Что-то холодное и мокрое лижет щеку. Я смеюсь, отталкивая Уинстона. Темные собачьи глаза встречаются с моими под двумя кустистыми шнауцеровскими бровями.
— Доброе утро. Хорошо спалось?
Он запрыгивает на матрас и сворачивается клубочком там, где спал Адам. Уинстон победоносно вздыхает и закрывает глаза, это слишком мило, чтобы выразить словами. Я оставляю его в покое и ищу кофточку и нижнее белье. Затем заворачиваюсь в одеяло и отправляюсь на поиски Адама.
Я нахожу его на кухне. Волосы растрепаны, он в том же свитере, прижимает телефон к уху. Глаза Адама загораются, когда он замечает меня.
— Доброе утро.
— Доброе.
— Хорошо спалось?
Я киваю.
— Да. Мне было очень тепло.
— Мне тоже, — он смотрит вниз на мои голые ноги, и улыбка становится шире. — Я пытаюсь разобраться в ситуации, — говорит он и слегка машет телефоном.
— В ситуации?
— С отключением электричества. По крайней мере, снегоуборочные машины в пути. Сможешь добраться до дома уже к полудню.
— Родители! — я тянусь за телефоном, забытым на кухонном столе. Они оставили несколько сообщений. Я отвечаю, что все в порядке и чтобы они не волновались.
«Езжайте осторожно» — добавляю в сообщении, потому что одному Богу известно, сколько снега лежит на дорогах между Фэрхиллом и Лонкастером.
Адам находит в одном из шкафчиков кофейник и наполняет его водой.
— Хочешь кофе?
— Конечно. Но как мы будем его нагревать?
Он ухмыляется.
— Камин.
Тридцать минут спустя он смешивает растворимый кофе в кофейнике с очень большим количеством пепла. Я сижу, скрестив ноги, на матрасе перед камином и любуюсь зимней страной чудес за окнами. Задний двор покрыт одеялом из белейшей, свежайшей пудры. В этот день нужно пить горячее какао и играть в игры. Посмотреть рождественский фильм или украсить пряничный домик.
Адам садится рядом, и я кладу голову ему на плечо. Он замирает, рука ложится на мое голое колено.
— Спасибо за вчерашнее, — говорю я.
Его рука сжимается.
— Спасибо, что составила мне компанию.
— Елка, еда… виски. Все это. Думаю, это считается вторым свиданием, не так ли? Рождественская ярмарка была первым.
Он долго молчит, и сердце сжимается. Возможно, это было самонадеянно с моей стороны. Вчерашние разговоры о свиданиях, возможно, были вызваны просто избытком виски.
— Ладно, — бормочет Адам. — Я расцениваю это как комплимент, Холли.
— Спасибо?
Он запрокидывает мою голову и прижимается поцелуем к губам. Я остро осознаю, что ещё не принимала душ и не умылась, но ему, похоже, все равно. Адам слегка улыбается и снова смотрит в окно.
Я не могу разглядеть выражение его лица.
— Ты сожалеешь об этом? — спрашиваю я, чувствуя, как замирает сердце.
— Ты ведь не позволишь мне ничего скрыть, правда? — говорит он, и сердце почти останавливается. Но затем он обнимает меня. — Нет, я не жалею, правда. Просто чувствую, что воспользовался преимуществом.
— Ты этого не сделал, — говорю я, щеки горят. — Если уж на то пошло, я была настойчивой. Мне жаль.
Он смеется.
— Я был готов. Ты меня очень заводишь.
— Правда?
— Думал, это было очевидно прошлой ночью, — сухо говорит он. — Я хочу продолжать видеться. Позволишь пригласить тебя на ужин на этой неделе?
— Да.
— Ты же будешь иногда заходить? Чтобы посмотреть на елку? — он кивает в сторону величественного создания в углу. — Знаешь, я понятия не имею, как за ней ухаживать.
Я прикусываю губу, улыбаясь.
— Да, приду. Не могу позволить тебе разрушить дух Рождества.
— Вот и отлично, — он берет мою чашку и ставит ее на стол, подальше от матраса. Затем обхватывает ладонями мой подбородок и целует. Это медленный и многообещающий поцелуй, я чувствую, как одеяло спадает с плеч.
Он прижимается своим лбом к моему.
— Ты мне очень нравишься, Холли.
— Ты мне тоже нравишься, — шепчу я.
— У нас еще есть часы до того, как снова включат электричество.
