Что, если стянуть с нее футболку и...
- Куда собралась?
- В душ, - хрипит Катастрофа, направляясь в сторону ванной. - Ощущаю себя жутко грязной...
- А тебе уже можно?
И она оглядывается через плечо:
- Неужели волнуешься? - спрашивает при этом.
Еще чего, у меня, может быть, свои планы на нее. Эгоистичные... прагматичные... мужские.
- Подумал, может, тебе спинку потерять надо...
- В самом деле потрешь? - вскидывает она свои черные бровки, и я даже переполняюсь надеждой: согласится. Но она вдруг припечатывает: - Спасибо, обойдусь. - И вялой походкой бредет в намеченном направлении.
Что это с ней? Позавчера она была посговорчивее... Мда. Слышу, как она пускает воду в ванну, гремит какими-то пузырьками, а потом - ба-бац! - оглашает всю квартиру сногсшибательным тарарамом. В ванну она, что ли, упала... Пересекаю гостиную и дергаю дверь на себя, та оказывается, на удивление, открытой - вхожу внутрь и созерцаю следующую картину: моя захворавшая Катастрофа сидит в наполненной ванне и, кажется, плачет, а душевая занавеска и удерживающая ее штанга валяются на полу, сорванные.
- Ты это чего? - любопытствую я, сам толком не понимая, что конкретно имею в виду: устроенный погром или ее слезы. - Ушиблась, что ли? Чего ревешь-то? Эй, Катастрофа...
- Опускаюсь на колени и касаюсь ее подрагивающего плеча.
Она всхлипывает еще горше и кое-как произносит:
- Я на куске мыла поскользнулась... занавеску вот сорвала...
- Ушиблась?
Она отрицательно машет головой, но все-таки показывает покрасневший локоть. И говорит:
- Г орло болит.
Да, в логике ей не откажешь: сетует на больное горло, а потирает ушибленный локоть. С женщинами всегда так: они то ли полнейшие дуры, то ли живут по каким-то своим, неведомым нам, мужчинам, законам. Я никогда их не понимал, да и впредь делать этого не собираюсь...
- Так чего купаться тогда собралась? - спрашиваю я. - Лежала бы себе в постели и болела на здоровье.
- А запах? - всхлипывает Катастрофа. - От меня, верно, нехорошо пахнет уже.
- Ничего, я бы зажал нос, и никаких проблем, - произношу в надежде успокоить ее неуместную истерику, но добиваюсь только повторного витка громкого всхлипывания. Теперь-то я ей чем не угодил?
Катастрофа утыкается лицом в свои подтянутые к груди колени, и я могу без зазрения совести лицезреть полукружия ее грудей и маленькую родинку на предплечье левой руки. Не знаю, почему она ревет, но пользуюсь выпавшей возможностью с удовольствием... Ангелика вон тоже постоянно плачет - наверное, у девчонок так заведено. Не беда!
Поднимаюсь и начинаю прилаживать валяющуюся в ногах штангу с сорванной шторкой на место. Пятиминутное дело, которое вознаграждается такими словами:
- Потрешь мне спину? Я сама не дотягиваюсь.
Не могу сдержать самодовольной улыбки: кажется, кто -то мечтает повторить уже однажды случившееся. Что ж, я только за!
- Тебе только спинку потереть? - осведомляюсь не без намека на большее, и девушка отзывается совсем тихим:
- Все зависит от мастерства банщика.
Уж в этом-то мастерстве мне нет равных: подхватываю мочалку, мыло и начинаю водить по ее согбенной спине. Казалось бы, могла уже и расслабиться, ан-нет, продолжает лить тихие слезы. Не понимаю я женщин, и все тут...
- Может быть, мне и животик тебе потереть, - беру инициативу в свои руки. - У тебя, должно быть, и сил-то на помывку нет.
Она не отвечает - просто поднимается во весь рост и молча глядит на меня. Вода жемчужным каскадом струится по ее груди, и я с заминкой, но касаюсь ее мочалкой. Катастрофа не шевелится...
- Ты чего молчишь? - спрашиваю я. - Довольна моей работой или нет?
- Мне холодно, - только и отзывается она. - Хочу вернуться в постель.
В постель - это хорошо: спускаю воду, обмываю ее под душем и накидываю на плечи полотенце. А что, в этих простых действиях есть что -то невероятно эротичное... Только слезы все и портят. Сбивают настроение...
- Может, уже перестанешь реветь, - предлагаю на полном серьезе, запахивая полотенце на ее груди. - Твои слезы могут плохо на мне сказаться.
