– Но Марк не хочет, чтобы вы…
– Тихо! - рявкнул он, вскочив на ноги так быстро, что Джейми отшатнулась, боясь за свою жизнь. Она укрылась за диванчиком, готовясь выбежать в коридор при первых признаках опасности.
Хэзард воззрился на нее.
– Хватит с меня этих проклятых вопросов.
Джейми впервые обратила внимание на его глаза. Хэзард не сердился. Он был взволнован, но не сердит. В его глазах отражалось беспокойство, а не гнев. Джейми положила руку на спинку диванчика.
– Хэзард, что случилось?
Какой- то момент он всматривался в ее лицо, как бы решая, можно ей довериться, или нет. Затем откинулся в кресле и вздохнул.
– Так вы хотите знать, где я был?
Джейми подошла ближе.
– Да.
– Я ходил на кладбище.
– Зачем?
– Чтобы увидеть самому. - Его плечи поникли, и сочувствие, охватившее Джейми, стеснило ей грудь.
– Я ведь не поверил вам, Джейми, когда вы сказали, что Нелле была убита.
Джейми обошла диванчик, чтобы лучше видеть его лицо. Его строгий профиль, прямой нос, выдающаяся вперед челюсть ясно вырисовывались в угасающем свете.
– Вы не поверили мне? - спросила она. - С какой стати мне говорить неправду о таких вещах?
– Как знать, милочка, как знать.
– Следовательно, вы видели ее могилу.
– Да. Ей было двадцать пять лет. Двадцать пять! И если вы еще раз обвините меня в том, что я убил ее, то, хотите верьте, хотите нет, я расправлюсь с вами, Джейми, хотя вы и похожи на нее!
– Я лишь повторяю то, что написано о вас в книгах по истории. Он прищурился.
– А что же там говорится о Хэзарде Макалистере?
– Что вы убили двух человек в Сочельник в этом самом доме, прямо в вашем кабинете. Затем вы скрылись вместе с деньгами, которые были собраны для постройки железной дороги, и никто вас больше никогда не видел.
– А что еще там написано?
– Больше ничего. Разве есть еще что-то?
– Еще, вы спрашиваете? Точно вся моя жизнь ничего не значит? Итак, история расценивает меня как убийцу и негодяя, так? Они там не нашли ничего лучшего, чтобы сказать это о шотландском переселенце, который пытался стать более добродетельным. - Он покачал головой, им владело горькое чувство. - И ничего не изменилось, Джейми. Совсем ничего. Шотландец опять берет на себя вину. За то, чего никогда не совершал.
– Но вы же скрылись. Именно это вызвало подозрения.
Гнев в глазах Хэзарда заставил Джейми испытать чувство жгучего стыда.
– Разве я похож на убийцу? - решительно спросил он, вставая с места. - А вы-то, Джейми, тоже считаете меня убийцей? - Он развел руками. - Посмотрите на меня.
Джейми взглянула на него. Щеки ее горели.
– Ну, трудно сказать - характера-то вам хватает.
– У каждого, кто чего-то стоит, есть характер. Только бесчувственные люди должны быть предметом вашего беспокойства. Как раз бесчувственный человек может убить и взвалить вину за преступление на невиновного человека.
– Тогда кто же это сделал? Хэзард развел руками.
– Я не знаю! Господи, как бы я хотел это знать! Я бы сам прикончил негодяя, убившего Нелле! Но я немного опоздал. Так ведь? - Он помрачнел. - А еще вы, милочка Джейми, стоите тут бледная, как полотно. Вы ведь ни чуточки не верите мне? Не правда ли, милочка?
– Трудно поверить, не имея доказательств.
– Но ваше сердце. Что оно говорит вам?
– Мое сердце? Мистер Макалистер, я ничего не принимаю на веру.
– Но вы вовсе не должны подозревать меня. В противном случае вас бы тут не было. Вы бы спрятались за спину этого Бретта Йохансена и тряслись там от страха.
Он подошел к окну маленькой гостиной. Минуту он стоял молча, точно наедине с собой переживая гнев и печаль. Потом засунул руки в карманы и вздохнул.
– Все еще великолепный вид, - пробормотал он. - Хотя теперь это уже город-призрак. Джейми встала рядом с креслом, где он сидел раньше. В глубине души она больше не боялась Хэзарда Макалистера, хотя объяснить это не могла. И что еще более удивительно, она вовсе не торопилась прекратить их беседу. Она тоже посмотрела в окно.
Далеко под обрывом холма мигали огни города. За ними светились огни парома, приближавшегося к пристани, и совсем на большом расстоянии вспыхивали светящиеся точки на острове Уидби. Покачиваясь на волнах прилива, два больших корабля у мыса Вильсона на крайней точке полуострова тихо удалялись в открытое море.
– Точно светлячки на бархате, - прокомментировал Хэзард.
Джейми в изумлении посмотрела на танкеры. Никогда не находила в них ничего поэтического. Она не сказала ни слова, но почувствовала, что ей совсем не трудно продолжать разговор. Прислонившись к спинке диванчика и скрестив руки на груди, она с удовольствием стала смотреть на открывшуюся ее глазам ночную панораму с блестками огней.
– У ночи тысячи глаз, - произнес Хэзард. - у ночи тысячи глаз, а у дня лишь один. И все же свет мира умирает, когда заходит солнце.
Джейми закрыла глаза, вслушиваясь в его низкий голос. Как это ни странно, он действовал на нее успокаивающе.- Ум имеет тысячи глаз, а сердце лишь один. И все же свет жизни гаснет, когда уходит любовь. - Его голос как будто все еще звучал в комнате, когда он снова садился в кресло.
– Прекрасные слова, - заметила Джейми тихо. - Вы их написали?
– Нет, это Будийон, французский поэт, которого я когда-то любил. Некоторых поэтов забыть невозможно.
Джейми чуть подвинулась на диванчике.
– Вы не возражаете, если я спрошу вас о чем-то личном?
– Валяйте, милочка!
– Что значит - быть привидением?
– Ну… - Хэзард поскреб подбородок. - Это точно сон. Я мог слышать, но в каком-то немом варианте. Я мог видеть, но опять же, как в тумане. Физических сил, чтобы что-то сделать, у меня не было. И я то вплывал в этакое дремотное состояние, то выплывал из него, но всегда возвращался в этот дом и никуда более. Это было какое-то печальное и унылое место. И мне не хотелось быть там. - Он уткнулся взглядом в пол и замолчал. - Это счастье, Джейми, возвратиться в сей мир, быть снова с людьми. Я так благодарен Марку.
Джейми печально опустила голову, вслушиваясь в слова, которые она и сама могла сказать о своей собственной жизни в Лос-Анджелесе. Она всегда плыла по течению, не имея настоящего друга, которому можно было бы доверить свои невзгоды. Ее талант фотографа окунул ее в круговорот жизни столь же призрачной и неясной, как и видения Хэзарда. Она никогда не чувствовала себя на месте не только среди актеров и агентов по рекламе, с которыми ей приходилось работать, но ей не нравилась и самодовольная своекорыстная манера поведения, которая была неотъемлемой частью преуспевающего общества в Лос-Анджелесе. На первых порах она думала, что это происходит потому, что жизнь в этом городе чужда ей. Но с годами она чувствовала себя все более и более одиноко, все более и более не на своем месте. Слова Хэзарда что-то задели в глубине ее души. Она понимала, о чем он говорил. Растерянность и одиночество были ее постоянными спутниками. Ком застрял у нее в горле, и она быстро заморгала, чтобы удержать слезы.
