— А началось всё с того, что когда-то в мою жизнь влез самонадеянный ублюдок, — ядовито огрызнулась я. — И с тех пор всё идёт через одно место.
Адриан стоически молчал, разглядывая моё лицо, избегая встречаться со мной глазами. И снова цунами из боли, обиды и ненависти захлестнуло меня. Мне до крика захотелось с тереть это спокойствие с его физиономии, вернуть ему хотя бы малую часть той боли, что он причинил мне. Только вот я не знаю, как. Можно ли причинить боль человеку без сердца и души?
— Как ты смеешь судить окружающих, когда сам являешься конченой мразью? — процедила я сквозь зубы. — Как ты посмел явиться сюда, ко мне, после вчерашнего? Или, по-твоему, ты не сделал ничего особо страшного?! — я распалялась и громкость моего голоса росла. — Ты хоть понимаешь насколько ты омерзителен? Нет? Ты трахнул мою подругу! Мою подругу, Адриан! И после этого смеешь являться и что-то, про кого-то говорить?
— Она никогда не была твоей подругой! — неожиданно закричал он мне в лицо. С его собственного наконец исчезло выражение безмятежного покоя. Оно исказилось, словно от невыносимой муки. — Её даже зовут иначе! Она наёмница, заданием которой была слежка за тобой! Она, не моргнув глазом, ни на секунду не усомнившись, потащила меня в постель. Подруга бы так не поступила!
Он тяжело дышал. Руки сжаты в кулаки, будто пытается себя от чего-то сдержать. Глаза пылают гневом и непонятным мне отчаянием. Он прав, только чем он лучше Лии? Его слова заставили меня насторожиться, появился интерес к содержимому папки.
— Ты прав, но ты ничем не лучше её, — с горечью констатировала я. — Ты знал о том, кто она мне, ты знал, как мне будет больно, ты всё знал! И всё равно трахнул её! Скажи, Адриан, ты специально, да? За что ты меня так ненавидишь? Почему стремишься сделать как можно больнее?
Мужчина побледнел и прикрыв глаза, судорожно вздохнул. Словно ему самому больно. Только я не верила в это. Я больше ему вообще не верила. Он обыкновенный подонок. Лжец.
— Я не могу, Криста, — выдохнул он, — Когда-нибудь. Когда-нибудь всё тебе расскажу. Сейчас же всего лишь прошу немного веры. Помнишь моё письмо? Всё написанное там — чистая правда.
— Ты про унизительное послание, где предложил мне стать твоей любовницей? — оскорбилась я. Мне удалось частично вернуть контроль над собственными эмоциями и сейчас меня мучил жгучий стыд, за недавнюю вспышку откровенности. Дура! Опять унизилась!
— Что? — недоумённо выгнул Адриан бровь. — Я тебе такого не предлагал!
— Ага. А как же, стой, сейчас найду, — оглядевшись, я нашла глазами свою сумку в которой носила злополучное послание, найдя его, я зачитала, особо полюбившиеся строки: — «Оливия — удивительная девушка. Понимающая, с весьма широкими взглядами. Она не будет нам мешать. Не нужно видеть в моём предложении оскорбление, ведь любовница — от слова любимая».
Адриан выпучил на меня глаза и даже рот немного приоткрылся. Весь его говорил о крайней степени шока. Будто эти строчки, для него неожиданность. Хорошо играет, правдоподобно. Я бы, наверное, поверила, не знай, какой он на самом деле урод.
— Дай сюда! — он вырвал письмо из моих рук и побежал по нему глазами. — Твою мать! Криста, я этого не писал!
Я саркастично усмехнулась. Не верю. Больше ничему не верю. Не верю ни ему, ни в него. По какой-то причине, он решил дать задний ход и теперь отнекивается от собственного послания. Только вот я не до такой степени идиотка, чтобы купиться на лживые слова. Почерк его и даже манера разговора. Не хочу знать, что побудило его пойти в отказ, но и лапшу на уши вешать не позволю.
— Уходи, — холодно попросила я, не желая слушать новую ложь и оправдания. Устала. Надоело. Сегодняшний день меня вымотал, и душевная усталость навалилась многотонной плитой на меня, — Просто уйди и оставь меня в покое.
Впервые за всё время этого дурацкого разговора, Адриан посмотрел мне прямо в глаза. Его собственные, когда-то такие любимые, глаза, о чём-то кричали мне. Я не хотела знать, чего означает его взгляд. И потому качнув головой, захлопнула дверь перед его носом. Прислонившись к ней спиной, я съехала на пол, до крови закусывая губы. Глаза невыносимо пекло, из груди рвались рыдания, но я не давала им власти.
Почему каждая встреча с ним, равна жестокой пытке? Почему, стоит только взглянуть на него, как всё самообладание и контроль летят к чертям? Почему больно так, что даже вздохнуть не получается? В этот момент мне захотелось раствориться, исчезнуть. Просто не быть. Не знать этого Ада, этой агонии и невыразимого отчаяния. Я так устала. Хватит ли мне сил выстоять до конца, или я сломаюсь под гнётом обстоятельств, череды бед и предательств? Сколько мук вообще может вынести человек, и я в частности? Не знаю. Знаю лишь, что я просто ОБЯЗАНА выстоять, иначе, потеряю и те крохи самоуважения, которые у меня остались. Я просто не имею права сдаваться. Потому закрыв глаза, я начала снова вспоминать всё самое гадкое, что сделал мне Джонсон. Старый фокус, но ненависть великое явление, в котором можно черпать столь необходимые силы.
Руки чешутся свернуть кому-нибудь шею, а точнее одной редкостной суке. Домой ехать я пока не решался, опасаясь, что сорвусь и натворю дел, о которых потом придётся пожалеть, поэтому направился я в офис.
Охранник на входе в офисный центр удивился столь позднему визиту, но ничего мне не сказал. Оказавшись в своём кабинете, я первым делам набрал Рея, моего заместителя, и потребовал найти Курта, парня, которому доверил доставку письма для Кристы. Я совсем не удивился, когда спустя полчаса мужчина мне сообщил, что не может найти его. И ничему меня жизнь не учит. Ведь кому как не мне знать, что в этом мире безоговорочно верить нельзя даже себе. Однако, я снова наступил на старые грабли, доверив столь ответственное дело постороннему.
Эту мерзость, которая была выдана за моё письмо, я выучил наизусть, прочитав раз десять. Не нужно большого ума, чтобы понять кто за всем этим стоит. Оливия. Вот ведь сука! А я? Как можно быть таким идиотом?
Только вот как не крути, а я по уши в дерьме. Криста убеждена, что эту гадость писал я и вряд ли её теперь можно в чём-то разубедить.
Сердце в груди заныло от тоски и безысходности. Ошибки. Бесконечное количество моих ошибок привело нас к тому, что мы имеем, и я с потрясающей последовательностью совершаю новые. Зажмурившись, я издал невольный стон. Перед глазами так и стояло лицо Кристы, её глаза, полные ненависти и отвращения, а потом выворачивающей на изнанку боли. «Господи, родная, знала бы ты, как я люблю тебя. Как бесконечно сожалею о многом», — настойчиво билось в сознании.
