— А чью гробницу нашел ваш прадед?
Реза теперь говорил быстро, и Сусанна едва успевала за потоком английской речи.
— Гробницу своей жены, — расхохотался каирец, но быстро улыбнулся, заметив, как сжались от обиды губы спутницы. — Хочешь подробностей? Дорога сразу станет легче.
Это вопрос или все-таки констатация факта, что он начнет говорить?
2.6 "Семейная хроника Атертонов"
— У них с Эвелин был в Англии бурный роман. Она — дочь лорда, а он — жалкий студент, умеющий только калякать портреты. Да, его пригласили написать семейный портрет, а Раймонд одним мазком разрушил семью. Они тайно обвенчались и, страшась праведного гнева папаши-лорда, бежали в Египет. Он нашел себе место художника, где надо было зарисовывать рисунки со стен гробниц, пока те не потускнели и не стерлись. Из-за жары Эвелин потеряла ребенка и больше не могла забеременеть, зато радовалась возможности помогать мужу. Она тоже немного рисовала, но главная ее задача была встречать английских туристов, особенно дам, и учить их, как правильно спускаться в гробницы. Я ведь не просто так просил тебя не надевать сарафан…
Реза опять улыбнулся, и Сусанна под его взглядом отряхнула подол. Да, там на стоянке она пожалела, что не влезла в водолазку, или вообще в костюм аквалангиста, не оставив ни одной открытой части тела.
— Они оба уже смертельно болели Египтом, — голос Резы звучал ровно, и не понять было, для чего собственно он напомнил про сарафан. — И Эвелин писала отцу длинные письма с просьбой приехать и выкупить землю для раскопок. Через год лорд сдался, но прислал только деньги, так и не пожелав увидеться с блудной дочерью. Чета Атертонов принялась рыть песок в компании таких же сумасшедших, но натыкались они лишь на разграбленные захоронения — пара черепков ритуальных чаш не покрывали папиных денег. Но зато платили за приключения. Эвелин стремилась вместе с Раймондом спуститься в подземные камеры. Знаешь, как это было?
Откуда она знает! Реза остановился и замахал руками перед ее носом.
— Полная темнота и глубокая нора, в которую тебя опускают на веревке, и тебе нужны обе руки, чтобы держаться… Фонари не взять, потому свечу приделывали к дощечке, а дощечку брали в зубы. — Реза оскалился так правдоподобно, что Сусанна даже почувствовала во рту привкус дерева. — Эвелин быстро приноровилась к этому. Даже перестала бояться летучих мышей, которые ночевали в открытых гробницах. Но тут одна явно на нее разозлилась. Эвелин попыталась отмахнуться. Веревка раскачалась, и она ударилась головой о камень, потом еще и еще, пытаясь сбить с платья огонь. Только врач, кроме ссадин, ничего не обнаружил и потому не выказал опасения за ее жизнь. Однако на следующее утро Эвелин не проснулась. Раймонд велел сжечь тело и прах отправить на родину, чтобы положить в фамильный склеп. В посылке. Он не мог остановить работы — деньги тестя-лорда еще не закончились. Раймонд с головой ушел в работу, но боль не отпускала. К пожелтевшим от табака ногтям добавились красные от виски глаза. Он пил по ночам, а утром все равно собирал себя и шел к копальщикам. И однажды на стол ему легко письмо. Ему предписывалось встретить в Александрии Маргарет, младшую дочь лорда, пожелавшую посетить место кончины сестры. Они ехали на поезде. Маргарет смотрела в окно на долину Нила, а Раймонд, не отрываясь, на такие знакомые черты. Притупившаяся боль поразила его с прежней силой, и даже присутствие в доме юной леди не мешало опустошению бутылок с виски, а дальше… Дальше случилось совсем не то, о чем ты только что подумала, — вдруг рассмеялся Реза, глядя в непроницаемое лицо Сусанны.
Да ни о чем таком она не подумала!
— Раймонд все откладывал посещение роковой гробницы, но Маргарет настаивала, и однажды с тяжелого похмелья он согласился. И дальше, как в романе… Ну, ты догадалась…
Нет, она не собирается строить гипотезы. Он проверяет ее писательскую фантазию. Или юношескую извращенность мысли. Не выйдет, мистер Атертон!
— Я не знаю, — ответила она просто.
