Он остановился в холле, в котором ярко пылали настенные камины. И сделал это так внезапно, что я влетела в него. И тут же отскочила на шаг. Наши взгляды встретились. Перекрестились, словно шпаги. Мы оба замерли. Господи, как один короткий разговор изменил лицо Игната! На нем застыло холодное выражение. Брови сведены к переносице, между ними залегла вертикальная морщинка, уголки сжатых губ опущены. Тень наискосок ложилась на красивое лицо, искажая его и хищно заостряя черты. Огонь каминов за его спиной был похож на крылья.
Я думала, ненависть в янтарных глазах Игната поутихнет, но нет — она разгоралась с новой силой. Обжигала так, что тряслись пальцы, а пульс частил. И теперь она была направлена не на его отца или мою мать, а на меня.
Глаза я не отвела и не отпустила — выдержала его тяжелый взгляд исподлобья. И первой нарушила молчание.
— Не понимаю, что произошло, — сказала я тихо. — Я не знала, что ты… Что ты сын Кости. Не думала, что мы встретимся… вот так.
— Зачем ты за мной пошла? Чего хочешь? — процедил сквозь зубы Игнат.
— Поговорить, — прошептала я, теряясь от исходящих от него гнева и обиды.
— Мне с тобой не о чем разговаривать.
— Нет, есть о чем. И ты сам знаешь это.
— Еще раз — я не собираюсь с тобой разговаривать. Уходи.
След от пощечины пылал на щеке Игната. Должно быть, ему больно… Мне захотелось подуть на его щеку, как в детстве делала мама, когда я ударялась или царапалась. Немного облегчить его боль, обнять, но я понимала — этого не будет.
— Игнат, я не думала, что мы встретимся здесь. В такой ситуации.
Я коснулась его руки, но он одернул ее, будто я ужалила его.
— Не смей касаться.
Теперь в его голосе появилось презрение. Лед в венах начал крошиться и царапать их изнутри.
Презрение тяжелее вынести, чем гнев. Гордость мешает. Но все же я взяла себя в руки и снова попыталась поговорить с ним:
— Игнат, я понимаю, что тебе тяжело, но моя мама…
Я хотела сказать что-то в ее защиту, хотела попытаться построить диалог, но Игнат не дал мне этого сделать. Перебил.
— Да ни хрена ты не понимаешь! — выкрикнул он, не обращая на персонал, который смотрел на нас. — Отвали!
— Пожалуйста, давай поговорим, — почти взмолилась я. — Это все как-то неправильно.
Его губы презрительно изогнулись.
— Кто ты вообще такая, чтобы говорить, что правильно, а что — нет? Строишь из себя ангела, а на самом деле такая же тварь, как мать. В универе ходишь как серая мышь, а сейчас в дорогом шмоте. На стиле. Наверное, тоже хочешь подцепить богатенького? У тебя получится, ты умеешь быть горячей.
— Прекрати, — дрожащим голосом попросила я.
— Детка, я же знаю, что твоя мамаша с отцом из-за бабок. Думаешь, она будет жить с ним счастливо? Нет. Однажды этот ублюдок бросит ее так же, как бросил мою мать. И может быть, ее тоже запрут в психушке.
Его слова пугали, но я не могла отступить.
— Прошу тебя, Игнат, успокойся, — почти взмолилась я. — Давай спокойно поговорим?.. Пожалуйста. Я ведь правда не знала, кто ты.
— А если бы знала? Что-то бы поменялось? Не подошла бы ко мне? — со злой усмешкой спросил он. — А вот я бы подошел.
Его слова стали спусковым крючком, который вдруг ясно дал понять, почему Игнат начал проявлять ко мне интерес.
Глава 16. Презрение
Все просто. Он был в курсе, кто я. Узнал про мою маму и решил, что сможет развлечься. Наверное, подумал, что от этого ему станет легче. Ведь не бывает же так, чтобы самый крутой парень в университете вдруг начинает подкатывать к такой обычной девушке, как я. Не зря я думала об этом и сомневалась. Все встало на свои места. Теперь ярость опутала и меня в свои сети. Перед глазами потемнело, губы пересохли. Я не собиралась молча проглатывать обиды.
— Ты…Ты ведь знал это? — хрипло спросила я. — Ты знал, что я дочь той, на ком собирается жениться твой отец. И поэтому познакомился со мной. Для чего? Хотел поиграть? Тебе было весело?
