Когда вижу его высокое тело, весь такой деловой и профессиональный во время саундчека, мне хочется поставить ему подножку и назвать его фальшивкой. Я прикусываю язык и смотрю на него из-под козырька кепки.
Парень проходит мимо меня, и как раз когда думаю, что в безопасности, он останавливается и оборачивается.
— Хорошо спала прошлой ночью, Томми?
— Фантастически, спасибо.
Уголок его рта приподнимается.
— Ты же не думала, что я позволю тебе сорваться с крючка из-за всей этой истории с фаллоимитатором?
— Зрелый мужчина в твоем возрасте? — Я ухмыляюсь, когда его полуулыбка немного сползает. Похоже, ему не нравится, когда ему напоминают о нашей разнице в возрасте, поэтому продолжаю в том же духе. — Я подумала, что у тебя есть более важные дела, чем играть в детские игры с девочкой-подростком.
Он подходит ближе и рычит.
— Совершеннолетняя по закону.
— Ты так говоришь, будто тебе нужно напоминание. Почему?
Итан моргает и стряхивает с себя то, о чем думал. На его лицо возвращается дерзкая ухмылка, а глаза вспыхивают.
— Мне нужно напоминание, чтобы быть с тобой помягче.
Теперь моя очередь подойти ближе.
— Если у тебя сложилось впечатление, что я хрупкая, позволь мне внести ясность. Я могу справиться со всем, что ты придумаешь.
Он облизывает губы, и мой желудок подскакивает, как на американских горках
— Хрупкая ты или нет, я тебя сломаю.
— Я бы хотела посмотреть, как ты попытаешься.
Мы так близко, что пальцы наших ног практически соприкасаются. Я тяжело дышу, когда его глаза впиваются в мои.
Что, черт возьми, здесь происходит?
— Иди. — Его одно слово разрушает неловкое заклятие между нами.
— Что? — Моргаю, чувствуя легкое головокружение и одышку, что не имеет смысла, учитывая, как тяжело я дышала несколько секунд назад.
Нежность появляется в его глазах, и Итан улыбается.
— Твой отец звал тебя три раза.
Я оборачиваюсь и вижу своего отца на барабанных стойках.
— Он…
— Кто-нибудь, пожалуйста, позовите сюда Томми! — говорит он ближайшему члену команды.
— Черт, мне пора.
Не оглядываясь назад, бегу на помощь отцу. Говорю себе, что это потому, что мне плевать на Итана Кроу, но правда в том, что я не могу снова увидеть ту доброту в его глазах.
ИТАН
Томми не смотрела наше сегодняшнее шоу.
Я искал ее у боковой сцены, где она обычно прячется, вероятно, думая, что я ее не вижу. Искал на другой стороне и внизу, где охрана удерживает фанатов на расстоянии от сцены. Но так нигде и не нашел.
Когда играем последнюю песню нашего сета, мне не терпится увидеть ее снова. Она заноза в заднице, но чертовски предсказуемый труженик, всегда одна из первых на сцене после шоу.
— Ты был великолепен, Индианаполис! — кричит Джесси в микрофон, и мы играем последние аккорды, чтобы закончить вечер.
Свет в зале гаснет, и я ухожу со сцены, передаю свой бас Коротышке, пока ищу взглядом Томми. Она стоит в окружении своих коллег, устремив взгляд на сцену и готовая к работе. Девушка слегка поворачивает голову, как будто чувствует, что я за ней наблюдаю.
Белое полотенце швыряют мне в лицо, портя обзор.
— На кого ты там смотришь? — игриво спрашивает Эшли у меня под боком.
В зале зажигается свет, и Томми исчезает.
— Ни на кого, — говорю я и доказываю свою точку зрения, заставляя свои ноги идти прочь, хотя это чувствуется так, будто я оставляю что-то важное, что-то жизненно важное для моего счастья, позади.
— Не похоже, что ни на кого. — Эшли не отстает от меня, пока мы возвращаемся в гримерку. — Кажется, кто-то влюбился.
Я смеюсь, и звук получается совершенно неестественным. Надеюсь, что Эшли этого не заметит.
— Ни для кого не секрет, что мне нравятся женщины. Но это не значит, что я в кого-то влюблен. И мы что, во втором классе? Взрослые не влюбляются.
Мы сворачиваем в длинный коридор, уставленный коробками и ящиками.
— Неправда. Я была очень влюблена в Бена. — Впереди гримерка, а у двери толпится небольшая толпа. Не редкость после шоу. Она вздыхает, когда видит своего мужа. — Все еще люблю.
— Женщины влюбляются. Мужчины — нет.
— Это правда? — спрашивает Эшли, когда мы подходим к группе. — Мужчины не способны влюбляться?
— Нет, — говорит Джесси, притягивая Бетани ближе к себе. Кажется, ее не беспокоит, что он весь мокрый от пота, когда она прижимается к нему. — Мы не называем это влюбленностью. Мы называем это желанием трахнуться…
— Джесайя! — Его жена закрывает ему рот, ее глаза расширены. — Я знаю, что ты не собирался говорить, что влюбленность — то же самое, что и возбуждение.
Он кусает ее руку, пока она не отпускает его рот, а затем с силой целует ее, прижимая к стене. Отлично.
— Каким бы заманчивым ни был этот разговор, мне нужен душ. — Я открываю дверь с мыслями о том, чтобы как можно быстрее убраться подальше от своих товарищей по группе, пока они не увидели в моих глазах что-то, что я не готов объяснить.
И сталкиваюсь с невидимым силовым полем, которое посылает меня назад.
Моя задница ударяется о бетон. Я смотрю вверх, недоумевая, что, блядь, только что произошло. Все в радиусе пяти футов от меня разражаются смехом, а я все еще нахожусь в оцепенении, пытаясь понять, как, черт возьми, я за считанные секунды из вертикального положения оказался на заднице.
И тут я вижу это.
В дверном проеме натянута какая-то сверхпрочная полиэтиленовая пленка.
— Никогда не видела, чтобы человек твоего размера падал так быстро, — говорит Джейд, протягивая мне руку.
Я отмахиваюсь от нее, пытаясь сохранить хорошее отношение, но чувствуя себя полным тупицей.
— Приятно знать, что я могу развлечь вас, ублюдки. — Я пытаюсь встать, у меня болит копчик.
Джесси все еще смеется, когда дает мне «дай пять».
— Я не был уверен, что ей удастся
