Волна воспоминаний захлестнула ее. Так же полнились товарами стойки, тот же серый цемент пола, а налево – стеклянная витрина, доверху забитая украшениями: серебряными пряжками для поясов, золотыми сережками с Блэк-Хиллз, кожаными галстуками, одеколонами… А сверху, сверкая и позванивая на ветру, свисали с потолка гроздья колокольчиков. Детская радость охватила ее.
Женщина за низким деревянным прилавком напротив фасада лавки подняла глаза. Она была высокой и пышнотелой. Волосы ее были невероятного рыжего цвета, а возраст явно перевалил за шестьдесят пять, хотя, если учесть сверкающе-алую полоску помады, подрисованные брови и болтающиеся серебряные серьги, она не сдавалась годам. Долгую минуту она молчала, глядя на Шелли. Затем улыбка, широченная, сердечная, теплая, озарила ее лицо.
– Черт меня побери! – воскликнула она голосом, напоминающим звон удара монтировки о днище бочки из-под виски. – Да это же маленькая Шелли Грейнджер! Да такая взрослая! Иди сюда, девочка. Дай тебя обнять.
Шелли еле сдержала внезапный приступ слез: при звуках этого голоса воспоминания хлынули водопадом. Клеопатра Хейл была первоначально той самой Хизер-Мэри-Мари, пока не решила в восемнадцать лет, что имя у нее старомодное, и не поменяла его законным путем. Она утверждала, что Клеопатра звучит шикарнее и лучше соответствует ее облику. Пять мужей внесли в ее образ свой вклад, причем последний, пятнадцатилетней давности, подарил ей фамилию Хейл. Джош говорил, что Клео не стала больше выходить замуж, решив, что фамилия Хейл прекрасно сочетается с ее именем.
С лучезарной улыбкой на некрасивом лице Клео распростерла руки и, обогнув прилавок, заключила гостью в объятия. Растроганная Шелли утонула в ее медвежьей хватке, знакомом аромате одеколона «Чарли» и запахе сигарет «Кул».
Они довольно долго обнимались, пока Клео не оттолкнула ее.
– Пожалуй, на сегодня достаточно. Какого черта ты так долго не возвращалась? Даже по телефону не звонила… не говоря уже о визите?
Шелли, растроганная, только усмехнулась:
– Так получилось. Не могу объяснить как.
Клео фыркнула.
– Конечно. – Ее лицо смягчилось, и она лишь коротко сжала ее плечо. – Мне очень жаль Джоша. Тебе, должно быть, это тяжко далось.
Шелли кивнула:
– Спасибо. Это было… да и есть… я все еще в это не верю. – Она глубоко вздохнула. – И я возвратилась насовсем. Больше не вернусь в Новый Орлеан.
– Что ж, по крайней мере что-то хорошее вышло из самоубийства Джоша. – Клео бросила на нее быстрый оценивающий взгляд. – Здесь много дней только об этом и говорили.
Разговоры немного стихли лишь на прошлой неделе. Но о тебе ходят всякие толки… что ты станешь делать, когда явишься в город, как долго здесь пробудешь, растолстела ли и подурнела ли за все эти годы… Ну и в таком духе. Шелли ухмыльнулась:
– Ну и что скажешь, повидав меня? Что станешь всем рассказывать?
– Скажу, что ты не слишком изменилась. – Клео внимательно изучала ее лицо, блестящие голубые глазки быстро обегали лицо и фигуру. – И что все перемены к лучшему. – Клео улыбнулась. – Интересно, как позеленеет от зависти наша миссис Умней-и-Выше-Всех, Риба Стэнтон, когда услышит, что ты такая же красивая, как всегда, и остаешься здесь жить. Поверь, мне будет особенно приятно сообщить ей это.
Какое-то мгновение Шелли не могла сообразить, о ком идет речь, и с сомнением полюбопытствовала:
– Ты имеешь в виду Рибу Коллиер?
