Наши взгляды встретились, и я побелела от шока. Девчонки уставились на нас со смесью восторга и ужаса.
— Осторожнее, идиотка! — рявкнул Барс, зачем-то продолжая удерживать меня. Не знаю, как так вышло, но моя ладонь лежала на его груди, которая казалась каменной. И поняв это, я тотчас одернула руку и вырвалась из его объятий.
— Прости, — тихо сказала я.
— Бог простит, — ухмыльнулся Барс и зашел в кабинет первым, закрыв дверь у меня под носом. Хамло!
— Со стороны это выглядело романтичным, — захихикала Дилара.
— Идиот тупой, — прошипела я, но девочки тотчас нахмурились.
— Не надо говорить так про него, — тихо посоветовала Милана. — С Барсом надо или по-хорошему, или никак. Поняла?
— Поняла…
— Эх, жаль, что не меня на Барса толкнули, — мечтательно вздохнула Яна. — Он такой сильный… Интересно, как он целуется?
— Вопросы о поцелуях будете решать после уроков, — раздался голос русички — полной женщины со строгим лицом, которая выглядела как типичная строгая учительница. Черные пиджак и юбка, белая блузка, очки в прямоугольной оправе с цепочкой и журнал подмышкой. — Заходите, девочки. Не будем терять времени.
Пришлось спешно залетать в класс и рассаживаться по местам. Начался урок русского языка.
С русским я всегда дружила, да и вообще гуманитарные предметы давались мне достаточно легко. Некоторые проблемы доставляли физика и химия, зато по математике я была одной из лучших — со мной занималась классная репетитор, с которой мы за год освоили программу двух классов, и теперь она натаскивала меня на ЕГЭ. Разумеется, до того, как я переехала. Однако мама договорилась с ней, что мы будем заниматься дистанционно, по скайпу.
Урок шел нормально до тех пор, пока Барсов и его дружок с волосами, выкрашенными в белый цвет, не стали смеяться. Не знаю, что их там смешило, но это повторилось раз, два, а на третий русичка, которую звали Людмила Руслановна, вскипела.
— Барсов, встал и вышел, — велела она. Как я и думала, класс Людмила Руслановна держала в ежовых рукавицах.
— Куда вышел? — уточнил Барс без особого страха в голосе.
— А ты как думаешь, куда? — сощурилась учительница.
— Могу в окно, — предложил он дерзко. Поднялся и действительно направился к окну. Даже успел распахнуть его.
— Барсов! А ну перестать валять дурака!
— Да я никого не валяю, Людмила Руслановна. Костров же на месте, — кинул насмешливый взгляд на друга Барс под хихиканье одноклассников. И тот показал ему средний палец. — Я выхожу, как вы и велели.
— Куда ты выходишь?! — потеряла терпение учительница.
— В окно.
— Выйди из класса, Барсов. Через дверь. Как все люди. Даю тебе десять минут, чтобы успокоиться. Потом вернешься.
— А если я не хочу возвращаться? — спросил он нагло. Смешки стали громче.
— Тогда не возвращайся. Твое право. А теперь выйди и дай мне объяснить тему твоим одноклассникам. Не воруй у них время.
Барс небрежным жестом схватил рюкзак и действительно ушел. На русский язык он больше не вернулся. Я увидела его лишь на следующем уроке — на истории, которую вел интересный учитель. Это был мужчина лет шестидесяти, с лысиной и бородкой, который так увлеченно рассказывал обо всем, что я заслушалась. Казалось, заслушался весь класс, даже тупой Барсов. И уже потом от девчонок я узнала, что он на самом деле преподаватель в местном государственном университете, работает на истфаке. И заодно учит детей в школе.
На следующих трех уроках Барсов снова вел себя вызывающе. Поэтому на последнем, когда мы снова оказались в классе нашей Ольги Владимировны, она первым делом заявила:
— Так, Барсов и Костров, сладкая парочка. Сегодня только второе сентября, а на вас уже три учителя пожаловалось.
— Мы ничего не делали, Ольга Владимировна, — заявил белобрысый дружок Барса.
— Да вы что? Вас оклеветали? С ума сойти, — усмехнулась Ольга Владимировна. — Одиннадцатый класс, вы уже совсем взрослые, а ведете себя хуже пятиклассников. Не думала, что буду делать это, но вы меня вынуждаете. Сейчас я вас рассажу. И отныне вы будете сидеть так, как я сказала. Рассадка не только их двоих касается, — обвела строгим взглядом класс учительница. — После лета не у всех дисциплина хромает.
