порока. То сейчас мне самому было вечно мало дурмана.
С годами боль в грудине стала тупой. Такой при которой хочется выть. Просто тихо ненавидеть весь мир и себя. Себя за то, что я был бессилен. От меня нихуя не зависело. Вот вообще. Все было в руках только этого ублюдка Сафьянова. И этот оборотень, убийца, до того наследил и разрушил мою жизнь, что теперь целью моего существования стала лишь его смерть.
Его и его мелкой шлюхи на выдане. Приютская девка сразу мне не понравилась. Мне кажется, я видел ее на улицах — точно! Нищая торговка наркотой со слишком чистыми и невинными глазами, тогда она выглядела жалкой, несчастной. А сейчас расцвела, стала слишком счастливая и беспечная сучка.
И если в ресторане ее траурный марш заставил меня задуматься, отступить от намеченного плана, относительно ее жалкой судьбы. Может, она не такая, как Сафьянов. Может ее кровь за три года жизни под крышей этого гандона не успела пропитаться черной мразью. Я пытался дать ей шанс. Смерть Сафьянова — дело решенное еще три года назад. А вот Нелли, его падчерица…Хотелось верить, что эта девка не причастна к тому дерьму, что воротил ее опекун. К тому горю, которое он поселил в моем умерщвленном сердце. Но увидев эту суку в галерее со старым немцем Швайгеровым, я понял, что они все — одна банда. Одна стая оборотней. И эта мелкая стерва готова лечь под старого фашиста, лишь бы устроить своему гребанному опекуну процветание убойной клиники.
Отца больше нет. А значит, что меня уже никто не остановит.
В ушах до сих пор, спустя три года стояли его слова: "Сынок, так случается. Аллах призвал их. Сафьянов не виноват. Сложные роды, двое крупных младенцев. Айсу была очень хрупкая женщина, она не справилась с родами близнецов. Кесарево показало, что дети умерли еще в утробе…"
Айсу…Моя любимая чистая красавица. Моя луна. Единственная женщина, которая смогла отыскать лунную дорожку к моему сердцу. Укротить тигра во мне. Такая тихая и скромная. Моя гордость. Моя любовь…
Это, жуть, как несправедливо, что мои сыновья умерли. А через сутки в больнице этого ублюдка ушла за ними и она. Я остался один на один со своим горем.
И если б та акушерка Алиса Власова сделала все правильно, так, как от нее того требовал долг, с хуя ли она б исчезала потом?!
Когда я ее нашел было поздно. Возмездие настигло эту тварь раньше меня, и она сдохла от сердечного приступа. Только мне уже не было легче.
Помню, я тогда вернулся домой. Вошел в гараж и снял со стенки топор. Братья боялись ко мне подходить в таком бешенном состоянии. Закрыли меня в доме одного. А я поднялся на второй этаж и расхреначил к чертям все комнаты. И две детские, и нашу спальню.
Всю ночь я без устали махал топором. Выл в голос, как раненный зверь, когда дробил детские люльки. Рычал, как тигр, когда ломал наше брачное ложе. В котором каждую ночь я с Айсу занимался любовью. В которой мы до рассвета мечтали как назовем сыновей. В которой я держал свою раздолбанную боями лапу на ее животике и чувствовал кожей, как мои воины бились ножками в ладонь.
На последних неделях жена устала. Ей было тяжело передвигаться из-за большого живота. А я как чумной, нацеловывал на коленях ее живот и кружил ее на руках по комнате. Сходу два пацана. Два наследника. Тогда я наивно себя считал самым счастливым мужиком на планете. Шептал Коран у животика жены. Верил, что Аллах с нами. Что мои дети слышат мой жаркий шепот.
Они слышали, брыкались. Жена мягко просила, чтоб я угомонил своих бойцов. И тогда я гладил ее натянутую кожу сильнее. Ощущал под грубыми пальцами уже головы, плечи, ножки и ручки своих детей. И мои пацаны еще были в утробе, но уже уважали меня, как отца. Как главного и старшего в клане. Они притихали и успокаивались.
Уже прошло больше трех лет после смерти моей семьи. После того, как этот ублюдок Сафьянов убил моих детей и жену. Именно он принял решение, что в Новый Год акушерка справится до приезда врача. Именно он подписал ее допуск в родильный дом. И именно ему предстоит своей кровью ответить за кровь моих нерожденных сыновей и моей любимой жены.
Я вернулся по его душу. Подмял под себя город. Напомнил всем, что отныне главный я. И официальный бизнес отца теперь принадлежит мне.
— Ризван, опять звонил Сафьянов. Просил меня и брата повлиять на твое решение, — сказал Халид.
— Он и меня уже заебал, каждый день наяривает. Думает, что те крохи, которые он нам отстегивает, перекроют тройной грех, — сквозь зубы процедил Аббас.
Маходжиевы — управляют беспределом в городе. Их тема это рекет. Их семья никогда не нуждалась в легальном бизнесе. При жизни отца, я мало с ними пересекался. Отец был категорично против, чтоб я с братьями связывался с криминалом. Его легальных доходов хватало, чтоб обеспечить нам всем безбедную жизнь и хлеб с икрой. Он сосуществовал мирно со всеми кланами. Принимал по необходимости в доме всю семью Маходжиевых. Но сам никогда не марал руки в незаконном дерьме. Шлюхи, наркотики, рекет его не интересовали. Он всеми силами пытался нас с братьями держать на светлой стороне. Забивал наши головы чушью, про справедливость и про то, что нельзя грешить. Каждую свободную минуту старался завалить каждого из нас работой и тренировками.
Только больше я ни во что не верил. Ни в гребанную справедливость. Ни в Аллаха. Ни в чтение Корана. Ни в светлую сторону.
После смерти Айсу и своих наследников, я погрузился в дерьмовый мрак.
— Ты сказал этому ублюдку, что он труп? — процедил я сквозь зубы.
Мужики заржали рокотом.
— Не. Сам скажешь. Хочешь, мы его завалим? Ради тебя, брат, готовы оказать эту услугу безвозмездно, — предложил Аббас Маходжиев.
— Нет. Эту суку я завалю лично. Долг крови он оплатит сполна, — у меня аж кулаки сжались, как хотелось свернуть ему шею.
— Пойдешь по беспределу…Не хочешь его закрыть? Мои люди ему пожизненное нарисуют? — Халид разлил нам еще виски и наколол на вилку кебаб.
— Нет. Пусть твои отмажут. Завалить я его хочу лично!
— Брат, ты ведь знаешь, мы с тобой. Твое решение для нас закон! — вклинился Али. Самый младший из нас. Его впутывать в это дерьмо хотелось меньше всего.
— Не лезь. Сам справлюсь, — приказал я холодно. Пусть боксирует,
