Ознакомительная версия.
Во — вторых, в последние годы этот самый пресловутый химический монстр (вернее, монстрик) стал частным заводом — акционерным обществом с единственным владельцем. Большинство акций сконцентрировалось в руках одного человека, который не только был хозяином завода, но и директором. Акции оказались в одних руках, завод стал частным. попросту говоря, нынешний владелец украл завод, что для всех стало как кость в горле. Все годы советского и перестроечного периода завод стоял камнем, не выпуская ничего. Впрочем, нет. В советские годы на нем выпускалась отрава для тараканов. Но от этой отравы тараканы не дохли, а наоборот, становились жизнеспособнее, крепче и толще.
В перестроечные годы огромные корпуса цехов (где разворовали все, что только было возможно) стояли словно закостенелые, застывшие призраки минувших эпох, а немую тишину опустошения нарушали разве что гнездившиеся под крышами вороны. Долгое время у всего города завод был как кость в горле. Когда он не работал, все разводили руками, указывали на него и орали:” Вот до чего страну довели — вся промышленность погибла!» Когда же, став частным, завод набрал обороты, рабочих и даже принялся регулярно выплачивать свои рабочим неплохую зарплату, все возвели персты к небу и заорали: «вот эти сволочи, воры зажрались! Сперли завод прямо у государства из — под носа!» Вообщем, иначе не скажешь — кость в горле. Пустые корпуса советского периода наводили уныние. Потом они ожили.
Мой кошмар поднял на ноги колоссальный промышленный агрегат, заставив работать все корпуса — а их было около пяти, в разных концах города. Завод заключил контракт с крупной зарубежной фирмой на изготовление сырьевой бытовой химии и лицензионной, марочной парфюмерии. Заграничное предприятие поставляло готовое сырье, а сам продукция по лицензии производилась на заводе. Бытовые чистящие химические средства (стиральные порошки, дезинфекторы для сантехники, отбеливатели, красители и т. д.) и парфюмерия (мыло, зубная паста, шампуни, краски для волос, духи, туалетная вода, гели для душа, пена для ванн, кремы и т. д.) пользовались огромным спросом потому, что стоили не дорого, а качество было хорошим. Я сама пользовалась большинством наименований этой продукции. Это была только одна из линий работы завода.
Другая заключалась в большом количестве удобрений для сельхозработ, химических добавок для крупного машиностроения и сталелитья. И были еще цеха, в которых изготовлялись транспортные детали (что-то связанное в автомобилями), со специальной химической обработкой деталей. Честно сказать, я сама толком не знала, чем занимается этот промышленный колосс. Знала только то, что писали в газетах. И во главе всего этого стоял только один человек. Мой кошмар. Один человек, за короткий период времени превративший заброшенный, опустевший, разломанный агрегат в процветающее промышленное производство.
Завод обеспечивал большое количество рабочих мест с зарплатой и полным социальным обеспечением. Зарплату выплачивали регулярно, причем деньгами, а не продукцией. Сотрудники развозились с работы и на работу автобусами в разные районы города. Конкурс на рабочие места был там колоссальный, люди мечтали туда попасть.
В — третьих завод находился в центре города, в самом центре, и этого никто так просто не собирался простить. Местонахождение и два вышеперечисленных фактора превратили завод полимеров в настоящую зону вечных боевых действий. Не проходило месяца, чтобы в зоне этого огня не разгоралось какой-то очередной войны. С заводом воевали все, кому не лень. Этому особенно способствовал плохой характер моего кошмара, словно специально провоцирующего огнь на себя. Воевали все — но никто не выигрывал. Кроме моего кошмара. Он сумел из всех обстоятельств извлечь выгоду для себя. Наверное, он был выдающимся человеком. Он видел то, чего реально достиг. И то, во что была вложена такая доля его нечеловеческого труда, просто невозможно было снова бросить на поругание и запустение.
В самой середине рабочего дня на заводе бурлила жизнь. Возле главного корпуса стояла куча роскошных иномарок, в широко распахнутые ворота въезжали и выезжали грузовые машины — одна за другой, суетились какие-то люди. Из цехов доносился гул. Над всей территорией стоял плотный, густой смог — устоявшийся запах промышленной химии. Вокруг бурлила крупная жизнь. Настолько бурная, что врезаться в самую гущу толпы я не решилась. Проще говоря, я не посмела никого спросить. Я растерялась посреди этой суеты, а огромные корпуса гиганта так возвышались надо мной, над небом — словно придавливая меня к земле. Поэтому, вздохнув посреди всего этого столпотворения, я прошла мимо. В тот же вечер раздался телефонный звонок.
— Мне нужно срочно с тобой поговорить. Буду через полчаса. Выйди.
Я удивилась и обрадовалась — одновременно. Удивилась потому, что мы виделись всего два дня назад. У нас было просто замечательное свидание (одно из лучших), к которому больше ничего не следовало добавлять. Зачем же он снова хочет меня видеть? Но я обрадовалась — я радовалась всегда, когда он звонил. Каждая моя встреча с этим человеком был мой праздник. Никому не понятный, исключительно мой!
Я не сопоставляла его образ жизни с тем, что видела этим днем (магазин, заводские корпуса) с человеком, с которым мне предстояло увидеться. Не сопоставляла себе потому, что не могла реально представить его, командующего людьми. Мне всегда казалось, что он на работе и он со мной — два абсолютно разных человека. Истина была гораздо проще. Таким, каким он был на работе, видели его все. И только я одна на всей земле видела его в интимные минуты слабым и беззащитным. Словно сбрасывающим свою защитную маску и приоткрывающим запретную часть души. Единственное место, где мужчина бывает беззащитным и открытым — это постель женщины. И оттого, глядя на смягчившиеся черты его лица, когда он тихонько засыпал рядом, мое сердце переполнялось такой щемящей, такой острой нежностью, что мне хотелось обнять его, как маленького ребенка, и крепко прижать к груди. Своей любовью защитить и сберечь от окружающего мира. От зла, зависти, предательства, подлости и жестокости. От всех этих чего-то бесконечно ждущих от него людей.
Из окна я всегда видела, как подъезжает его машина. И выскальзывала из дома очень быстро, чтобы не заставить его ждать. Я знала, что наши свидания — это очень короткие, словно порванные минуты (других у него нет), и не хотела терять ни одну из них.
Когда я села в салон, я увидела, что его лицо напряженное и злое. Поздоровалась с ним, он что-то невразумительное буркнул в ответ. Но я не придала этому особого значения, подумав, что у него очередные неприятности на работе. Мы быстро и молча поехали к его квартире. Вошли внутрь.
Ознакомительная версия.