По кабинету пронесся встревоженный гул. Пересаживаться никто не хотел, однако пришлось подчиниться. Мне-то было все равно, а вот остальные волновались.
В итоге Ольга Владимировна рассадила добрую половину класса, стараясь к девочке посадить мальчика — благо, что и тех, и других было поровну. Милану посадили с одним дружком Барса, белобрысым, а Дилару — с другим, у которого были короткие волосы и хулиганское лицо.
— Так, Барсов, в этом году будешь радовать меня за первой партой, — в самом конце сказала Ольга Владимировна, и тот со стоном закрыл лицо руками. — Сядешь на место Наташи. А ты, Наташа, переберешься на второй ряд к Толе.
Глаза моей соседки округлились. Явно ни к какому Толе она пересаживаться не хотела. А до меня дошло, что классная решила посадить Барса со мной.
О. Мой. Бог. Только не это.
— Ольга Владимировна, я тут привыкла, — жалобно протянула староста. — Можно, я останусь? Пожалуйста.
— Наташа, пересядь, пожалуйста, — сдвинула брови учительница. — Барсов, тебе особое приглашение нужно?
— Мне никакого приглашения не нужно, — глухо ответил тот. Почему-то я думала, что он ослушается Ольгу Владимировну и не пересядет. Останется на галерке в одиночестве. Но он все-таки сграбастал ранец, подошел и в сердцах бросил его на мою парту. После сел сам — да так, чтобы быть подальше от меня. Еще и отвернулся. Дуболомина несчастная!
— Замечательно, — поджала губы Ольга Владимировна. — Начинаем урок. И да, если я узнаю, что вы пересаживаетесь без моего ведома, вызову родителей. Я не допущу, чтобы учителя делали мне замечания по поводу вашего поведения. Уяснили?
По классу снова пронесся гул. Мол, уяснили.
Начался урок.
Я записывала теорию за Ольгой Владимировной, которая, как оказалось, хорошо разбирается в математике, и легко решала уравнения. Даже к доске вышла по собственному желанию, потому что знала решение — проходила со своей репетиторшей. А вот Барсов явно скучал. То зевал, то начинал что-то чертить в своей тетради. Ко мне он так и не поворачивался, будто я была не человеком, а мусорным баком, от которого несло помойкой.
— Барсов, сядь ровно, — не выдержала, наконец, Ольга Владимировна. И только тогда он нехотя сел прямо. Я искоса на него взглянула и подумала, до чего же он мрачный тип. И почерк у него корявый. И наверняка он тупой как валенок.
Он обернулся, зараза такая, и поймал мой взгляд.
«Что?» — прошептал он одними губами, причем с таким зверским выражением лица, что я, задрав носик, отвернулась. Идиот. И угораздило же меня так попасть. Мало того, что живет напротив, так еще и одноклассник, с которым мне приходится делить одну парту. Может быть, меня прокляли?
Урок закончился, и мы стали собирать вещи. Других уроков на сегодня во временном расписании не стояло, и одноклассники спешили домой. Мне тоже не хотелось задерживаться в школе. Я обещала маме прийти домой пораньше.
— Черный? — вдруг тихо спросил Барс.
— Что? — не поняла я. И тогда он кинул выразительный взгляд на мою грудь.
— Черный, говорю? — нахально повторил он.
— Зеленый в горошек, — сорвалось у меня с губ против воли. Да что за подлый червяк?!
На его разбитых губах появилась знакомая веселая улыбочка.
— Мне нравится черный. Носи чаще, а лучше вообще не носи, — прошептал он мне на прощание и смылся вместе с друзьями. Был бы он обычным парнем, я бы в него пеналом запулила, ей-богу!
Домой я вернулась в хорошем настроении. Шла вместе с Диларой — мы жили неподалеку. И всю дорогу болтали. Кажется, в школе меня приняли неплохо и вроде бы даже подружки появились. Мы и так общались, и в общем чате переписывались. Значит, жизнь не так уж и плоха!
Мама накормила меня обедом — разумеется, приготовила лазанью, которую любил Андрей. И унеслась в магазин. Ведь Андрею нужно было купить новые рубашки, ведь у него самого не было времени, и что-то там еще. Почему Андрей сам себе ничего не покупает, я не знала. Меня вообще раздражало, что мама делает все, что он скажет. И готовит, и убирается, и стирает, и не выходит на работу, потому что Андрею так нравится. Вот папа был другим. Он помогал маме по дому, несмотря на то, что уставал на работе, и со мной возился все время. Папа действительно был хорошим человеком. Жаль, что хорошие люди уходят раньше.
