– Все это я понимаю, Саша. Только объясните, при чем здесь я-то? Вам на эту тему с Леной надо разговаривать, а не со мной!
– Так в этом, собственно, и состоит моя к вам просьба, Машенька. Поговорите с Леной, объясните ей все, у вас это лучше получится, я знаю!
– Ну уж дудки! – захлебнулась возмущением Маша. – Тоже, нашли крайнего! Сами объясняйтесь! Вы делали предложение – вам самому его и назад забирать, без посредников. Это даже не по-мужски, в конце концов!
– Не могу, Маша, боюсь... Сволочью себя чувствую последней и все равно боюсь! Хотел вообще уйти по-английски, так это еще хуже получается. Маша, я вас очень прошу...
– Да не смогу я! Ну что я ей должна объяснить? Рассказать про вашу неземную любовь? Чтобы она всплакнула от умиления? Так это только в кино так бывает. Да и Ленка натура неромантичная, попадись ей под горячую руку – пошлет куда подальше! Хорошую же вы мне, Саша, роль отвели!
– Так ведь она мне еще согласия своего не давала, Маша. Я ж понимаю, что являюсь всего лишь вариантом, запасным аэродромом. Если никого лучше не найдет, тогда и я буду вроде рака на безрыбье...
– И тем не менее, Саша, вы должны это сделать сами, – твердо сказала Маша, отодвигая стакан с недопитой минералкой и беря в руки висящую на спинке стула сумочку. – Извините, у меня мало времени...
– А просто от моего имени попросить прощения вы можете? Если не хотите никаких объяснений?
– Да не нужны ей ваши просьбы о прощении, уж поверьте мне! Решили уезжать – уезжайте. Лена – женщина сильная, и не такое в жизни переживала, сами знаете...
– Ну хорошо, Маша. Простите, что отнял у вас время, – вставая вслед за ней из-за стола, грустно произнес Саша. – Прощайте, Машенька. Вы замечательный человек... И еще вот что... Не разрешайте никому называть вас Мышью! Вы вовсе не Мышь и даже не Мышонок. У вас замечательное имя – Мария. Простите еще раз за беспокойство...
Саша церемонно наклонился, целуя ее руку, еще раз улыбнулся своей грустной неуверенной улыбкой и торопливо пошел в сторону автобусной остановки. «Вот бедолага... – глядя на его удаляющуюся спину, подумала Маша. – А ведь не так уж Ленка и не права, называя его овсянкой. Ни рыба ни мясо, а именно овсянка без соли и без сахара. А каждый день есть овсянку – это не для Ленки, ой, не для Ленки! Пусть уж лучше копченой колбасой питается. Без гастрита тут не обойтись, конечно, но ничего, ко всему можно привыкнуть...»
– Аркаша, мне кто-нибудь звонил? – с ходу задала вопрос Маша, медленно выравнивая дыхание. В свой кабинет на пятый этаж она поднималась чуть ли не бегом, ругая свою проклятую уступчивость: «Не надо было ходить на эту дурацкую встречу! Нажила себе лишнюю головную боль. У меня ее и без Сашиных проблем хватает. Тоже мне, нашел Мату Хари...»
– Нет, Мария Владимировна, вам никто не звонил. Вас искала толстая такая тетка из бухгалтерии, все время забываю, как ее зовут... А еще приходили ребята-менеджеры, хотели спросить у вас про Арсения Львовича.
– А почему у меня?
– Ну вы ж друзья, все же знают... Его четвертый день на работе нет, а время народу зарплату платить. Святое дело. Арсений Львович в этих делах мужик принципиальный, за что и любим...
– Нет, Аркаша, я и сама, как видишь, не в курсе дел.
– Так вы к ним могли бы домой съездить. А вдруг что-нибудь случилось?
