— Я хочу девочку. Понимаешь?
Мать смеялась, по ее тону Славик чувствовал, что она все еще, пока еще — только его мама. Он у нее единственный и так будет, пока не родится сестра.
— Я хочу дочь, — настаивал отец. — Я хочу, чтобы она была похожа...
— На меня? — отшучивалась мать.
— Нет. На меня, — он говорил серьезно. — Хочу.
— Но, — отвечала мать, — с нашими переездами, с твоей службой... — Славик чувствовал, как его тело высыхает. Он знал, что будет так, как скажет мама. — У нас есть Славик. — Он улыбался. Она любит его, как никого на свете. — Посмотри, он такой привязчивый, такой домашний. Он как девочка.
— Нет, — настаивал отец. — Хочу.
Мать завела большую собаку, хаски с голубыми глазами. Эта порода только стала популярной, и она, которая не пропускала ничего нового из собачьей, как сама говорила, жизни, заполучила ее.
— Вот тебе девочка, — радостно объявила мать, опуская на середину комнаты щенка.
Отец насмешливо бросил:
— Не такая. Она не похожа на меня.
Мать заботилась о щенке, словно это еще один ребенок. К собаке Славик ее не ревновал, хотя та ходила за матерью хвостиком и не могла провести без нее ни минуты.
Но отец упорствовал, и, когда Славику исполнилось четырнадцать, родилась Наташа. Поздний ребенок, но не болезненный, а здоровый и крепкий, она потрясла обоих родителей. Все внимание, соединенное с восторгом, обратилось к ней.
Славик почувствовал, что любовь ушла из его жизни. Он еще надеялся, цеплялся...
Он долго не обращал внимания на девочек. Мать начинала волноваться — не дурной ли это знак, но его не интересовали и мальчики.
А потом Славик отстранился от матери сам. Уехал в Москву, поступил в Институт стран Азии и Африки.
Когда написал ей, что женился, она прислала поздравление. Мать настолько успокоилась, что сын нашел новую любовь, что даже не познакомилась с невесткой. Теперь трудно поехать в чужую страну, писала она. Когда отец, морской офицер, вышел в отставку, родители остались в Клайпеде, в Литве.
Теперь Славику больше не нужна любовь матери. Такая женщина, как Лиза, — мечта для мужчины. Не важно, какой век на дворе, каждый из них хочет заполучить девственницу. Это только кажется, будто не имеет значения, был у нее кто-то раньше или нет. Все стремятся обладать единственной, которая принадлежала бы только ему.
Когда он рассказал об этом Лизе, она покрутила головой:
— Не верю.
— Думаешь, мужчины на самом деле с восторгом покупают подержанные машины? — Он хитро взглянул на нее. — Просто у них нет выбора. Но кому приятно знать, что кто-то трахался на заднем сиденье до тебя?
Она хохотала:
— Никогда не рассматривала старые иномарки с такой точки зрения.
— Мне повезло с тобой, Лизунья. Ты только моя.
Она не спрашивала, кто у него был до нее. Он все равно бы не сказал. К тому же смешно требовать от мужчины в расцвете сил полной неопытности. Да и зачем ей это? Он ее муж. Чего она бы никогда не потерпела, понимал он, — измены. А этого не случится. Ему вполне достаточно одной Лизы. Похоже, и ей тоже, одного его. А то и много, — он скривил губы. В последнее время жена в постели все чаще отворачивалась к стене и бормотала:
— Я сплю... сплю...
Славик не настаивал. На самом деле у них много работы. Она помогает ему.
— Женщина должна раствориться в любимом человеке, — сказал он, когда Лиза в очередной раз заговорила о том, что ей стоит снова пойти работать.
— А что, этот любимый человек — соляная кислота? — спросила она, пожимая плечами.
Он ухмыльнулся:
— Ты язва. Нет, язвочка. Моя любимая язвочка. — И потянулся к ней, чтобы обнять. Но Лиза увернулась.
— Тогда почему тебе не раствориться во мне?
— А разве я в тебе не растворяюсь? — промурлыкал он, привлек к себе и подвигал бедрами. Но Лиза не отозвалась, напротив, отстранилась. Он тоже отодвинулся. — Ты забываешь, Лиза, что живешь в мужском обществе. Даже если мы оба станем работать на тебя, все равно заплатят на тридцать процентов меньше. За твое женское имя.
— Но мы будем делать дорогую работу, — протестовала она.
— Да. Но высокая цена — не для всех. Ты помнишь, сколько тебе платили в галерее? А ты на самом деле редкий специалист.
— Ну... — протянула Лиза. — Я рассчитывала, что мне станут прибавлять.
—Ага, когда подойдешь к полтиннику. — Славик фыркнул. — Когда тебе уже ничего не надо будет, может, на самом деле перепадет. Брось, смотри-ка, я сидел два часа над этим текстом, — он кивнул на экран ноутбука. — Я пошлю его по электронной почте, не выходя из дома. А сколько за него получу? Больше, чем ты за месяц трудов в галерее. Галерея — галера, — проговорил он. — Ты работала, как раб на галере, — Славик засмеялся, довольный находкой. — Я спас тебя, я снял тебя с галеры. Пускай на Павла гребут другие рабы. Посмотри на вещи реально и продолжай с благодарностью судьбе, — он многозначительно взглянул на жену, — работать на меня.
— Выходит, женщине не вынырнуть? — спросила Лиза.
— В общем, нет. Если она станет нырять по всем правилам. Но не по правилам удается не всем, тебе — нет...
Славик покрутил головой, волосы растрепались. Зачесалась бровь, он провел по ней пальцем, в памяти возникла строчка из старой японской книги — бровь чешется перед свиданием. Тогда чего он тут стоит и ждет?
Славик вышел с балкона, закрыв его на замок. Быстро схватил бумажник, мобильник, вынул из холодильника бутылку вина и выбежал из квартиры. Скоростной лифт сбросил его к подножью башни. Он пробежал мимо консьержки, которая пила чай с пирожным.
— Вы заплатили за прошлый месяц? — крикнула она ему.
Но он не ответил. Что ей сказать — спросите жену?
Троллейбус с красно-синей рекламой на боку стоял с открытыми дверями, Славик влетел в него и покатил к метро.
Он давно не спускался в подземку, Лиза возила его на машине, как личный шофер. Стоило позвонить ей, и она, где бы ни была, что бы ни делала, бросала все и летела за ним, к нему.
Лиза много раз предлагала научить его водить машину. В общем-то он мог когда-то, но просто не хотелось напрягаться — водить джип надо умеючи, а покупать вторую машину? Зачем? Ему приятно видеть азартное лицо жены, которая вела себя на дороге так нагло, чего ему, мужчине, никогда бы не простили. Она лезла во все дырки и никогда не застаивалась в пробках, выезжая через дворы, дворики, через пешеходные тропинки — везде, где мог протиснуться ее «Паджеро пинин». Ему так не суметь. Он слышал от коллег, что сейчас на дороге самые страшные — это девчонки. Им лучше уступить, чем спорить. Славик ухмылялся — у него есть такая. Своя.
А сейчас он ехал уступить ей. Побыть на даче. Полюбоваться тем, чем любуется она. Это лучше, чем спорить. Вернуть ее поскорее домой, чтобы закончить работу над книгой.
