вылезает из каждого взгляда и каждого жеста.
Стоит окончательно признать: несмотря на отвратительную подноготную, он красивый — то бишь обладает тем самым набором черт, который запускает восторг в душе смотрящего на него человека.
А... какой кажусь я?
Я не знаю.
Чопорной, скучной, старомодной, осторожной?..
Все это — мимикрия под предпочтения Кости. Но я понятия не имею, кем являюсь на самом деле и кем могу быть.
Молодой препод виртуозно рассказывает о финансах, полусонные ребята сконфуженно кряхтят и покашливают, и я чувствую себя частью общности. В кронах деревьев за окном появились первые желтые листья, по пронзительно-синему небу плывут все еще летние облака, и тени от них проползают по скатным крышам далекого района.
Я испытываю восторг, совсем как на фесте, стоя в толпе возле сцены. Только тогда мою душу нечаянно разбудил Влад, а теперь я сама отпускаю ее на волю...
На перемене ко мне подваливает Макар.
— Привет, Москва! — он кладет на свободную половину парты тетрадь, ручку и телефон, садится рядом и улыбается. В васильковых глазах сияет солнце, припухшие веки и мятная жвачка во рту свидетельствуют о том, что накануне парню было еще веселее.
— Привет! — я не в восторге от его переселения, но представляю физиономию Кости, перекошенную ревностью и злобой, и тихонько смеюсь.
Макар принимает мой смех за безудержную радость, двигается ближе и шепчет:
— Ты вчера рано ушла.
— Да, представляешь, такая подстава... Голова разболелась! — врать я умею в совершенстве, он кивает и настороженно смотрит на мой шарф.
— Кстати, этот, странненький... как его там... Болховский, тоже ушел, сразу после тебя, — сообщает Макар. — Я уж подумал, не за тобой ли он увязался.
У меня беспричинно улучшается настроение.
— Что ты. Я гуляла в гордом одиночестве. Такие мутные друзья мне ни к чему.
— Это правильно. Можешь считать, что один очень хороший, положительный и адекватный друг у тебя уже есть, — Макар подмигивает, но мне становится дурно. Эта фраза запускает в мозгах цепочку ассоциаций, и они приводят к Косте... У них даже парфюм неуловимо похож.
Я моргаю и фокусируюсь на открытом лице невероятного красавчика — таких помещают на обложки молодежных романов и берут на главные роли в кино. Позорно краснею, но Макар понимающе прищуривается, щелкает жвачкой и просит у меня номер.
Оставшиеся занятия он сидит в телефоне, присылает мне мемы и милые гифки, а после пар вызывается проводить до дома.
И я шагаю с ним рядом по тихим улочкам, грею на солнце худые плечи, слушаю смешные глупости и снова представляю, как круто, должно быть, мы выглядим со стороны. Прямо сейчас я доказываю себе, что Костя был не прав насчет меня — на самом деле я достойна лучшего.
Однако правда в том, что даже здесь, на расстоянии тысяч километров, я продолжаю доказывать это ему...
— До завтра, Москва! — Макар легонько дергает меня за выгоревшую прядь, наклоняется с явным намерением чмокнуть в щеку, но я уворачиваюсь — и невинный поцелуй предполагает честность, но мой страшный секрет, надежно скрытый под шарфом, все еще хочется сохранить.
— Спасибо за компанию, Макар! Увидимся!
Вхожу в подъезд и медленно поднимаюсь на второй этаж — я оглушена острыми, яркими, незнакомыми эмоциями, среди которых могу распознать лишь легкую панику и стыд. В кармане рюкзака жужжит телефон — может, Макар вернулся и вознамерился зайти в гости? Эта догадка пугает и отдается тяжестью в груди.
Но с экрана счастливо улыбается мама, и я нажимаю на зеленый кружок:
— Алло? Привет, мам.
— Эрика, привет, детеныш! — частит она. — Как у вас там погода? Как учеба, все нормально? Тебе ничего не нужно?
— У нас жара, все двадцать пять, представляешь, мам? — я соскучилась, беззвучно реву и шмыгаю носом. — Не беспокойся, все у меня есть.
Поборовшись с заевшим дверным замком, вваливаюсь в темную прихожую и избавляю от балеток гудящие ноги.
— Какой предмет нравится больше всего?
Собираюсь ответить и вдруг давлюсь на полуслове. Она пытается выведать, на какую специальность я поступила.
— Я пока не могу сказать этого, но делаю успехи. Мне весело, мам. Появились новые друзья. Тут уютно.
— Хорошо, не буду настаивать, — мама неожиданно легко сдается. — Главное, парней к себе не подпускай. Они в своей массе непорядочные и думают только об одном.
«Да, уж... Костя позаботился о том, чтобы я никого к себе не подпустила», — едва не срывается с языка, но мама уже сменила тему и передает привет от бабушки.
***
Утро четверга выдалось жарким: солнце светит во всю мощь, столбик термометра неумолимо ползет вверх, от духоты не спасают даже распахнутые настежь окна.
Я проснулась с навязчивой идеей сдуть с себя пыль, изменить образ, раскрыться. Чтобы соответствовать Макару. И чтобы больше ничто не напоминало о...
Готовлю легкий перекус, мурлычу под нос дурацкую песенку и листаю ролики известных блогерш, но от их стиля веет приторной фальшью — подражание им не прибавит мне очков.
Щелкает оповещение о входящем, и я в замешательстве замираю у стола — сообщение не от Макара и не из группового чата.
Оно пришло на мой пустой секретный профиль.
«Золотце, это ведь ты? Я знаю, это ты ко мне заглядывала, у меня бот для отслеживания гостей страницы. Соскучилась, да? Не грусти, нет повода. Говорят, рекордно теплая погода установилась за Уралом... Значит, очень скоро мы встретимся, Эрика, и ты представишь меня своим новым друзьям».
Стены качаются и обрушиваются на голову, я задыхаюсь и хватаю воздух ртом. Сползаю по стене, зажмуриваюсь, накрываюсь кухонным полотенцем и глубоко дышу.
— Мама, чтоб тебя... Как ты могла... Зачем ты все это ему рассказала?!.
Зрение проясняется, пульс приходит в норму, но руки все еще дрожат. Дотягиваюсь до валяющегося на полу телефона и, с трудом попадая по нужным буквам, пишу Макару:
«Ты вышел? Может, дойдем до универа вместе?»
Он понимает мое предложение неверно и мгновенно отвечает:
«Уже лечу, Москва!»
***
…Все вокруг тебя умирают. Ты погубишь и меня...
Я плаваю в густом киселе, легкие горят, кости ноют и трещат, словно по ним взад-вперед проехался асфальтоукладчик.
Зубы отбивают дробь, тонкое шерстяное одеяло не греет, а в ребра впиваются жесткие пружины древнего, воняющего плесенью дивана.
Мешком переворачиваюсь на спину, и из груди вырывается стон.
— Владик, ты это... Чаю