— Раймонд свалился в гробнице, только ударился не головой, а ногой. Двойной перелом. Левая нога, когда срослась, стала короче, и до конца дней прадед хромал и ходил с тростью, как настоящий английский лорд.
Реза вновь смеялся, а Сусанна молчала. Она не слышала такую фамилию. Картера все знают, а Атертона… Наверное, он так ничего и не откопал. И деньги Резы, наверное, просто пришли из Англии… От, ну конечно, Маргарет! Иначе чего он про нее начал?!
— Однако в этот раз падение обернулось не трагедией, а удачей. Маргарет решила ухаживать за ним и не вернулась в Англию. Еще она, конечно, в память о сестре решила излечить вдовца от пагубного пристрастия к виски. Это у нее не получилось, а остальное… Впрочем, я пропустил второй пункт. Началась война, но из-за ноги прадеда не мобилизовали. Раскопки заморозили. Он остался один на один в пустом доме с Маргарет, возвращение в Англию которой откладывалось теперь на неопределенный срок. Она приняла это как знак свыше и сама сделала предложение Раймонду — наверное, ее тоже поразило проклятье фараонов, безумная любовь к Египту.
Реза вновь смеялся, но продолжал рассказ:
— Раймонд согласился жениться на ней, но пить не бросил, потому что без виски не мог лечь в постель с женщиной, до безумия похожей на мертвую жену, которую он не мог перестать любить. Военной почтой они решили не пользоваться и потому не сообщили о свадьбе несчастному папаше-лорду, а потом думали сообщить сразу две новости: о замужестве дочери и о том, что лорд стал дедушкой. Только и это они не смогли сделать. Маргарет прожила после рождения сына всего три дня, и лорд вместо письма получил из Египта вторую урну. Раймонд вновь не приехал, а лорд не выказал желания увидеть внука. Ну, чем тебе не сюжет для романа? Дарю!
— Вы же сами его написали.
— Это были детские попытки. Я уничтожил рукопись сразу, как умер отец. Мне тогда было как раз шестнадцать. И тогда же я решил покончить с фамильным проклятьем. И, надеюсь, у меня это получится.
— Каким проклятьем? — Сусанна уже вместо жары чувствовала ледяную дрожь злости. И за шестнадцать лет, и за уничтоженную рукопись!
— Еще одну минуту твоего внимания, моя прекрасная леди. Дед Арчибальд вырос и влюбился в недавно приехавшую из Франции Амелию. Ей не понравился дом мужа, и я ее могу понять, — усмехнулся Реза. — Постоянная пыль на полу, пустыня… В общем, они решили построить новый дом и построили — а в саду у них росли прекрасные кусты жасмина. Амелия ждала ребенка, и все бы хорошо, да только снова началась война, и арабское общество накалилось — все ждали прихода Гитлера, чтобы тот освободил их от ненавистных англичан. И Гитлер внял просьбе и прислал авиацию. Солдаты вытащили всех из домов и погнали в пустыню, велев всеми подручными средствами, в общем-то просто руками, рыть в песке ямы и зарываться в них. До самолетов можно было рукой дотянуться. Дед прикрыл жену своим телом. Ему оторвало два пальца, но он выжил и окровавленной рукой закрывал Амели глаза, когда они по пескам возвращались в город, если это можно было теперь назвать городом. На месте дома они нашли воронку, но один куст жасмина уцелел, и в его ветвях запуталась курица. Представляешь, живая… С этой курицей они вернулись в Каир, в их старый дом. Она сохранила ребенка, но ребенок не сохранил ее. Моя французская бабка тоже умерла при родах. Как тебе такой сюжет для романа?
— Вы сейчас выдумываете на ходу, да?
— Нет. Когда умерла прабабка, я подумал, что это случайность. Когда умерла бабка, я решил, что это совпадение. Когда умерла моя мать, я понял, что это семейная традиция. Вот поэтому я не приведу в свой дом женщину. Я не хочу ребенка от нелюбимой, а ту, которую полюблю, я не готов отдать ради сына на закланье. В общем, мораль романа такова, — подытожил Реза скороговоркой: — Надо слушаться родителей и не западать на первого встречного, даже если тот хорошо рисует.
Чего он ее по носу-то не щелкнул? Это она на него запала? Ага, размечтался! Идиот! Но фантазия у него всяко лучше ее собственной.