— И на что ты намекаешь? — я провожу руками по его шее. — Как мы скоротаем время?
Он легонько толкает, и я падаю обратно на матрас, притягивая мужчину ближе. Его улыбка кривая.
— Понятия не имею. Как следует развлекать гостя?
— О, я не знаю, — говорю я. Я пихаю одеяло, и оно спадает с тела. Сегодня так много света. Все его идеальные мышцы будут на виду… и я. — Ты мог бы снова назвать меня хорошей девочкой.
Его глаза загораются.
— Тебе это понравилось, не так ли?
— Да. Не знаю почему, но да.
Он прижимается головой к моей шее, и я смотрю в потолок, глаза трепещут, закрываясь.
— Здесь так светло, — шепчу я.
Он делает паузу. Темные волосы падают со лба мне на лоб, щекоча кожу.
— Ты великолепна, Холли. Чертовски нереальна. Я мог бы пообещать, что не буду смотреть, но соврал бы.
— Ох, — говорю я. — Ну, тогда, думаю, ты можешь смотреть.
Он ухмыляется.
— Хорошая девочка.
* * *
Встречаться тайно со своим соседом, когда живешь дома с родителями, сложно. Еще сложнее, когда вышеупомянутый сосед — городская знаменитость и национальная икона, Фэрхилл наводнен рождественским туризмом, а по Мэйпл-Лейн каждую ночь проезжают десятки машин, чтобы полюбоваться рождественскими огнями.
Но последнее, чего я хочу, так это чтобы родители прижались носами к стеклу гостиной и смотрели, как я иду к дому Адама.
— Через два города, — бормочет Адам рядом со мной. Рука ощущается тёплой тяжестью на пояснице, когда он ведет меня через ресторан. — Никто не должен видеть нас здесь.
— Никто не должен видеть меня здесь, — поправляю я.
— Поверь, людей не так уж сильно волнует мир технологий. Меня почти никто не узнает.
— Уверена, что борода помогает, — говорю я. Мы занимаем места в задней части зала, за самым уединенным столиком, как и просил Адам для нашего свидания.
Он проводит рукой по подбородку.
— Это новое дополнение. Что думаешь?
— Мне нравится. В нем ты выглядишь очень… сурово.
— Сурово?
— Да. Мужественно, я полагаю. Такой же, как… Неважно.
— Что ты собиралась сказать?
— Это не важно.
— Нет, это кажется очень важным, — он опускает меню, которое я держу в руках, чтобы скрыть смущенное выражение лица. — Такой же как что?
— Волосы у тебя на груди, — бормочу я. — Мне они нравятся.
— Серьезно?
— Да. Не знаю почему, но такие маленькие различия между нами заводят.
Его улыбка становится шире.
— Расскажи мне больше.
Боже, помоги, но я хочу поделиться своими мыслями.
— Ну, например, когда ты кладешь руку мне на грудь, и она выглядит загорелой, а волосы на твоей руке темные? На фоне моей бледной кожи? Мне это нравится. Кроме того, я не могу поверить, что говорю это вслух, — я закрываю лицо меню. — Убей меня прямо сейчас.
Адам смеется. Это теплый звук, восхищающийся.
— Не прячься.
— Ты, наверное, пересматриваешь решение проводить со мной время. Думаешь: «Вау, она странная», и завтра поедешь обратно в Чикаго.
— Этого не случится, — говорит он. — Мне все ещё нужно присматривать за рождественской елкой.
— Верно. Ты не можешь отказаться от своих обязанностей, — я просматриваю меню и встречаюсь с его танцующими глазами.
— Мне нравится, когда ты рассказываешь, что тебя возбуждает, — говорит он. — На самом деле, очень сильно.
Его взгляд опускается на мои губы.
— Я бы ответил взаимностью, но боюсь, что могу отвлечься, если сделаю это. Я привез тебя сюда, чтобы поужинать, знаешь ли. Не уходить же, заказав напитки только ради того, чтобы целовать тебя до потери сознания в машине.
— Твоя машина достаточно большая, — говорю я. — Мы могли бы сделать больше, чем просто целоваться.
Адам стонет.
— Холли, я пытаюсь быть джентльменом.
— Я ценю это, но ты не обязан быть им.
— Да. Потому что такое чувство, что это могло бы… хорошо. Я хочу, чтобы у нас с тобой все было правильно. Это, — говорит он, предупреждающе поднимая палец в мою сторону, — не может быть просто рождественским перепихоном.