– Ее самую. Она вышла замуж за милого, беспечного и веселого парня, Боба Стэнтона, примерно одиннадцать, нет, двенадцать лет тому назад. С тех пор его счастливым не назовешь.
Бряканье колокольчика над дверью заставило обеих женщин посмотреть туда. Шелли напряглась, готовая встретить еще кого-то из прошлого, кто не будет так радостно ее приветствовать, как Клео, и тут же расслабилась, поняв, что приближавшийся к прилавку худой мужчина старше ее совсем ей незнаком. На нем была красная бейсболка, белый передник шеф-повара, надетый поверх джинсов и ковбойки, в одной руке он держал маленький коричневый бумажный пакет, который с ироническим полупоклоном положил перед Клео. Шелли еще с минуту изучала его доброе лицо, уютное, повидавшее жизнь, лохматые седеющие брони и аккуратную седую бородку клинышком. Она была уверена, что никогда раньше с ним не встречалась… Разве что семнадцать лет изменили его до неузнаваемости. Шелли отвернулась и направилась в глубь лавки.
– О нет, постой. – Решительно схватив Шелли за руку, ео потащила ее к новоприбывшему. – Хэнк, разреши пред-ставить Шелли Грейнджер. Шелли, это Хэнк О'Хара. Они с сестрой Меган держат новый ресторан «Голубой гусь»… Переехав сюда семь лет назад, они привели в порядок старую гостиницу через дорогу. – Глаза Клео лукаво блеснули. – Неплохое местечко, чтобы поесть.
Хэнк театрально схватился за сердце, карие глаза его смеялись.
– А-ах! Моя дорогая, вы нанесли мне смертельную рану: «Неплохое местечко, чтобы поесть»… Какая жестокая несправедливость! – Он послал ухмылку Шелли и протянул ей руку: – Счастлив видеть вас. И позвольте пригласить вас отведать одну из наших прекрасных трапез и лично убедиться, как эта злоязычная ведьма чернит «Голубого гуся».
– Лучше быть злоязычной ведьмой, чем сладкоречивым ирландским краснобаем! – с удовольствием отбрила его Клео. Рот Хэнка растянулся до ушей.
– О-о, это очень хорошо сказано, дорогая. А я-то принес вам ленч. – Он подмигнул Шелли. – Не верьте тому, что она говорит обо мне и моей стряпне. Эта женщина влюблена в меня и не в силах сдержать себя.
С восторгом Шелли заметила, что щеки Клео порозовели. Но боевой блеск ее глаз не угас, и Клео тут же откликнулась:
– А вы, если будете продолжать нести чушь, можете немедленно отправляться через дорогу. – И она стала перекладывать какие-то лежавшие перед ней бумажки. – Идите, идите. Я занята. – И вполголоса добавила: – Влюблена в него, черта с два. Прочь отсюда!
Хэнк весело хмыкнул и пробормотал Шелли:
– Разве она не прелесть, когда сердится? – Клео фыркнула, а он продолжал ухмыляться. – Исполнив миссию милосердия, я возвращаюсь в соляные копи к своим рабским цепям. – Он посмотрел на Шелли и добавил: – Если захотите попробовать, как мы готовим, первая трапеза за мой счет, мисс Грейнджер. – Шелли воочию увидела тот миг, когда он сообразил, кто она. Лицо его помрачнело, и он забормотал: – Грейнджер, Грейнджер. Вы та сестра, что живет в Новом Орлеане! Джош был вашим братом, ведь так? – И когда Шелли кивнула, продолжал: – О, мне очень жаль, что Джош ушел от нас. Он приходил в «Голубой гусь» по три-четыре раза в неделю… иногда просто выпить кофе с пирогом. Мы всегда были ему рады… Когда мы с Мегги впервые приехали в долину, он один пришел нас приветствовать. Познакомил со всеми и сделал так, чтобы мы почувствовали себя частью общины. Он был отличным парнем. Нам будет его не хватать. Многим будет его не хватать.