Я пожала плечами с беспомощным видом.
— По штату фрилансерам не полагается помощник, — ответила я.
— Почему вы не сказали об этом вчера?
Дальше пришлось тщательно подбирать слова:
— Робби очень щепетильно относится к усыновлению, поэтому я не хотела упоминать данный факт без надобности. Если б это имело хоть какое-то отношение к делу, я не преминула бы вас уведомить. Как мне представляется, я оказалась здесь волей случая, услышала стон и затем обнаружила, что на двух женщин напали. Причина, по которой я сюда пришла, видится мне маловажной.
Тейт приподнял один уголок рта, его саркастическая улыбка ясно говорила, что я сморозила крайне наивную нелепость, нечто вроде: «Чрезмерное пристрастие к изюму в детстве развивает склонность к насилию».
— Маловажной? — повторил он. — Речь идет о просьбе человека, которого в тот день уволили. Он был в ярости из-за миссис Ходжес, а вы считаете, это маловажно?
Но его… — Я собиралась уточнить свою позицию, однако остановилась. Если бы Робби умолял меня пришить Мону, я б насторожилась, а тут совсем другое дело — что возьмешь с невинного поручения? Однако пора заткнуться. Мой опыт в освещении криминальных историй показывает: самая грубая ошибка при разговоре с полицейскими — пространные объяснения. Плюс ко всему, раз уж я должна написать очерк по данному происшествию, в будущем придется обращаться к этим ребятам за информацией. Стоит ли начинать с препираний. — Сожалею, если я сбила вас с пути, — извинилась я. — Это вышло случайно.
— Вчера вы разговаривали по телефону с Хартом, — продолжил Тейт. — Что именно он вам сказал?
Я медленно набрала полные легкие воздуха, чтобы никто не заметил. Вдруг подумают, будто я готовлюсь к очередному раунду лжи.
— Робби сообщил мне об увольнении и, естественно, был очень расстроен. Затем упомянул, что забыл письма, и попросил забрать их. Его лишили пропуска, и сам он не мог попасть в здание.
— Он не высказывал угроз в адрес миссис Ходжес?
— Нет, что вы. — Я смутно помнила, что Робби был якобы готов задушить ее, но это ведь преувеличение, просто гипербола, о которой никому знать не стоит.
— Нет? — скептически переспросил Маккарти, который раньше рта не раскрывал.
— Нет, Робби — хороший, добрый человек. Ему чужда жажда мести.
— Если он поручил вам принести письма, то зачем пришел сам?
Я изложила объяснение Робби: он направился в офис, когда я не перезвонила. Тейт с Маккарти обменялись многозначительным взглядом. Затем Тейт сказал, что на данный момент у него больше вопросов нет.
Мне пришлось сделать еще одно усилие, чтобы снять напряженность отношений.
— Извините, что не была вчера до конца откровенна с вами, — сказала я. — Я правда не знала, что Робби приходил в редакцию. Думала, он принял экседрин и лег спать. К тому же у него не было пропуска.
Тейт постарался улыбнуться, хоть и не простил мою оплошность, а Маккарти окинул меня недоверчивым взглядом.
— Вы можете идти, — сказал Тейт.
— И еще кое-что. Я пишу криминальные очерки и должна осветить совершенное преступление. Мне понадобится держать с вами связь в течение недели.
Тейт скривился.
— Надеюсь, вы помните наш уговор. Я не хочу прочесть в журнале о нанесенной травме или положении тела.
— Даю слово, ничего подобного не случится.
Я шмыгнула в коридор, стараясь выглядеть не столь поверженной, какой себя чувствовала. Я запуталась в собственной лжи и заплатила цену, попав в неловкое положение, тем не менее не жалела о своем решении не выдавать Робби. Чего я не понимала, так это почему он меня так подставил, рассказав полиции о тайном поручении. Интересно, насколько плохи его дела и насколько хорош его адвокат?
Джесси была уже на рабочем месте. Мы поприветствовали друг друга слабой улыбкой. Как только я села, она подкатила на стуле поближе.
— Что хотели полицейские? Я пришла, когда тебя уводили.
— О, просто у них назрели новые вопросы о вчерашнем происшествии. Ты Райана не видела?
Мне нужно было расспросить его о вечеринке и обсудить предстоящую работу, чтобы мы не наступили друг другу на пятки.
— Нет, кто-то сказал, он должен прийти около полудня.
— Мне понадобится и твоя помощь. Нэш поручил мне написать очерк о смерти Моны.
— Конечно. Что от меня требуется?
— Нэш принесет список приглашенных, и я хочу, чтобы мы прошлись по нему вместе. Ты знаешь многих, кого не знаю я. Еще хорошо бы поговорить с твоим знакомым в больнице, с тем, кто сообщил тебе о смерти Моны. Как считаешь, он не откажется?
— Нет. Правда, скорее всего только по телефону и анонимно. Ты должна будешь просто поверить мне, что он доктор из той клиники.
— Ладно.
За следующие пять минут я накатала план основных действий. Придется опросить кучу людей: приглашенных, мужа Моны, ее помощницу Эмми, Катю, знакомого доктора Джесси, полицейских и как можно больше сотрудников «Базза». Дел будет невпроворот.
Самая сложная задача — правильно подать историю о смерти Моны. Убийство произошло не вовремя: только что сдан материал, а выпуск с моей статьей замаринуется до следующего понедельника. В ларьках он появится лишь в четверг, а к тому времени люди узнают сотню деталей по телевизору и из газет. Нужно найти свежий подход.
А что, если описать события изнутри? Кроме меня, такого не сможет никто. Лучше даже вести повествование от первого лица. Пусть я не смогу выдать подробности, о которых обещала Тейту не распространяться, зато передам общую атмосферу, которая была истинно взрывоопасной. Главное, чтобы не забраковал Нэш.
В этом деле нелишним будет опросить сотрудников «Базза», только надо дождаться, пока уйдет Тейт с детективами. Они как раз допрашивают всех по кругу. Вряд ли им понравится, если я доберусь до кого-нибудь раньше их.
Остается рассчитать, как сэкономить время, расставив приоритеты и получив список тех, кто был на вечеринке, помимо Джесси. Я позвонила Ли, помощнице Нэша, и попросила включить меня в его повестку дня. С Райаном поговорю, как только он появится. Остается Хиллари, журналистка из «Клубнички», которая, по словам Джесси, присутствовала на вечеринке. По телефону она заявила протяжно, с южным акцентом, что у нее утром срочные дела и она сможет уделить мне время только после трех. Странно, какие такие дела могут быть важнее смерти Моны?
Затем я оставила сообщение, чтобы со мной связались судебно-медицинские эксперты и знакомые полицейские — устроили мне ликбез. Также получила официальные заявления о смерти Моны из полицейского участка и из Бельвью и даже из отдела Дикера по связям с общественностью. Я не собиралась использовать весь этот материал, но лучше иметь его под рукой, когда проводишь интервью. Однажды, еще работая на «Олбани таймс юнион», я узнала из официальных источников, что жертве был сорок один, а не тридцать шесть, в чем она убедила весь мир. Это дало мне бесценное преимущество при беседах с людьми.
