От ее пищащего гонора, от подобных ошеломительных версий уши сворачивались в трубочку, а в голове стоял глухой звон.
Я сидела неподвижно. Обтекала молча и не могла понять, что ею движет: желание пройтись по мне катком из унижений или банальная жажда выказать мне свои права.
Откуда в ее крошечном мозге появилась мысль, что я могу выстраивать какие-то хитроумные планы в отношении Макара?
Это же уму непостижимо!
Что могло натолкнуть ее на эту мысль? Почему-то же она думает, что я сплю и вижу, как отбиваю его у нее. Путем стирания коленок в кровь и мольбы вернуться ко мне.
Смешно даже.
Интересно, а что Макар наплел ей обо мне?
Что-то же послужило этому мощному каловому прорыву. Дерьмо так и лезло изо всех щелей.
Меж тем Оля продолжала вываливать на меня грязные помои, не давая и слова вставить. Впрочем, приличных слов у пока не находилось.
— Что тебе нужно от него? Он же бросил тебя! Изменил! Потоптался по тебе, а ты как дура снова к нему липнешь! Прохода не даешь, наверное! Зачем ты прицепилась к нему? Хочешь сорвать нашу помолвку? Так я тебе этого не позволю! Он женится на мне! На мне! — ударила она себя кулаком в грудь и снова наставила на меня указательный палец, который хотелось вывернуть в обратную сторону. — Вот увидишь! И только попробуй надавить на жалость! Сама виновата! Беременностью Макара не разжалобить! Максимум, на что ты можешь рассчитывать — пинок под зад! И поверь, это будет еще по-божески! Надеюсь, ты меня услышала и свалишь отсюда при первой же возможности! Не мешай нам жить!
Я перестала понимать суть этой абракадабры еще где-то на середине.
Она же забросала меня камнями. Засыпала с головой. Закопала под толщей бессмысленных обвинений.
Кома... Это именно то слово, каким я могла охарактеризовать свое временное состояние.
Я пребывала в эмоциональной отключке.
Настолько она загрузила меня, что мне не сразу удалось вычленить из ее пылкого монолога какую-то отдельную фразу и разобрать ее по кусочкам для более детального анализа.
В голове была сплошная каша. Все смешалось.
Макар, жалость, беременность, пинок под зад...
Зато я наконец поняла, что Оля знает меня. Причем знает очень хорошо.
Столько подробностей она вылила на меня... И пускай, это было лишь ее тупое и ничем необоснованное видение. Ей удобно так думать.
Оля знала и то, что Макар изменил, и то, что он потоптался по мне, и даже про деревню... Чуть-чуть, правда промахнулась с последним.
Но с каким же извращенным удовольствием она это говорила. Она испытывала кайф от того, через что мне пришлось пройти.
Еще бы ей не радоваться! Макар ведь решил порвать со мной ради нее!
Из-за нее!
Так может, она судит меня по себе? Не я расчетливая дрянь, а она?
Боже...
Кажется, дошло...
Кажется, я наконец пришла к разгадке. Спустя столько времени я подобралась к самой сути.
Да, тогда, когда уже больно и не надо... Когда это ничего не решит, не изменит. Тем не менее в моей голове наконец сложился пазл воедино. Заполнились все пробелы.
И если моя гипотеза верна, в настоящую секунду я смотрела не просто в лицо девушки, с которой мне изменили, на которую меня променяли. Есть вероятность, что я смотрела на того самого "доброжелателя", приславшего мне неопровержимые факты измены.
Я смотрела и упивалась ее необоснованной злобой. Улыбкой, за которой скрывалась неуверенность в себе. Я тоже наслаждалась, но наслаждалась затаенным страхом потерять все... Отчаянием, поселившимся на дне ее глаз.
— Это ты сделала. Это твоих рук дело, — неуверенно слетело с моих уст, и это было всего-навсего предположение, дабы отследить реакцию.
Оля резким жестом перебросила свои волосы через плечо и, вскинув вверх подбородок, сложила руки на груди.
— На минуточку, я еще ничего не делала даже! Но могу! Имей в виду! — в ее словах таилась угроза.
Мне бы испугаться, но ни один мускул на моем лице не дрогнул, ни один нерв не лопнул.
Я больше не боюсь...
