Ознакомительная версия.
– Ля проглотил, си не вытянул. Дыхание, Петя, дыхание. Не будешь держать – ошибешься. Еще раз. – Дина ясно представила энергичный Олин кивок и взмах рук аккомпаниатора Лилии Петровны, что уже через секунду опустились на клавиши. Дина приготовилась насладиться чудесным голосом, который замечательно заглушал суматоху в коридоре. Оттуда уже через замочную скважину в кабинет проникало нетерпение, а Дине спешить не хотелось. Еще пять минут отдыха после нелегкого рабочего дня. Это только кажется, что ты сидишь и ничего не делаешь. Подумаешь, слушать, как другие играют, и исправлять. Невеликий труд. Труд. И еще какой. А услышать эту ошибку, уловить миг, долю секунды. Чуть затянувшуюся паузу, или поспешное вступление, или слишком сильное нажатие педали. Ты не просто слушаешь. Слушает каждая частичка твоего тела. Каждый мускул напряжен. Кажется, что ты чувствуешь концентрацию своих барабанных перепонок. И так несколько часов подряд. Не успел уйти один ученик, а уже приходит другой. И так замечательно, когда есть пять минут, когда ты можешь себе позволить просто слушать музыку и не вслушиваться в нее, просто наслаждаться и не замечать каких-то неточностей в исполнении. Дина буквально уловила, как Петя раскрыл легкие и набрал дыхание, но наслаждения не случилось. Петино вступление было прервано резким скрипом двери.
– Здравствуйте! Вы будете проводить собрание? Мне сказали, к вам можно обратиться. – Представительный мужчина в костюме и очках. Нос с небольшой горбинкой, но очень благородной, римской такой. На голове наметилась лысина, ничуть, впрочем, не портившая незнакомца. Губы чуть тонковаты. Таких губ Дина не любила. Их обладатели казались ей жесткими, хитрыми и даже злыми. Хотя как она может судить? Ее внешность тоже мало кого может обрадовать. Волосы секущиеся и уже местами седые. Икры пухлые, живот выпирает. Это раньше Дина была вполне симпатичной, а в последнее время раздалась. Сидит сиднем целыми днями, питается бутербродами, а вечером бабушкиной совсем не диетической стряпней. Бабушка то картошки нажарит, то блинчиков напечет и подкладывает, подкладывает.
– Ешь, горемычная!
А потом сама же и выговаривает:
– Худеть тебе надо, Динка. Ни один мужик не позарится.
Не позарится – ну и ладно. Дине не мужик нужен, а гений. Чтобы не такой, как у всех. Чтобы особенный. А нет таких – и не надо. Мы издалека полюбуемся, и достаточно. А для грез нам Шопена хватает. Он и очков не носил, и волосы у него были густые, и губы, кстати, пухлые. Дались ей эти губы. Просто вошел человек, задал вопрос, надо ответить.
– Да, собрание скоро начнется, подождите в коридоре.
– Видите ли, я хотел бы поговорить с вами наедине. – Мужчина вошел в кабинет и, закрыв за собой дверь, уселся на стул. Дина невольно нахмурилась: искусство не терпит бесцеремонности. – Вопрос у меня личный.
– Личный? – Она почувствовала, что краснеет. Ох уж эта творческая ранимость и сентиментальность. Мало ли какой у человека может быть личный вопрос. Он его личный, а к ней пока отношения не имеет. Так и есть.
– Мне бы о занятиях договориться.
– Боюсь, у нас только до восемнадцати. – Она успокоилась и даже позволила себе улыбнуться. Вроде серьезный человек, а такой смешной.
– Это меня вполне устроит. Позже и не надо. Лучше в дневное время.
Дина снова смутилась:
– Вы меня не поняли. Занятия для детей, до восемнадцати лет.
– А мне не для себя. Для дочери. Ей шесть, в следующем году в школу пойдет, ну и к вам сюда хотим отдать. Только она уже второй год просит пианино. Купили вот, и стоит, можно ведь и начать играть, как вы считаете?
– Можно. Вам надо обратиться к директору с письменным заявлением, и ее возьмут на фортепиано без зачисления в музыкальную школу. – Она посмотрела на часы. Пора было начинать собрание. Она встала. – Директор принимает по понедельникам и четвергам с восемнадцати до двадцати (это я о времени, а не о возрасте). Но вы можете оставить заявление у секретаря, вас, то есть дочку, пригласят на прослушивание.
– Подождите! – Он тоже встал и теперь закрывал Дине выход. – Вы не поняли, я бы хотел договориться о частных уроках.
– Да? – Дина растерялась. – А почему со мной? Кто-то рекомендовал?
