Я приподняла брови.
— Наверное, нет… так что же случилось?
— За несколько недель до первых торгов, компании, на которые я нацелился, внезапно получили огромные денежные вливания от анонимных инвесторов. Каждая из них. Их акции взлетели буквально за одну ночь, фактически разрушив планы, которые я строил целый год. Я покопался немного глубже, и угадай, кто вложил кучу денег в эти компании?
— Миранда?
— Да, и она тоже… но прежде всего, мой отец.
Я прикрыла рукой рот.
— Твой отец узнал о твоих планах?
— Он не просто «узнал». Миранда рассказала ему.
Я уставилась на Коннора.
— Да ты шутишь.
— Неа.
— Почему?!
— Потому что, когда она убедила его пойти ва-банк, стоимость ее вложений в эти компании, увеличилась в четыре раза всего за одну ночь.
Я все еще таращилась на Коннора.
— Но… ты же предупредил ее, чтобы она ничего не потеряла…
— И она меня поимела.
— Она променяла тебя на деньги?!
— Не только. На власть тоже.
— Что ты имеешь в виду?
— Моя семья намного могущественнее и богаче меня, Лили. Я приближаюсь к их уровню, но до сделки по солнечной электростанции я был для них занозой в заднице. Может, очень надоедливой, но все же только занозой. Думай о моей семье как о семье Кеннеди, скажем, в 1955 году. Кеннеди все еще был сенатором, Бобби увязался за ним, но вся власть, вся реальная власть, как и деньги и влияние, принадлежали его отцу. Миранда явно не видела во мне Джона Кеннеди, она видела во мне Тедди. Он сделал много хорошего в своей жизни, но после своего провала в Чаппакиддике никогда не собирался становиться президентом. И думаю, она решила остаться с Джо Кеннеди и остальными членами клана, чем с паршивой овцой.
— Ты же догадался? Разве ты не спросил ее прямо?
— Конечно. Я поговорил с ней, как только узнал, что за инвестициями стоит мой отец.
— И что она сказала?
— Засмеялась и сказала: «Конечно». Она вовсе не пыталась это отрицать.
Я уставилась на Коннора.
— Но почему? Она сказала, почему так поступила?
— Думаю, что-то вроде: «Ты уменьшаешь ресурсы своей семьи. Если бы ты перестал воевать с ними и объединился, смог бы захватить весь мир».
Хорошо, невероятно это занудное и ужасное сравнение, но я подумала о Дарте Вейдере, который протягивает руку Люку и говорит: «Присоединяйся ко мне… совместными усилиями мы можем положить конец этому разрушительному конфликту и навести порядок в галактике».
После того, как, конечно, Вейдер отрезал Люку руку.
Хм… может быть, не такое уж плохое сравнение. (Если проигнорировать то, что Вейдер был отцом Люка.)
— Что же ты ответил?
— Сказал, что она уже облажалась, но я не был на 100 % честен, и теперь должен быть: у нее был последний шанс. Она могла выбрать меня или мою семью. Другого не дано. Она сказала мне не драматизировать. Думаю, дословно она сказала: «Я не признаю ультиматумов». Я посоветовал ей признать этот: выбирай или убирайся к черту и никогда больше не пересекайся со мной.
— Она просто усмехнулась и сказала: «Теперь я понимаю… все это время я думала, что эта одержимость отомстить семье что-то вроде переходного возраста. Я надеялась, что ты это перерастешь, но теперь вижу, что ты просто дурак. Это бизнес. Просто бизнес. Ничего личного». И я сказал ей: «Вот тут ты ошибаешься. Все это личное, особенно бизнес». А потом я заявил, что, очевидно, она сделала свой выбор давным-давно, так что может убираться к черту.
Я все еще смотрела на Коннора.
— Что она сделала?
— Ни слова не сказала. Просто посмотрела на меня, как на кусок дерьма… сняла обручальное кольцо, с презрением бросила его мне под ноги, а потом развернулась и ушла. На следующий день пришла пара помощниц и забрала ее вещи.
Я сидела с открытым ртом.
До встречи с Коннором я думала, что это в моей жизни много драмы. Оказывается, по сравнению с ним, у меня ее не было совсем. От его родителей до его невесты-социопата, я никогда в жизни не встречала никого, кто был бы настолько испорчен.