Несколько секунд Игнат молчал, прожигая меня взглядом. А потом тихо сказал:
— Да. Было весело. Жаль, не успел тебя трахнуть. Не думал, что ты будешь здесь сегодня. А так бы мог получить в свою коллекцию секс со сводной сестричкой.
Меня будто ударили. Щеки загорелись, дыхание стало частым и глубоким. Я вдыхала воздух, а казалось, что стеклянную пыль — так все саднило внутри.
Сказка обернулась трагедией. Принц, о котором я так мечтала, стал еще одним чудовищем.
Как и Игнат, я тоже получила пощечину — эмоциональную. Было так больно, что хотелось кричать. И к этой боли присоединялась ярость — холодная, клокочущая в груди, бесконечная, словно океан.
— Ты просто мудак, — тихо сказала я, вложив в голос все свое презрение, на которое только была способна.
— В курсе. Не ты первая говоришь, — рассмеялся он. — Мудак, ничтожество, моральный урод. Разочарование всей семьи.
Я вдруг улыбнулась и сказала, склонив голову набок:
— Знаешь, а мне тебя жаль.
Игнат не ждал этих слов. Самодовольная улыбка сползла с его лица. Во взгляде промелькнуло недоверие.
— Что? — протянул он ошеломленно. — Жаль? Меня?
— Тебя. Я часто жалею животных, детей и никому не нужных людей. Мне жаль, что ты не нужен отцу. Но не стоит срывать гнев на мне или моей маме.
Он не должен был говорить мне таких слов. Не должен был так поступать со мной! Забирать первый поцелуй, защищать от придурков-мажоров, приглашать на свидание. Не должен был давать мне надежду! И не должен был так становиться моей мечтой.
— Жалей себя, стерва, — отрывисто ответил он. — И свою мамашу. Когда отец наиграется, он вышвырнет вас на улицу.
— А может быть, первым, кого он вышвырнет, будешь ты? — Я снова нашла в себе силы улыбнуться. — Будь осторожнее и не зли меня.
Я развернулась на каблуках, оставляя за спиной Игната и огни каминов. И спешно направилась обратно в зал, стараясь не зареветь — так больно было. В середине зала я столкнулась с Костей и мамой, которые, видимо, пошли искать меня.
— Все в порядке? — тревожно спросила мама, беря меня за руку и заглядывая в глаза. Она была бледной, и в ее глазах стояли слезы, но она не плакала. Держала себя в руках.
— Да, все хорошо, мам, — кивнула я. И даже попыталась изобразить улыбку. Хотя в ушах все еще звучали обидные слова: «Жаль, не успел тебя трахнуть».
— Игнат тебя не обидел?
Костя больше не был в ярости — отошел. И теперь его взгляд был таким уставшим, что мне стало его жаль. Он переживал из-за сына. Я чувствовала это.
— Нет, не обидел, — замотала я головой. Признаваться в том, что Игнат пытался охмурить меня, я не хотела. Почему-то было стыдно. Я ведь реально повелась.
— Зачем ты за ним пошла? — нахмурился Костя. — Этот щенок не понимает слов! Перешел все границы.
— Хотела поговорить, объяснить, что все не так, но… Не вышло. — Призналась я.
Мои плечи тяжело опустились. Я все еще не понимала, почему это случилось именно со мной. И где-то там, в подсознании, все еще теплилась надежда, что сейчас мне напишет Игнат и скажет, что все хорошо.
— С ним это не работает, Ярослава, — покачал головой Костя. — Он действительно не понимает хорошего отношения. Но ничего. Я займусь его воспитанием. Он у меня получит. Привык, что получает от меня все, что захочет. Но ничего. Кран с кэшем я ему перекрою. Пусть идет работать.
— Кость, может не надо? — мама умоляюще заглянула в его глаза.
— Пацан перешел все границы! Мать настроила его против меня. И я теряюсь. Не знаю, что делать. Могу справиться с любым конкурентом, но только не с собственным сыном. — В голосе Кости послышалась горечь. — Лена, обещаю, он никогда больше не скажет о тебе ни одного дурного слова.
— Костя, все хорошо, правда. — мама взяла его под руку и положила голову на плечо. Костя улыбнулся — совсем как Игнат, уголками губ.
Мы вернулись за стол. Сели. Музыканты все так же продолжали играть, а свет все так же искрился в хрустале, только вот настроение наше было совсем другим. Тяжелым.
