Через час Никита отправился в офис своего телеканала. Там провёл весьма плодотворную работу. Из-за временного отсутствия диктора его даже пригласили озвучить закадровые строки новостного выпуска, отметив, что у него — хорошо звучащий голос. Затем Никита дописал сценарий очередной серии программы о современных технологиях, не забыв упомянуть запускаемые со смартфона кофеварки, и в шесть вечера поехал на маршрутке домой.
После ужина — в этот раз они с Лизой снова кушали вместе — он закрыл дверь своей комнаты, сел за ноутбук и открыл текстовый редактор. Глядя на чисто-белую поверхность экрана, он стал вспоминать вчерашний поход в квартиру № «25».
«Интересно, что бы такое написать, зная, что во мне живёт дух одного из самых величайших писателей всех времён и народов?» — размышлял Никита.
И вдруг ему пришла идея. Кристально простая и чрезвычайно заманчивая. Идея — изобразить ситуацию, в которой он оказался сам с недавних пор. И правда, задумался Никита, чего далеко ходить? Буду писать о себе. О том, как живу с Лизой. Ведь, наверное, это правильнее и честнее всего — писать о том, что окружает тебя самого. Ну, хоть в какой-то мере. Единственное — всем своим персонажам нужно придумать другие имена. А историю начать с похорон, на которых главный герой к своему большому удивлению узнаёт о завещании… Да, завязка не самая оригинальная, но ничего — к середине повествования сюжет ещё можно будет раскачать.
Этот и весь следующий день Никита делал пробные зарисовки, мысленно летая по сюжетному космосу своей будущей книги. Он понял, что неплохо бы добавить в историю некую перчинку, интригу, а то получалась слишком уж сухой. Ну живёт молодой человек со своей двоюродной сестрой, имеющей панический страх снега, ну и что? Тут — он ясно понимал — нужен какой-то интересный поворот, какое-то любопытное развитие сюжета.
«Парень живёт со своей сестрой под одной крышей, ухаживает за ней… — представлял картину Никита. — Целые дни они в доме одни. Пожалуй, однажды между ними, хочешь не хочешь, должна проступить… особая искорка!»
И Никита принялся писать о том, о чём раньше бы постыдился даже подумать. «Как мне это только в голову могло прийти? — поражался он самому себе. — Это ведь… вызывающе!» — «Ну а с другой стороны, — твердил ему второй голос, — что тут ужасного? Почему бы не сделать и „такое“ развитие сюжета?»
Никита писал про возникшее влечение главного героя к своей двоюродной сестре. Да, именно так. Про то, как он всё чаще находил способы быть с ней рядом. Настолько «рядом», чтобы можно было как бы случайно и неприметно соприкасаться с ней: обмениваться словами, узнавать у неё что-то личное, подавать ей чашку кофе, замирая от мимолётного ощущения прохлады её пальцев…
Однако герой не мог до конца признаться самому себе в тяге к своей родственнице. Потому и отгонял все эти мысли прочь. Я просто ухаживаю за ней, говорил он себе, это — братские чувства.
Но как же ему нравилось, что она не такая, как все! Что живёт в каком-то своём, тихом, таинственном мире. Что, вероятно, даже и не видит в его частых взглядах и неуёмном желании находиться поблизости какой-то скрытой причины. Она ведь просто тихонько сидит, и всё. Кажется, даже если взять и прикоснуться к ней, она никак на это не отреагирует…
Все последующие дни Никита, приходя с работы, засиживался в своей комнате за столом и, поглядывая в окно на заснеженные деревья, продолжал писать. И писал он не как раньше — распылённо, то и дело недовольно удаляя написанное, — а усердно и даже с видным удовольствием. Такая деятельность приносила ему удовлетворение. Будто он наконец отыскал то, о чём можно писать долго и старательно. Занимаясь этим, Никита извлекал из себя что-то важное, изливал какие-то свои секреты. И ему самому становилось интересно, куда же весь этот процесс его в итоге приведёт.
С помощью своей прозы он также старался понять душу Лизы. Вникнуть в её «суть», узнать, на чём зиждется её психическая реальность и восприятие окружающего мира. На самом деле Никита, пожалуй, почти сразу же открыл для себя одну из важнейших жемчужин литературного ремесла, которая раньше его сознанию была попросту недоступна — возможность разобраться в чём-либо. Найти ответы на беспокоящие вопросы, разрешить внутренние конфликты и самое главное — услышать голос своей души.
Теперь, когда Никите сказали, что в нём живёт великий писатель, он решил писать с утроенным рвением. Чтобы создать по-настоящему увлекательную и интригующую историю. А для этого, посчитал он, можно не обращать внимания на этические нормы. Достоевский ведь о каких только вещах ни писал! Сквозь какие только морально-нравственные муки не проходили его герои!
«К тому же это — всего лишь книга, не более», — подбадривал себя Никита, тем самым добавляя в творческий камин свежие поленья. Он даже поставил рамочку с фотографией Достоевского себе на стол, как смотритель и регулятор его совести — писать каждый день по три часа минимум. Никита был не против новых негласных правил. Ему это даже нравилось, подстёгивало продолжать трудиться каждый день. Ночами он, бывало, просыпался с готовыми фразами для своей истории, которые тут же записывал на диктофон в смартфоне. На следующий день он садился и внимательно анализировал накопившиеся записи.
Литературный локомотив нёсся на всех парах и, кажется, даже уже немного отрывался от рельсов, выдвигая заявку на демонстрацию первого летающего поезда. О, как чудесно и многообещающе это время — начало создания новой книги! Сколько в нём величия и оптимизма!
Благодаря новости о своей прошлой жизни к Никите стала возвращаться его мечта. Мечта написать свою книгу. Да что там! Теперь он ещё получил в придачу собственную квартиру и возможность быть кому-то нужным. Прямо джекпот какой-то!
Однако нередко взгляд Никиты как бы без причины замирал на чём-то несуществующем, после чего парень впадал в забытье. Как, например, после этого разговора с Лизой, случившегося на днях.
— Ты… веришь в инопланетян? — вдруг спросила Лиза, когда они в очередной раз пили кофе у неё в комнате. В последнее время они стали беседовать гораздо чаще и на самые разные темы.
— Верю, — ответил Никита. — Потому что я один из них. Никак не свыкнусь с этим миром…
И засмеялся.
— Ну, а если говорить серьёзно, то больше верю, чем наоборот.
— А что бы ты сказал инопланетянину, повидай ты его в реальности?
— Я? — усмехнулся Никита. — Ну… наверное, сказал бы, улетай отсюда скорее, дружище. Это не самое лучшее место для экскурсии.