Он посмотрел на меня с легкой ухмылкой.
— Забавная штука, да?
— Я бы употребила другое слово.
Он выпил последние несколько капель из своего стакана и поставил его на кофейный столик.
— Что ты об этом думаешь?
— Я понимаю, почему ты последние восемь месяцев ни с кем не спал, — сказала я. — На самом деле, я удивлена, что ты не стал геем.
Он расхохотался, откинув голову на спинку дивана. Успокоившись, он вытер слезы с глаз.
— Ооо… хорошо сказано… уверен, Себастьян одобрил бы такой выбор, но нет, я слишком люблю женщин, чтобы одна плохая переманила меня на другую сторону.
Я протянула руку и погладил его по волосам.
— Слава Богу.
— Да… ну… помимо того факта, что я не стал геем, было много последствий, — продолжил он, внезапно тихо. — Я долгое время никому не доверял. На самом деле… если расскажешь ему это, я буду все отрицать… но одна из причин, по которой я не рассказал Себастьяну о сделке с Невадой, заключалась в том, что я беспокоился, не работает ли он с Мирандой за моей спиной.
— Что?! Думаешь, он бы помог Миранде? Он НЕНАВИДИТ Миранду!
— Всегда ненавидел. — Коннор закрыл глаза и покачал головой. — Я стал параноиком. Но к тому времени, когда начал контролировать это чувство, не мог сказать ему: «Да, кстати, я тебе не доверял три месяца назад, а теперь могу спокойно все рассказывать».
Я уставилась на него.
— Ты же не думаешь…
— Я знаю, что он этого не делал.
— Как? Откуда ты знаешь?
— Потому что я поручил третьим лицам тщательно проверить его. — Коннор открыл глаза и увидел встревоженное выражение на моем лице. — Лили, ты должна помнить, что меня только что предала женщина, с которой я собирался провести остаток своей жизни. Я никому не доверял.
— Но ты сказал мне прошлой ночью, — прошептала я.
Он улыбнулся.
— Потому что я тебе доверяю. — Затем его улыбка померкла. — И это меня пугает.
— Вот почему ты так себя вел? — спросила я, совершенно сбитая с толку. — Потому что можешь мне доверять?
— Нет, — он встал и подошел к окну, вглядываясь в темноту. — Потому что я собирался тебя отпустить. Я собирался вышвырнуть тебя за борт и оставить все как есть… но потом понял, что не могу. Вот тогда я и сорвался… потому что не мог сделать то, что следовало бы. То, что от меня требовала ситуация.
Как только его слова достигли моего сознания, мое сердце сжалось, и кровь застыла в моих жилах.
Не каждый день ты слышишь: «Да, я собирался позволить своей психованной бывшей разрушить твою жизнь, а потом понял, неаааа, не могу этого сделать. Хотя очень НАДО».
Но то, что Коннор сказал дальше, полностью уничтожило меня.
Он посмотрел на меня, все еще сидящую на диване. Его взгляд был мягким, и он слегка улыбался.
— Я не смог этого сделать, потому что понял, что уже влюблен в тебя.
29
Я уже говорила, что то, что я почувствовала, увидев те фотографии, было неописуемо. Мои эмоции в это мгновение были такими же, но в десятки раз сильнее. И совершенно по иным причинам.
Радость. Моё сердце разрывалось, в хорошем смысле. Я хотела плакать, в очень хорошем смысле. Мне казалось, что ощущение счастья во мне нарастает так быстро, что я могу лопнуть.
И ужас. Я была в ужасе от того, как быстро всё происходило, от того, что это значило.
Но больше всего я была поражена тем, что Коннор сказал это, он действительно произнес это вслух.
Ошеломление. Головокружение. Желание. Я хотела его, хотела поцеловать его, хотела заняться с ним любовью…
Стоп! Он ведь пьян, скорее всего всему виной алкоголь. Вот почему он это сказал? Произнёс бы он эти слова, если бы за последние два часа не выпил полбутылки виски? Приоткрыв рот, я смотрела на него, пытаясь понять. Силясь выбраться из бушующего, грозящего затопить меня потока эмоций. Тут его улыбка слегка померкла, а на лице появилось обеспокоенное выражение.
