Что случилось с моими бывшими парнями? С теми мужчинами, за которых я не вышла замуж? Самое время узнать.
Если что-то и убеждает меня окончательно в правильности избранного мной пути, то это визит в оперу.
Когда мы выходим из такси напротив Линкольновского центра, Беллини лезет себе за корсаж и начинает поправлять лифчик.
— Господи, ты ведешь себя как тринадцатилетняя девчонка на бар-мицва[2].
Беллини, которая выросла в Цинциннати, понятия не имеет, о чем это я. И наверное, она никогда не видела выложенных из паштета фигур.
— Ты должна меня поддержать, — напоминает она.
— Лифчик тоже… кое-что поддерживает, — говорю я. — Боюсь, мы оба тебя подведем.
Беллини закатывает глаза. Когда она впервые попросила меня сопутствовать ей на этом мероприятии (давным-давно), то объяснила, что ей нужна замужняя подружка, потому что так проще знакомиться с мужчинами. Спутница, с которой можно поболтать в антракте, чтобы не чувствовать себя неловко в «Метрополитен-опера». Опера Моцарта — такая мелочь по сравнению с возможностью найти свою вторую половинку!
Мы даже и не догадывались, что, когда наступит этот вечер, я тоже окажусь одна.
— Учти, вовсе не нужно все время отходить на второй план, если тебе этого не хочется, — говорит Беллини. — Ты потрясающе выглядишь, так что можешь присоединиться к охоте. Точнее, ты обязана это сделать.
— Ни за что, — в двадцатый раз отвечаю я.
— Но с Эриком ты была на высоте, — напоминает она. — Я так рада, что ты больше не горюешь.
Беллини права. Мне и в самом деле лучше. Но это не мое поле боя. Когда мы входим в фойе, я понимаю, что не так-то просто пойти на свидание в Нью-Йорке. Помещение битком набито роскошно одетыми женщинами, а мужчин можно пересчитать по пальцам. Неужели манхэттенские мужчины предпочитают посидеть дома, выпить пива и в третий раз посмотреть международные соревнования по покеру, нежели пойти в оперу?
— Готова? — спрашивает Беллини, сжимая мою руку, как будто вот-вот раздастся сигнал стартового пистолета.
— К такому я никогда не буду готова. Но мне очень хочется посмотреть на тебя.
Беллини оглядывает толпу и нацеливается на привлекательного мужчину, который стоит в буфете. Воплощенная безмятежность, моя подруга как бы случайно подходит к нему и ставит локти на отполированную деревянную стойку.
— Часто здесь бываете? — игриво спрашивает она.
Жертва придирчиво оглядывает ее, а затем Беллини, видимо, берет первый барьер, потому что мужчина решает удостоить ее ответом:
— Впервые за последние два года. Что-то вроде выездной вечеринки.
Он ставит ногу на нижнюю перекладину табурета, штанина у него слегка задирается, и я замечаю золотую цепочку на лодыжке. С тех пор как Марта Стюарт ввела эти украшения в обиход, они стали такими же знаковыми атрибутами туалета, как и часы от «Картье», пусть даже эта побрякушка немногого стоит. Мне становится ясно, что этот тип — под домашним арестом. Не знаю, пришел ли он в оперу послушать музыку или же впечатлить некое должностное лицо, назначенное для надзора за ним.
— Так я вижу, сегодня вы выкроили пару часов? — спрашиваю я, влезая в разговор. — Вы два года не посещали оперу, потому что были слишком заняты, изготовляя номерные знаки для машин?
Беллини толкает меня локтем. Судя по всему, ей не нравится моя грубость по отношению к ее потенциальному партнеру. С другой стороны, я должна ее предупредить, потому что Беллини, конечно, разбирается в аксессуарах, но едва ли ей приходилось иметь дело с такими цепочками во время закупок для «Бендела».
— Так за что вас загребли? За махинации с ценными бумагами или левую сделку? — спрашиваю я.
— Все это слишком приземленно. Я в таких гадюшниках не ошиваюсь. Я специализируюсь на искусстве, — высокомерно отвечает он.
Судя по всему, это почетное звание в воровской среде или по крайней мере достаточное основание для гордости. Этот парень думает, что похищение картин приближает его к элите. Смотрите-ка, сколько нового я узнала! Билл бросил меня, и мой кругозор значительно расширился. Кто же знал, что у развода такой образовательный потенциал?
— И что же вы похитили? — живо интересуюсь я — милый обмен репликами, предваряющий более тесное знакомство.
— Я всего лишь был под подозрением, — скромно отвечает он, — но на меня повесили кражу Моне.
— Совсем как в фильме «Дело Томаса Кроуна»! — восклицает Беллини. — Как здорово! Вот это жизнь!
Я выразительно смотрю на нее, пытаясь остановить.
— Ненавижу этот фильм!
— Но Пирс Броснан в нем хорош, — простодушно отзывается Беллини. И, коснувшись пальцем щеки собеседника (надеюсь, что не будущего любовника), дерзко добавляет: — А вы очень на него похожи, между прочим.
— Мне частенько об этом говорят, — отзывается тот.
Господи, как такое возможно? Если, купив билет в оперу за триста долларов, вы оказываетесь в обществе бывшего уголовника, то вообразите, кто попадется вам на ночной вечеринке в баре «О'Мэйли»!
Я беру Беллини под руку и пытаюсь силой оттянуть ее в сторону. Этот субъект явно ей не пара.
— Давай почитаем либретто, — откровенно давлю я на нее.
— Я уже читала, — упирается Беллини.
Впрочем, ее тяга к второсортным фильмам и криминальным авторитетам не поражает воображения жертвы. Парень допивает бокал и ставит его на стойку.
— Послушайте, дамы, я рад встрече и все такое, но мне пора. Я должен кое с кем встретиться. — Он похлопывает Беллини по спине и встает с табурета. Мы наблюдаем, как он пересекает бар по направлению к пышногрудой блондинке. Усилия Беллини ничем не возблагодарены — не помог даже лифчик без бретелек.
Беллини хлопает глазами и уныло смотрит ему вслед.
— Он был такой милый!
— Он сидел в тюрьме, — напоминаю я.
— Никто не безгрешен, — вздыхает Беллини. — А он к тому же культурный.
— Еще бы! Не чужд музыки и специализируется на предметах искусства.
К счастью, свет в фойе гаснет. Это сигнал к началу спектакля.
— Пойдем, — успокаивающе говорю я. — Послушаем Моцарта.
— Ненавижу Моцарта. Терпеть не могу оперу! — ноет Беллини. — Я хочу уйти. Сегодня в «О'Мэйли» бесплатная выпивка.
Но мы так и не добираемся до бара, потому что, бредя по Бродвею, натыкаемся на мерцающую неоновую рекламу:
ЗАГАР БЕЗ СОЛНЦА
24 ЧАСА
— Ух ты! Единственное, что открыто в Огайо круглые сутки, так это травмпункт, — говорит Беллини, глядя на рекламу. И смеется. — Полагаю, быть некрасивой в Нью-Йорке — это хуже, чем сломать ногу. Маникюрша приезжает к тебе на дом едва ли не быстрее, чем «скорая помощь».
