хотела к тебе.
— Хочешь обратно? — в темноте, по голосу различаю улыбку, а по его горячей руке, что устроилась в области пульса на моей шее, желание. — Сейчас ты будешь просить прощение.
Отлично. Пошёл на контакт, это почти победа.
— Прости... — тут же говорю я, но его рука давит на артерию, а голос звучит прямо возле уха.
— Нет, дрянь. Разве так нужно прощение просить? Просят на коленях и с членом во рту. Или ты проявишь гордость и останешься здесь на ночь?
Ну, уж нет.
Я проявлю ум, а гордость пусть дуры проявляют.
— Я готова извиниться… — тяжело сглатываю. — Как ты захочешь.
Внутри теплица надежда, что он таким образом проверяет меня и сейчас просто отвяжет, и отведет домой. Но все мечты, которые я лелеяла, как обычно разбиваются топором реальности.
— Я сейчас покажу, как я хочу, — с этими словами он выбешивает меня до предела тем, что расстёгивает ширинку.
Это я понимаю по звону молнии, а затем чувствую стойкий запах его смазки, что вдруг размазывается по моей щеке. И вот уже губ касается сухая крупная головка.
Если бы сейчас не было так темно, и Тамерлан видел мой убийственный взгляд, он бы вряд ли доверил мне столь ценный орган.
Что за фетиш заниматься этим в лесу?
— Не торопись, извиняться тебе придется очень долго и тщательно, — шепчет он и пихает мне в лицо член.
«Нет, нет...», — орет внутренний голос, теперь он точно будет думать, что я шлюха.
Но разве не этого я добивалась. А теперь еще и надо внимание усыпить.
Тамерлан грубо хватает меня за щеки, сжимает мой нос и ждёт, пока в лёгких закончится воздух.
— Хватит думать, Алла, соси.
Ненавижу. Ненавижу!
Открываю губы, заглатывая воздух вместе с членом, тут же ощущая на языке солоноватый вкус с горчинкой. Он входит только на половину, упираясь в небо, и я пытаюсь куда-то убрать язык, но он лишь гладит огромную головку, что заняла почти всю полость. А затем пауза, в преддверии бури, так как я чувствую, сейчас начнется, потому что Тамерлан отпускает мое лицо, ставит руки на ствол дерева и шумно выдыхает, пока его орган пульсирует внутри меня. И все меняется за секунду, стоит мне от неудобства застонать, разнося вибрацию по всему телу Тамерлана.
Одной рукой он продолжает держаться за дерево, а второй оттягивает хвост с рычащим звуком.
— Шир-ре… — а затем начинается откровенное насилие, потому что все, что я могу, это часто дышать носом и пробую расслабить горло, в которое так настойчиво пытается протиснуться Тамерлан.
Наслаждается, тараня рот как ненормальный.
Слёзы вместе с обильной слюной стекают по подбородку, прямо на грудь, которая тут же оказывается в грубых руках. Он мнет их, гладит соски, размазывая влагу, и словно пытается быть нежным в противовес тому, с какой скоростью и упорством вторгается в рот. Ублюдок!
Внутри что-то обрывается. Словно душа спрыгнула со скалы, чтобы оставить меня навсегда. От стыда, что пришлось низвергнуть гордость. От того, что тело предательски отвечает на ласку. От того, что член сосу уже не ради попытки усыпить бдительность, а потом что он идеально скользит внутри, разнося мурашки по коже.
Закрываю глаза и понимаю, что остаются только тактильные чувства, только желание кричать, чтобы он не прекращал массировать грудь, ласкать соски. Ощущаю, насколько он поглощен этим занятием.
Потянув кулаком волосы, Тамерлан дергает меня к себе, пока не упираюсь носом в густую поросль и часто дышу. А его член продолжает долбить глотку.
Остервенело, грубо, словно зверь, впивающийся клыками в свою добычу. Но вот загвоздка, добыча сегодня он. И пора ему это объяснить, напрочь игнорируя огонь между ног.
Поднимаю взгляд и сквозь темень различаю напряженные скулы и закрытые глаза.
Резко сжимаю челюсть, пока не чувствую стальной привкус крови. Получите, распишитесь.
— Вот же сука! — орет он и совсем неожиданно для меня замирает на месте, рычит, заливая мое горло тёплой струей. Тамерлан не даёт мне отстраниться, делает ещё несколько толчков. — Глотай!
Тамерлан удерживает меня, не давая выплюнуть семя. И мне приходится это сделать, как бы тошно не было.
Сердце грохочет в груди вместе с тем, как пульсирует между ног.
Вдруг загорается фонарик, и я отплевываю остатки, вижу, как Тамерлан светит на свой пострадавший орган.
Даже не считая, что он меня, по сути, поимел, губ касается ухмылка. Так ему и надо. В следующий раз хорошо подумает, прежде чем совать это в меня без разрешения.
— Ох, боже мой, как же будут горевать шлюхи всего мира, если твой крючок отвалится, — наигранно пугаюсь, не в силах сдержать хохот.
— Считаешь, это было очень смешно?
Тамерлан хочет злиться, но по голосу понятно, что у него отлегло. Его яд был высосан, и мужчина был почти расслаблен, не считая кровавой травмы.
— Будет не смешно, если ты сейчас не продезинфицируешь его. С таким не шутят, — продолжаю веселиться. — Впрочем…
— Я понял, — бесится Тамерлан и развязывает меня, а затем тащит к машине. Сует в руку аптечку и требует:
— Лечи.
Глава 12. Алла
Лечи, говорит он. Лечи. А мне хочется оторвать поникший отросток. Ну, или загипсовать понадежнее, чтобы он не мог ничего с ним сделать.
Я даже на пару секунд опешила от такой невиданной наглости и уверенности, что звучит в его голосе.
Тяжело вздыхаю, но решаю сжалиться над раненым пациентом.
— В этом вся суть мужиков, — рассматриваю содержимое аптечки. — Когда вы не можете заставить словом, вы начинаете использовать насилие. А потом сами же за это расплачиваетесь, — ухмыляюсь. — Думаете, весь мир крутится вокруг вас. А где бы вы были, если бы не женщины?
—