– Не пугай, Аркаша, я и сама боюсь, не знаю, что и думать. Слушай, а как Алена вела себя эти три дня, пока меня не было? Никуда не отлучалась? Ты ничего странного не заметил? Прости меня Господи, старую сплетницу...
– Как сплетник молодой отвечаю. Наша секретарша была напряжена до последнего предела, по-моему. Как будто ждала чего-то. Гавкала на всех, и валерьянкой в приемной часто попахивало... Вы думаете, она его убила, а труп под столом прячет?
– Мне не до шуток, Аркаша...
Зазвонил телефон. Услышав в трубке Иннин голос, Маша вздохнула с облегчением:
– Инна! Ну наконец-то! Что случилось? Где Арсений? Мы тут не знаем, что и думать...
– А вы у своей молодой сучки спросите, что случилось! У бедной несчастной Аленушки! Она в курсе дел!
– Да объясни толком, Инна!
– Слушай, Мышь, я по телефону не могу. Я тут близко, сейчас подъеду, спустись, пожалуйста, вниз. В машине поговорим...
– Что это у меня за день такой, все на выход требуют? Ни дела, ни работы... Только сную туда-сюда. Суета сплошная! – тихо проговорила Маша, внимательно разглядывая в окно подъезжающие к стоянке машины.
Увидев блестящую Иннину иномарку, мудреного названия которой она никак не могла запомнить, Маша почти бегом бросилась вниз, чуть не сломав каблук на лестнице. С ходу заскочила в уже открытую Инной дверцу машины, повернулась к ней, нетерпеливо спросила:
– Что случилось-то?
– Погоди, давай отъедем, чего мы будем под окнами стоять!
Инна припарковалась в небольшом дворике соседнего дома, занесенном тополиным пухом. Молча сняла черные очки, развязала белый платочек. Волосы ее упали некрасивыми скомканными кудельками на плечи, глаза были красными, воспаленными, смотрели из запавших глазниц загнанно и испуганно.
– Мышь, я не знаю, что делать... Он уходит все-таки к этой Алене, не успели мы ничего придумать!
– А где он сейчас-то? – задала дурацкий вопрос Маша.
– Да дома, где... В понедельник встал утром, собрал вещи да и объявил мне, что уходит. А сам не смог... Постоял с чемоданом у порога, послушал, как я вою на весь дом, и не смог.
– Так, выходит, остался?
– Да не знаю я! Эта сучка звонила ему все время... Он поговорит с ней, и опять одевается, и опять стоит у дверей. Пытка какая-то!
– Ну а тебе-то что он объясняет?
– О-о-о... Он много чего объясняет! Он мне всю ночь напролет объяснял, как он ее любит, как жить без нее не может, какая она нежная и хрупкая как ребенок, да как нуждается в его защите... А меня ему, видишь ли, жалко! Как тот чемодан без ручки, помнишь, как в анекдоте? Я ему объясняю, что его как лоха на нежность да хрупкость развели, а он психует!
– И что, уже четвертый день вы так объясняетесь? – не поверила Маша.
– Да нет, это все в первый день было... А потом он просто запил. Отключил все телефоны и пьет. Выспится и опять напивается, поспит – и опять... Когда это все кончится, я так больше не могу! – Инна заплакала, вытирая бледное сухое лицо дрожащими пальцами с облезшим маникюром, продолжая причитать: – Я так устала за эти дни, Мышь, ты не представляешь! Это такая пытка! И проклятый собранный чемодан в прихожей стоит, и Арсений ни туда и ни сюда, и никак... Ты знаешь, никогда не думала, что именно со мной может случиться что-то подобное. С другими – да, это понятно, а со мной – нет... Я ведь и тебе не до конца поверила, когда ты мне про эту Алену рассказала. Как же – не может глупая малолетка у меня мужа увести! А малолетка вцепилась как клещ – не отодрать! Видишь ли, она ему три дня дала на решение проблемы. Да еще и условие поставила: или он к ней уходит, или она рвет все отношения...
