class="p1">— Девять.
— Иисус.
— Самое печальное то, что я думаю, он знал, что произойдет. Я имею в виду моего отца. Прежде чем в тот день отправиться на встречу с ее дилером, чтобы расплатиться с ним, он собрал все мои вещи. Я помню, как он пришел ко мне тем утром и отвёл меня в школу, затем обнял меня так, словно это был последний раз, когда он меня видел. — Через несколько часов он и моя мама умерли. Я до сих пор думаю о том, как он обнял меня тем утром.
— Думаешь, он знал, что умрет?
— Я думаю, он знал, что это возможно. Но он любил мою маму, поэтому все равно пошел. Часть меня думает, что, возможно, он надеялся, что все закончится именно так, просто чтобы ему не пришлось продолжать жить без нее. — Я делаю вдох. — Я не уверена чего боюсь больше. Того, что ты разобьешь мне сердце, или, что в конечном итоге я разобью твое.
— Думаешь, я смогу разбить тебе сердце, ягненок?
— Я думаю, что ты единственный человек, у которого есть сила сделать это, — признаюсь я, рассказывая ему правду, с которой я так старалась бороться. Ту, которая решит мою судьбу, а возможно, и его тоже.
Я влюблена в этого мужчину. К лучшему или к худшему, но мое сердце принадлежит ему. Я просто надеюсь, что он знает, что с этим делать, потому что я понятия не имею.
Зейн
Я смотрю на Эмму, пытаясь осознать. Она говорит, что любит меня? Боюсь надеяться, но все равно надеюсь. Это мощная вещь, когда это все, что у тебя есть.
— Почему ты так уверена, что я разобью тебе сердце, малышка?
— Я не знаю. — Она беспомощно пожимает плечами. — Может быть, потому, что ты заставляешь меня чувствовать то, что я боюсь потерять.
— Что это такое?
— Как будто я не одинока. — Ее серьезное, испуганное выражение лица разбивает мое сердце пополам. Она тянула на себе чертовски много вещей чертовски долгое время, больше, чем кто-либо должен был нести. Страх оказаться такой же, как ее мама, горе из-за потери родителей и ответственность за бабушку и Бетси… ей пришлось чертовски быстро повзрослеть. Это убивает меня.
— Я так чертовски долго была ответственна за все, Зейн. Нести все это утомительно. А потом ты приходишь и обещаешь мне, что позаботишься обо всем. Ты заставляешь меня чувствовать, что, возможно, я могла бы опереться на тебя, но я… У меня никогда такого не было. Я не хочу это потерять, и мне страшно, если я позволю тебе подойти еще ближе, то это случится.
— Черт, — рычу я. Конечно, она боится, что потеряет это. Она потеряла больше, чем кто-либо должен был, гораздо раньше, чем следовало бы. Конечно, она боится впустить меня, когда это означает, что она может потерять больше. Но все это зря.
Я никуда не уйду. Она ни черта не могла сделать, чтобы изменить мое мнение. Даже в свой худший день она не способна нанести такой ущерб, который причинила ее мать. Это просто не то, кем она является. Она яркая, сияющая и чистая, вплоть до основания.
И я буду стараться изо всех сил, чтобы охранять эту часть ее, защищать ее, как сокровище, которым она и является. Это моя работа как ее мужчины. Позволить миру ожесточить меня, чтобы она оставалась мягкой и милой. Использовать свою спину как щит, чтобы ничто ее не коснулось.
Я чертовски ненавижу, что она провела такую большую часть своей жизни в страхе, что останется одна, но ад замерзнет, прежде чем я позволю этому случиться.
— Ты не потеряешь это, Эмма, — шепчу я. — Я никуда не денусь. И мне плевать, что делают бабушка и Бетси. Я побывал в аду и вернулся ради этой страны. Ты думаешь, я бы не сделал того же для тебя и этих двух пожилых леди, чтобы вы остались втроем?
— Несправедливо просить тебя помочь мне с ними, Зейн.
— Ты не просишь, ягненок. Я говорю тебе, что так и будет, — говорю я, делая выбор за нее. — С того самого дня, как твоя великолепная задница вошла в мою контору, ты украл мое сердце. Хочешь ты этого или нет, но оно твое. Так что можешь свыкнуться с мыслью, что я останусь здесь. С таким же успехом ты можешь подготовиться к тому факту, что я буду здесь и буду сводить тебя с ума так же, как и они.
Я отпускаю ее и делаю шаг назад, чтобы расстегнуть рубашку.
— Что ты делаешь? — осторожно спрашивает она.
— Показываю тебе кое-что. — Я быстро расстегиваю пуговицы, прежде чем снять рубашку с плеч и бросить на край кровати. Ее глаза пожирают меня, заставляя мой член пульсировать. Но я на игнорирую жадного ублюдка и тянусь к ее руке. — Ты знаешь, что это значит, малышка?
Она проводит пальцами по татуировке на моей груди, ее прикосновения обжигают меня.
— «Familia ante omnia», — бормочет она, читая написанную фразу. — «Familia» означает семья, но остального я не знаю.
— Здесь говорится, что семья превыше всего. Это означает, что семья важнее всего. — Я тяну ее обратно в свои объятия, запрокидывая ее голову назад, пока эти красивые голубые глаза снова не смотрят на мое лицо. — Это не просто слова, выгравированные на моей коже. Это именно то, как я всегда жил. Моя семья превыше всего остального.
— Мне это нравится, — шепчет она.
— Теперь ты моя семья, ягненок. Бабушка и Бетси теперь семья.
— Зейн. — Выражение ее лица становится мягким, когда ее пальцы танцуют по тонким линиям чернил.
— Я влюблен в тебя, Эммалин Купер. Без памяти, дико, безумно влюблен в твою великолепную задницу. Поэтому мне нужно, чтобы ты проявила смелость и поверила, что я никуда не уйду. Ни сегодня, ни завтра, ни в первый раз когда бабушка и Бетси создадут проблемы. И не в пятнадцатый и не в пятидесятый раз. Ты моя семья, а я не отказываюсь от своей семьи.
Она моргает, глядя на меня, благоговение отражается в каждой тонкой морщинке ее лица.
— Ты имеете в виду именно это, не так ли?
— Какую часть?
— Все это.
— Каждое слово. — Я касаюсь ее губ своими.
— Я тоже тебя люблю, — шепчет она.
Впервые в жизни я знаю, что такое совершенство. И впервые в жизни точно знаю, как выглядит рай. Это маленькая фигуристая овечка смотрит на меня с желанием в глазах и любовью
