— Потому что он любит тебя и не хочет огорчать.
— Возьмем тебя. Слава богу, что в нашей семье есть хоть один человек, у которого с мозгами все в порядке. Тому, кто женится на тебе, здорово повезет.
— Да, конечно. Может быть, еще скажешь, что он получит в моем лице ценный приз, — проворчала Стефани.
Джоан посмотрела поверх плеча Стефани на груду грязной посуды.
— Скажи, ты действительно считаешь, что мне следует дать ему еще один шанс?
— Да, — ни секунды не раздумывая, ответила Стефани. — Я не считаю плохим того мужчину, который лжет с единственной целью — оградить любимую женщину от неприятностей или огорчений. — «А как относиться к мужчине, который заводит роман на стороне и лжет своей жене; он тоже делает это с целью защиты, полагая при этом, что любит ее?» Стефани отогнала от себя эту мысль, понимая, что уже не в состоянии довести ее до логического завершения.
Джоан наклонилась и быстро поцеловала Стефани в щеку.
— Знаешь, я рада, что ты приехала домой. Если бы ты не приехала, я бы точно бросила Эдди. Пожалуй, я дам ему еще один шанс.
— И скажи ему: больше никакой лжи.
Тяжелое шерстяное одеяло легло на плечи Стефани так неожиданно, что она испуганно вздрогнула. Сидя на ступеньке крыльца, она пристально смотрела в бесконечную белую снежную даль. Подняв глаза, она увидела отца, который, стоя рядом с ней, набивал табаком довольно старую трубку. Коричневые частички табака, медленно вращаясь, опускались на безукоризненно белый снег, образуя в конце своего пути маленькие вопросительные знаки.
— Когда ты была маленькой девочкой, это было твое самое любимое место, — сказал Мет Берроуз. — Когда у тебя что-то приключалось, я всегда знал, где смогу тебя найти. — Он осторожно сел рядом. Стащив с себя одеяло, она расправила его и накрыла второй половиной плечи отца. Продолжая наблюдать за тем, как Мет набивает трубку, Стефани знала, что он не закурит в ее присутствии.
— У тебя что-то случилось? — мягко спросил он.
Стефани промолчала; переводя блуждающий взгляд то на один, то на другой предмет, она мысленно возвращалась в прошлое. Там, где сейчас дерево, висела старая шина; а в том обветшалом сарае они обычно играли, когда погода была плохой; а если она пойдет по узкой тропинке между деревьями, то выйдет к маленькому прудику, в котором училась плавать. Это было место чистоты и невинности, место, где она всегда была счастлива. И сразу же вслед за этими мыслями пришло понимание того, что в настоящее время она глубоко несчастна. А будет ли она вновь когда-нибудь счастлива?
— Я надеюсь, папа, что ты не разочаруешься во мне, — прошептала она, чувствуя себя вновь подростком, — но я думаю, что беременна.
Взяв трубку в рот, Мет едва заметно кивнул.
— Мама тебе сказала?
— У твоей мамы много различных достоинств, но сдержанности среди них нет, — тихо проговорил он, бросив на дочь косой взгляд. — Тебе тридцать пять, но для меня ты навсегда останешься семилетней девчушкой, бегающей по саду как сумасшедшая, гоняя скунса, потому что тебе нравился его запах. Тебе всегда будет десять, когда ты пришла ко мне, неся в руках раненую птицу. Я всегда буду помнить тебя в платье во время твоего первого причастия, школьного бала или в мантии — во время церемонии вручения диплома. Я никогда не буду в тебе разочарован. Ты всегда вызываешь во мне чувство гордости, Стефани. Всегда.
Положив голову к отцу на плечо, Стефани продолжала сидеть молча.
— Ты не хочешь рассказать мне об этом?
Стефани глубоко вдохнула в себя морозный декабрьский воздух.
— Я еще не уверена до конца, что беременна, но вероятность того, что это так, достаточно велика. Отца ребенка зовут Роберт Уокер. Он на пять лет старше, у него небольшая телевизионная компания в Ирландии. Он женат и у него двое детей.
— Он и сейчас женат? — тихо спросил Мет.
— Да.
— Понятно.
— Я понимаю, папа, что это противоречит тому, чему ты учил нас, во что веришь сам. Но я влюбилась в него. Я позволила себе влюбиться в него, потому что он говорил мне — и мне казалось, что он сам в это искренне верит, — что жена его больше не любит.
— Но ведь он не оставил ее?
— Нет, он продолжает с ней жить, — вздохнув, сказала она. — Но в прошлые выходные я поставила вопрос ребром, сказала, что ему необходимо принять решение. — Она пожала плечами. — Он выбрал меня, сказав, что после Рождества сообщит жене о своем решении. Это было всего сорок восемь часов назад; тогда мне казалось, что так счастлива я еще никогда не была.
— Дай я попробую догадаться, — сказал Мет, не глядя на нее. Прищурясь, он продолжал смотреть на заснеженное поле, начавшее терять свои очертания с наступлением темноты. — У тебя была его жена.
— Да. — Она повернулась и посмотрела на отца. — Как ты догадался?
— Заставить тебя улететь в сочельник из Ирландии могло только нечто ужасное. Ничего более неприятного мне просто не пришло в голову.
— Ты догадался абсолютно верно. Она вчера неожиданно у меня появилась. А чуть позже пришел Роберт.
Плотно сжатые губы Мета тронула кривая усмешка.
— Должно быть, это было ужасно.
— Ты даже не представляешь насколько. Но пока его жена, Кейти, была у меня, а он еще не пришел, я выяснила, что, оказывается, она его все еще любит. И наш с ней разговор заставил меня понять — по-настоящему представить, — каким будет наше с Робертом будущее. По этой причине я и заставила его вернуться в жене.
— А что он думает по этому поводу?
Стефани от удивления моргнула.
— Этого я не знаю. Я его не спрашивала. Но думаю, что раз они теперь знают о проблеме, они, конечно, будут пытаться вместе ее разрешить — придут к какому-нибудь соглашению или придумают еще что-нибудь в этом роде.
— А что сейчас?
— А сейчас я не знаю, что делать. Если я беременна, мне придется с ним общаться.
— Почему?
— Потому что… — начала Стефани и замолчала. Она не знала почему. — Мне кажется, что так будет правильно. Для меня, для него… для ребенка.
Мет кивнул головой, а затем задал вопрос, который Стефани задавала себе уже не один месяц.
— Он тебя любит?
— Я думаю, что да, — помолчав, ответила она.
Набросив одеяло на плечи дочери, Мет поднялся с крыльца. Наклонившись, поцеловал ее в макушку.
— Понимаешь, существуют вопросы, которые напоминают математические задачи тем, что в них не может быть обмана и лжи: только один ответ — положительный или отрицательный. Так вот, я вновь задаю тебе тот же самый вопрос: он любит тебя?
Сгущающиеся сумерки начали отбрасывать на снег тени, превращая нетронутую белизну в нечто серое. В темноте постепенно исчезали знакомые очертания заднего двора. В холодном воздухе слышались счастливые детские голоса и смех, доносившиеся из дома, — такие веселые, чистые и бесхитростные. Когда ты ребенок, все вокруг кажется тебе простым и легким. Ты веришь всему, что говорят тебе взрослые: в Санта-Клауса и Пасхального зайчика, Королеву зубную щетку. Затем ты понимаешь, что это была ложь. В высшей степени предательство детства. А в жизни взрослых разве иначе? Когда мужчина, стоя перед алтарем, дает обещание в присутствии свидетелей, что будет любить и почитать свою жену до конца своих дней, неужели все верят тому, что он говорит правду?