Катастрофа снова громко всхлипывает, и мне... волей-неволей, приходится неловко, но похлопать ее по плечу, а потом и слегка приобнять. Так, ради успокоения... Иначе ж какая эротика с плачущей-то девчонкой?
В ночь перед тем, как мы должны были покинуть эту квартиру, я возвращаюсь домой позже обычного: что-то скребет на душе, не дает покоя... Необходимость ли искать новое жилье или общая неудовлетворенность нынешней жизнью - сказать не берусь. Работать в клубе мне нравится, однако, чего-то не хватает... И чего именно, я тоже не мог бы сказать определенно.
Эмили... Имя проносится в голове как бы само собой, срывается пусть и не с языка, но мысленно, независимо от меня самого. Я даже опешиваю... Эмили... Какое маленькое... неказистое имечко... Катастрофа подходит ей больше. Эмили - это как будто бы взбитые сливки с шоколадной посыпкой, а Катастрофа - плотный яблочный пирог. А яблочные пироги я люблю больше взбитых сливок...
Глупость какая-то... От выпитого перед уходом коктейля у меня, определенно, путаются мысли. Я вообще не люблю сладкое... И никогда не любил. Скидываю одежду и лезу под одеяло. Кровать без Эми... Катастрофы кажется слишком большой и холодной. Зачем она снова перелегла на диван? Могла бы спать и здесь. Не беда... Ворочаюсь туда-сюда битый час кряду, а потом откидываю одеяло и крадусь к дивану...
- Эми... Катастрофа, ты спишь?
- Что тебе? - хрипит она спросонья. - Уже вернулся?
- Да. - И спрашиваю: - Не хочешь перелечь в мою постель?
- Что? - удивляется она. - У тебя снова потребности? - И ворчит: - Я хочу спать, извини.
- Нет, - тереблю ее за плечо, - просто полежи со мной.
Она глядит на меня в темноте, как мне кажется, с некоторым недоверием, а потом произносит:
- Не говори ерунды. Завтра предстоит тяжелый день...
Ее отказ неожиданно неприятен: я ведь даже не просил заняться со мной сексом - просто полежать, а она отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. Кто я для нее? Мальчик по вызову... Жилетка, в которую можно выплакаться... Так не пойдет: подсовываю руки под ее разгоряченное тело и подхватываю с дивана.
- Что ты творишь? - шипит Катастрофа мне прямо в ухо.
И я отзываюсь:
- Молчи, ребенка разбудишь. - Потом укладываю ее на уже привычное место и пристраиваюсь рядом. - Ты такая горячая, - шепчу со спины, укладывая руку на ее бедро,
- в этой постели сразу стало теплее.
- Так тебе нужна была грелка? - ворчит Катастрофа. - Таких у тебя пруд пруди. Мог бы выбрать любую...
И я отвечаю:
- Сегодня мне было лень охотиться на новую «грелку» - воспользуюсь той, что уже есть. -И утыкаюсь носом в ее волосы на затылке.
Катастрофа дергается, прядает головой, словно норовистая лошадь, но в конце концов затихает, убаюканная, должно быть, мерным поглаживанием моей руки. Не думал, что смогу уснуть рядом с ней, однако в какой-то момент сон сморил и меня...
Утреннего секса у нас не получается: капризничает Ангелика. К тому же, Катастрофе нужно выгулять Лэсси, чтобы сбыть ее хозяевам со спокойной совестью... Квартиру же следует покинуть до двенадцати часов дня.
До сих пор зверею при мысли о фрау Трестер и накатанной ею жалобе... Старая курица. Хочется отплатить ей чем-то равнозначным: например, запустить в квартиру парочку мышей или раскрасть ее любимого кота Феликса в голубой цвет (того самого, держать которого ей разрешили в порядке исключения). Может быть, так я и сделаю...
- Мы готовы. - Эми... Катастрофа стоит у порога с собранным чемоданом и ребенком. -Будем прощаться? - Личико у нее все еще осунувшееся после болезни и глядит она в пол. Готовится к переменам, как и я...
- Я помогу с чемоданом, - обращаюсь к ней, подхватывая тот за ручку.
Сам я ухожу налегке: большая спортивная сумка с одеждой и футляр с инструментом. Лэсси семенит следом... Захлопывая дверь своей теперь уже бывшей квартиры, я ощущаю странную ностальгию, от которой чуточку свербит в горле. А, быть может, это даже не ностальгия, а микробы, подхваченные от Ката... Эмили. В любом случае, чувствую я себя чуточку больным...