– Ну да, женщина из охраны.
Все ясно. Пришел наобум. Дитятко топает ножкой и требует «учителя танцев», а заботливый папочка готов выполнить любую прихоть.
– Мне сказали, что из преподавателей фортепиано сейчас свободны только вы, потому что будете вести собрание.
– Понятно. – Что ж, на ловца и зверь бежит. Если Дина так ему нужна, то он, наверное, не откажется. – Я соглашусь заниматься с вашей…
– Соней.
Ну да, сейчас вокруг одни Лизы и Сони, будто Наташи, Юли, Лены разом вычеркнуты из списка имен.
– …с вашей Соней, если вы согласитесь принять участие в субботнике.
– А нельзя ли как-то финансово…
– Нельзя! – вышло грубовато, но эффективно. Он, капитулируя, поднял руки вверх. – Оставьте ваш телефон у секретаря. Я позвоню.
– А можно я подожду до конца собрания?
Она пожала плечами. Делать человеку нечего – штаны просиживать. Дома его, что ли, не ждут?
– Пожалуйста. В зал тогда пройдите. У нас сначала концерт. Вы музыку любите?
– Очень!
Сердце Дины сбилось с ритма, затрепыхалось. Мало ли людей на свете любит музыку. Почему же мнение этого незнакомца оказалось для нее таким важным? Устала, наверное. Она выскользнула из кабинета, мужчина вышел следом. Повернула ключ в замке затаив дыхание. Только бы не встретиться взглядом, только бы не коснуться плечом. И что за наваждение? У него же дочь, семья. И что за напасть такая?! Ну, любит человек музыку, он же от этого не становится гениальным музыкантом. А если он гений в какой-то другой области? Ну что за мысли, право. Ерунда какая-то. У нее собрание впереди, а в голове чепуха.
Дина вошла в зал и обратилась к аудитории:
– Уважаемые родители… – Сколько народа! Всегда казалось, что это чудовищно мало, если учитывать количество учеников школы. Ну, конечно, на собрания приходило всегда не больше трети мамочек. Родители первоклассников всем составом, второклассников тоже много, а дальше – по три-четыре самых сознательных. Но сегодня полупустой зал кажется полным. Потому что она не может найти этого мужчину, не видит его среди стольких внимательных лиц, очков, шуршащих платьев и щелкающих замками сумок. Дина щурилась. Зрение начинало подводить, но времени сходить к врачу не было. Да и не хотелось идти. Очки ей, конечно, выпишут, только что она сможет купить? Страшную оправу с толстыми стеклами, за которыми ее и без того небольшие глаза превратятся в узенькие щелочки? К тому же минус совсем маленький, в обычной жизни практически не мешает. Машину она не водит, телевизор почти не смотрит, даже троллейбус, на котором ездит на работу, всего один – не надо заранее разглядывать номер. А к нотам Дина всегда близко сидит – видит хорошо. Вот когда начнет на диезы с бемолями щуриться, тогда и пойдет к окулисту. А пока… пока разглядеть бы мужчину. Вон тот в предпоследнем ряду? Вроде очки тоже и костюм. Нет, рубашка бордовая, а у того голубая была. Боже, какой смех! О чем она только думает?! – Мы очень рады, что вы нашли время откликнуться на наше приглашение… – А, вот же, справа, в третьем ряду, совсем близко. Ага, так близко, что очевидно: это не он. И очков нет, и даже губы пухлые она видит. Куда же подевался? Может, передумал? Что ему здесь время терять? Понятно ведь, человек без дела не сидит. Не специально же он так вырядился, чтобы в школу сходить. – Позвольте начать собрание с концерта наших лучших учеников. – Ну наконец-то! Вот же он, посередине, в пятом. Она все по залу глазами шарит, щурится, а он прямо под носом, смотрит на нее без стеснения, даже разглядывает. Естественно, надо оценить, кого к ребенку приглашаешь. Хотя что тут оценить-то можно? Разве только брошь или шарфик. Дина почувствовала, как щеки снова заливаются краской. Она отошла от микрофона и села. Села не как обычно спиной к залу, а сбоку, чтобы видеть его лицо. Сейчас бы очки не помешали, но кто знал, что так выйдет. Обычно Дина на концертах закрывала глаза. Даже об ударнике и первой скрипке мечтала вслепую. Зачем видеть недостатки, когда можно грезить о сплошных достоинствах? А сейчас, против обыкновения, ей хотелось видеть все. Впервые в жизни она не слышала музыки, впервые в жизни смотрела не на сцену, а в зрительный зал.
Ознакомительная версия.
