— Уму непостижимо! Где сейчас Марианна?
— У меня дома.
— Одна?
— Нет, с моей мамой.
— Поехали!
Настя обрадовалась, что можно наконец уйти из этого грязного, мрачного места. Калерия Андреевна встретила Настю, как обычно, жалобами, но быстро прервала их, едва увидела, как в квартиру входит Валерий Петрович. Марианна сидела на табуретке, ела хлеб с вареньем и болтала ногами.
— Мама, погоди, мы с тобой все обсудим потом. Познакомься, это — Валерий Петрович, отец Марианны. Марианна, подойди сюда.
Дочь и отец стояли рядом и смотрели друг на друга. Марьяшка мрачно рассматривала отца, глядя на него снизу вверх, в одной руке она все еще держала недоеденный кусок хлеба, и Настя сразу почувствовала, что сейчас эта независимая личность скажет что-нибудь совершенно неуместное.
— Марианна, вот твой папа. Поздоровайся.
Засунув последний кусок хлеба в рот, Марьяшка вытерла сладкие губы рукавом, а потом для верности подолом платья. Хитрые улыбающиеся глазенки посмотрели на Калерию Андреевну и остались совершенно довольны произведенным эффектом.
Валерий Петрович молча рассматривал свою дочь, от него не укрылось то маленькое представление, которое она перед ними устроила.
— Ну здравствуй, Марьяша!
— Меня зовут Марианна. Так меня всегда называла мама. А вас я совсем не знаю.
— Вот она, расплата за все годы безбедного существования, — сквозь зубы пробормотал Валерий Петрович.
— Марианна, так нельзя разговаривать со своим отцом, — строгим голосом проговорила Калерия Андреевна.
— Мама!
— Зачем он сюда пришел? Я его не звала.
— Это твой отец, и ты должна ехать с ним.
Марьяшка вцепилась двумя руками в Настю и замотала головой:
— Я хочу домой, к маме!
— Но ее нет дома. Пока ты поживешь у папы, а когда твоя мама вернется, ты снова будешь жить с ней. Не плачь, я не дам тебя в обиду, никто тебя не обидит.
Обняв рукой узкие вздрагивающие плечи девочки, Настя уговаривала ее, пыталась успокоить, утешить.
— Перестаньте, это бесполезно. Вы можете забрать девочку? — обратился Валерий Петрович к Калерии Андреевне. — Мне нужно поговорить с вашей дочерью.
Догадавшись, что пока ей ничто не угрожает, Марьяшка моментально вытерла слезы и громко шмыгнула носом, протянула руку слегка оторопевшей Калерии Андреевне и спокойно ушла с ней на кухню.
— Сядьте и успокойтесь.
— Вам не кажется, что вы не должны командовать в моем собственном доме?
— У меня к вам несколько вопросов. Сколько вы получаете?
— Что?!
— Какая у вас зарплата?
— Вам не кажется, что это по меньшей мере неуместный вопрос?
— Не кажется. Итак? Сколько вы получаете в месяц?
Настя назвала сумму, заметив, как при этом удивленно взметнулись вверх брови ее бесцеремонного гостя.
— В месяц? Так, прекрасно.
— Могу я узнать, что вам так понравилось?
— Только не размер вашей зарплаты. Как же вы живете на эти деньги?
— Как и все, пытаюсь подрабатывать в свободное время.
— В таком случае, думаю, вы не откажетесь от моего предложения.
— Послушайте, вам не кажется…
— Сядьте! Итак, я предлагаю сумму, вдвое превышающую вашу зарплату, если вы будете какое-то время заботиться о моей дочери.
— То есть как? Стать гувернанткой?
— Можно сказать и так.
— Я не уйду из школы.
— Разве я вас просил об этом?
— Нет.
— В таком случае вы можете присматривать за моим ребенком.
— Это так неожиданно…
— Вы замужем?
— Нет, а какое это имеет отношение к нашему разговору?
— Пока никакого. Просто мне нужно было выяснить, нет ли у вас дополнительных обязанностей.
— У меня есть мама. Я о ней забочусь.
— Я рад за вас. Я мог бы помочь вам. Если вы примете мое предложение, то очень меня выручите. Через пару дней мне нужно будет уехать на несколько недель. Сами понимаете, я не могу доверить дочь незнакомому человеку, а к вам она уже привыкла.
— Но вы ее отец, вы должны заботиться о своей дочери.
— Я не отказываюсь от своих обязанностей. Но что я могу сделать, если ребенок свалился мне как снег на голову? Неужели вам так трудно помочь? Ведь речь идет всего о нескольких неделях, максимум месяце.
Настя задумалась, ей самой было непонятно, почему она так упорно сопротивляется. Чего доброго, этот человек может подумать, будто ей приятно, что ее так долго уговаривают. Делать нечего — надо соглашаться.
— Где она будет жить? Ведь предполагается, что я должна находиться с ней постоянно, по крайней мере первое время?
— Этот вопрос можно решить. Каждое утро вас могут привозить на работу в школу.
— Нет, меня это не устраивает, у меня есть мама, я не могу ее бросать.
— Что вы предлагаете?
— Пусть Марианна поживет у меня, пока не привыкнет к вам. Вы же будете забирать ее в свободное время.
— Согласен. Детали мы можем обговорить вместе с адвокатом. Он составит договор, вы его подробно изучите, внесете необходимые изменения. Итак, вы согласны?
— Не знаю.
— Тогда подумайте о ребенке. Сознайтесь, что вам страшно оставлять ее со мной, я же кажусь вам человеком бездушным, а вы уже привыкли к девочке, вам ее жалко, разве не так?
— Я этого не говорила, — вспыхнула Настя.
— Но ведь подумали?
— Подумала. А что? Я не права?
— Возможно. Так что вы решили?
— Я согласна. Нет, я должна подумать сначала.
— Вот и прекрасно, значит, договорились.
— Но я же еще не согласилась, — чуть жалобно прошептала Настя, растерявшаяся от такого напора.
— В таком случае вы согласитесь, ничего другого вам просто не остается.
— И ты согласилась?
— А что мне еще оставалось делать? Марьяшка устроила целый спектакль со слезами.
— Которые моментально высохли, как только она узнала, что остается жить у тебя. Такие слезы называют крокодиловыми. Мои дети в совершенстве владеют подобными приемами. — Наталья Сергеевна слегка пожала плечами. — Так или иначе, на ближайшее время тебе не придется искать дополнительный заработок, а это уже что-то. Так чем ты недовольна?
— Это очень неожиданно.
— Я не понимаю тебя: сначала ты беспокоилась о девочке, а когда удалось найти ее отца — испугалась, что ей будет с ним плохо. Отец предлагает тебе о ней заботиться, а ты опять недовольна. Что тебя не устраивает?
— Не знаю. Я уже привыкла к Марьяшке.
— А твоя мама?
— Она с ней воюет. Пытается перевоспитать уже сложившийся характер.
— Ну и как?
— С переменным успехом. Но мне кажется, что Марьяшке удается порой поколебать мамину уверенность в ее абсолютной правоте.
