размазывать их рукой. Сияющее лицо, так похожее на ее собственное, продолжало ей улыбаться. Черты лица более округлые, немного другая конституция, но глаза, копна золотистых волос и губы точно такие же. Несомненно, это Вирджиния. Сердечко девушки наполнилось тоской по матери.
— О, мамочка! — прошептала она, совершенно убитая, и закрыла лицо руками.
Такую молодую жизнь и так жестоко оборвали. И Джина, новорожденный младенец, была причиной ее смерти.
Сайрус Брандт быстро пересек комнату и заключил ее в свои спасительные объятия.
— У тебя был длинный и трудный день, Джина. Успокойся, девочка.
Девушка с благодарностью прижалась к нему, борясь с неудержимым желанием разрыдаться.
— Не удивительно, что мне показалось, будто я знаю тебя. Я часто заглядывался на этот портрет. А теперь, солнышко, возьми необходимые вещи, я отвезу тебя в Баухинию.
Она в ужасе отстранилась:
— Нет, я остаюсь здесь. Я совсем не нервничаю.
— Зато я нервничаю! Не могу оставить тебя одну. Если решишь остаться в этом доме, то рекомендую тебе одну супружескую пару, идеально подходящую для этой цели.
— Я в полном порядке. Мне никто не нужен. Предпочитаю остаться одна.
Он нахмурил брови, лицо стало властным.
— Я предлагаю не из простой вежливости. И знай: больше всего мне действует на нервы женская независимость.
Голос девушки прозвучал примирительно:
— Догадываюсь, что с наступлением темноты здесь становится страшновато. Я не из пугливых. Вы должны поверить мне.
— Чушь! Черт возьми, что ты говоришь? Послушай, молодая леди, я знаю, что говорю. На тебя работают семь мужчин. Их домик всего лишь в ста милях отсюда. Если это не беспокоит тебя, то беспокоит меня. Не так уж ты стара и безобразна.
Джина удивленно смотрела на него:
— Вы говорите, как курица-наседка.
— Так меня еще никто не называл.
— Что, не нравится?
Странные огоньки вспыхнули в глазах мужчины и тут же погасли.
— Берегись, дорогая, у меня руки начинают чесаться.
— Вы пугаете меня!
— Я уже испугал. Раньше, и это было нетрудно. Ты всего лишь малышка в лесу, несмотря на всю твою браваду.
Она не выдержала его взгляда и залилась краской:
— Такие вещи лучше всего забыть!
Послышался легкий стук в дверь, и в гостиную медленно вошел невысокий, крепко сбитый мужчина, с песочного цвета волосами. Его глубоко посаженные зеленые глаза останавливались то на девушке, то на мужчине.
— Добрый вечер, мистер Брандт. Добрый вечер, мисс. Чад Даффи, управляющий вашего дяди. Пришел выразить свои соболезнования и убедиться, что у вас все в порядке. — Его голос был искренним, но что-то в этом человеке было такое, от чего Джине стало не по себе.
— Здравствуйте, мистер Даффи, — отчужденно сказала она. — Я видела вас на похоронах.
Сайрус Брандт не проронил ни слова, и от этого ей стало еще неуютнее. Глаза управляющего блеснули.
— Знаю, вы бы не хотели, чтобы вас сейчас тревожили, но я готов показать владения и ответить на любые вопросы завтра утром.
— Спасибо, мистер Даффи, — поблагодарила Джина, а неприятное ощущение все росло. Ее немного беспокоило, что зеленые глаза оценивающе ее разглядывали.
— Спасибо, Даффи, — сказал молочный барон, дав понять этому человеку, что он свободен. Видимо, на лице Сайруса Брандта читалось нетерпение, и Чад Даффи решил побыстрее покинуть их.
— До свидания, мэм. — Он уважительно кивнул Брандту. — До свидания, мистер Брандт.
Как только его шаги смолкли на гравийной дорожке, молочный барон взорвался:
— Это исчадие ада! О чем ты только думаешь? — зло спросил он.
— Я сама обо всем подумаю, мистер Брандт. — Глаза девушки засверкали. — Вы делаете из мухи слона. Вам, может быть, это не нравится, но я действительно очень самостоятельная. — Она гордо тряхнула головой, ее золотистые волосы разметались.
Мужчина поймал девушку за руку, когда, направившись к открытой двери, она проходила мимо него, и крепко сжал ее в объятиях. Джина была ошарашена, она не могла простить себя за то, что не ожидала такого поступка от этого несносного человека.
— В нашей стране похищение людей — тяжкое преступление, мистер Брандт! Это непростительный поступок. Вас ожидает кара.
В его глазах вновь загорелись непонятные огонечки.
— Лучше так, чем потом всю жизнь упрекать себя.
— Вы сумасшедший!
— Дорогая, я прожил на этом свете гораздо больше, чем ты. Я ни на йоту не доверяю Чаду Даффи. Сравнить его по уму нельзя даже с моими вьючными лошадьми. Берешь ты в конце концов с собой ночную рубашку и зубную щетку или мне это сделать?
— Я возьму. — Ее сладенький голос не вязался с разъяренным выражением лица.
Почувствовав, что сопротивление ослабело, он опустил девушку на пол.
— Ну и характер! Мужчины правят миром, они создают все правила и законы. Вы, женщины, должны лишь мило улыбаться и скрывать свои чувства.
Джина все же не удержалась и выпалила:
— Да вы монстр! Великан людоед! Много о себе мните. — Она утонула в его сардоническом взгляде.
— Я никогда не позволяю чувствам вторгаться в бизнес, Джина, а это бизнес.