Это прежняя Алёна тряслась от каждого чиха, от любого косого взгляда в ее сторону, от смеха у нее за спиной, но ее уничтожили. Изувечили и прикончили. Вы же сами погребли ее в том самом туалете клуба.
Теперь я уже не та жалкая девчонка, которая позволит вытирать о себя ноги.
Как бы ни было тогда тяжело, но я собрала себя по кусочкам. Заделала почти все дыры, но не для того, чтобы какая-то выскочка попыталась унизить меня вновь. В стенах офиса, где я работаю... последние две недели. Не для того, чтобы мою жизнь превращали в цирковое представление.
Я ведь сегодня пришла не на работу. Я оказалась в дурдоме, где повсюду без присмотра шастают психически неуравновешенные. И я от них недалеко ушла. Словно безумие передается воздушно-капельным путем.
Иначе какого черта я не предприняла попыток потушить разгорающийся скандал. Нет. Вместо этого я подбрасывала дровишек в очаг возгорания.
— Ты была на мальчишнике... — рассуждала я вслух.
— Ну была и что? — кичилась Оленька, распушая павлиний хвост. Гордилась своим "подвигом", будто гордиться больше нечем.
И почему я сразу же отмела ее из списка подозреваемых?
Да потому что не могла поверить, что красивая, ухоженная девчонка из высших слоев общества додумалась бы опуститься до такого уровня...
Просто одно дело заниматься оральным сексом в запертой кабинке туалета, а другое — выставлять сей компромат на обозрение своей ненавистной сопернице, которая из чувства обиды вполне может обнародовать видео. Отомстить и слить в интернет.
Это же как напакостить самой себе. Вряд ли она стремилась к такой сомнительной славе и опороченной репутации. Вряд ли титулом "богиня минета" можно гордиться.
Хотя...
Оля доказала, что она помешена на Макаре. Маньячка, каких поискать. И Суворов утверждал, что сестрица его одержима им.
А такая двинутая мамзель могла пойти на что угодно. Что ей до титулов, когда рядом с ней будет человек, удостоивший ее такого почетного звания. Медаль бы ей вручить за заслуги на оральном поприще, она и ею будет гордиться.
— ...Следовательно, это могла быть ты, — продолжала я рыться в своих догадках, а Оленька внимала с надменной миной. — Ты знаешь меня откуда-то. Ты захотела избавиться от меня... чтобы заполучить Макара себе. Еще два года назад. Ровно так же, как и сейчас.
— И я избавлюсь, чего бы мне этого ни стоило! Уж поверь! — выразительно вклинилась она в мой монотонный монолог, только подтверждая домыслы.
— ...Но ты не придумала ничего другого, кроме как отправить мне видео с его изменой! Ты попросила кого-то снять вас, потому что иначе я бы не поверила. Ты заранее продумала план, как в короткие сроки устранить меня, еще до нашей свадьбы. Ты знала о мальчишнике Макара и неслучайно оказалась в том же клубе, — я отъехала на кресле к окну и театрально похлопала в ладоши, желая искупать ее в овациях. — Браво! Браво, Ольга! Я восхищена не только вашими умениями и завидной техникой владения ротовым отверстием, но и вашим блестящим умом!
Улыбка сползла с ее губ моментально. Они перекосились, уголки поникли. В округленных глазах читался вопрос.
— Ты о чем вообще? — озвучила она его слабо и неуверенно, вытянув физиономию в неподдельном изумлении.
— О видео, — отчеканила я.
— Не понимаю... какое еще видео? — начала она заикаться и часто моргать.
— Где ты одним местом пробиваешь путь к сердцу своего горячо любимого Макарушки! Где ты высасываешь из него последние капли совести в кабинке клубного туалета! — выдала я презрительно.
Короткая немая сцена. Полнейший ступор.
— Что-о-о? — в итоге сложила Оля губы трубочкой, — я... я не... — задыхалась она от возмущения, потихоньку соображая что к чему.
— ...Скажешь, не было такого?
— Выс-сас... — она осеклась и, резко захлопнув рот, судорожно сглотнула.
Оле вдруг поплохело.
Стыд прилил к ее шее и груди, выступая красными пятнами на коже. Под носом выступила легкая испарина, подбородок завибрировал, а стеклянные глаза застелила пелена.
