Внезапно ему захотелось, чтобы она ему улыбнулась, заставив репортеров поверить, будто их первоначальный интерес друг к другу никуда не исчез.
О чем он только думает, черт побери? Лишь небольшая его часть хотела, чтобы их брак оставался деловым соглашением, и это было нелепо. Когда все успело измениться? Когда он начал ей доверять?
– У вас есть еще вопросы? – произнесла Лили, вставая и вытирая руки о купальник. – Михалес слишком много времени провел на солнце. Мне нужно отнести его домой. – Она взяла ребенка у Алекса, вежливо намекая репортерам, что им пора уходить.
– Вы влюблены в принца Александроса? – спросил мужчина постарше.
Алекс затаил дыхание. Из всех возможных вопросов это был самый каверзный. Но Лили, кажется, нисколько не смутилась.
– Полагаю, половина женщин в западном полушарии влюблена в Его Высочество, – ответила она, улыбаясь. – Он замечательный. Спросите у ваших читательниц.
– Но ваш брак…
– Принц Алекс – человек чести, – сказала она. – Он поступил порядочно по отношению ко мне и нашему сыну. Вам следует им гордиться. А теперь прошу меня извинить, но нам действительно пора. Оставляю вас с принцем Александросом. Он ответит на остальные ваши вопросы. Приятного вечера.
– Можно мы сфотографируем вас троих вместе? – попросил репортер помоложе. – Всего один снимок.
Алекс был слишком ошеломлен, чтобы возражать. Миа никогда бы не согласилась на такую фотографию.
Лили подошла к Алексу с Михалесом на руках и улыбнулась.
– Вы не могли бы поднять принца Михалеса повыше? – попросил фотограф.
Алекс взял малыша у Лили. Михалес недовольно завизжал и потянулся к матери. Он поймал конец ее шарфа и дернул за него.
Будь ее волосы сухими, Алекс, возможно, ничего бы не заметил. Но в тот момент, когда шарф, стягивающий ее кудри упал, они рассыпались, и он увидел шрам.
Огромный шрам, начинающийся за ухом и тянущийся почти до макушки.
Репортеры ничего не заметили. Но Лили… Она знала, что он видел. Ее лицо застыло.
Ничего не говори, молили ее глаза.
Тогда он прильнул к ней и повернул ее таким образом, чтобы шрам не попал в кадр.
Ну почему он не спросил ее?
Алекс изобразил на лице улыбку. Когда снимок был сделан, он, не отстраняясь, передал Михалеса Лили, забрал у него шарф и повязал на голову Лили.
– Не хочу, чтобы ты обгорела, – пояснил он.
– Уже почти вечер. Этого нечего опасаться, – сказал фотограф.
– Не имеет значения. Вам пора домой, Лили. – Он легонько толкнул ее.
Поняв его намек, она улыбнулась репортерам, повернулась и направилась в сторону дома.
Алекс тупо уставился ей вслед. Она назвала его честным, замечательным, и ему было стыдно перед ней.
– Вы выглядите смущенным, Ваше Высочество, – заметил репортер помоложе.
Какого черта?.. Алекс постарался придать своему лицу беспечное выражение.
– Судя по вашему виду, вы не можете дождаться, когда снова затащите ее в постель.
Это уже слишком, подумал с негодованием Алекс.
– Вы меня, конечно, извините, – сказал он, – но это частный пляж, и вы не имеете права здесь находиться. Думаю, мы и так вам дали достаточно информации. Не могли бы вы уйти?
– Мы уже уходим, – сказал репортер и, немного помедлив, добавил: – Она отличается от своей сестры, правда?
– Думаете, я бы на ней женился, будь она такой же, как Миа?
– Мы хотели сделать несколько снимков украдкой, – признался мужчина. – Мы даже мечтать не могли, что нас подпустят так близко. Старый король и его жена никогда с нами не разговаривали.
Ему следовало поступить точно так же, подумал Алекс. Эти двое были вполне тактичны, но он все равно должен был защитить Лили.
– Знаете, какие будут заголовки в завтрашних газетах? – спросил репортер постарше, не сводя глаз с удаляющейся Лили. – «Не называйте меня мэм. Зовите меня Лили», «Народная принцесса» с вопросительным знаком. Нам нужно лучше ее узнать, прежде чем выносить окончательное суждение. Не хотите ничего добавить?
– Не думаю, – ответил Алекс, обнадеженный их словами.
– Вы хотите, чтобы мы упомянули, что вы грозились прогнать нас с пляжа?
– Лучше упомяните, что я сделаю все возможное, чтобы защитить то, что принадлежит мне.
– Отлично, – сказал репортер, ухмыляясь и что-то записывая в своем блокноте. – Теперь вам осталось только сказать, что вы влюбились в нее с первого взгляда.
– Ради наших читательниц, – добавил второй. – Они обожают любовные истории.
– Я на это не куплюсь, – ответил Алекс.
– Вы не можете от нее глаз отвести.
– Вы тоже.
Они втроем продолжили наблюдать за Лили, пока она не скрывалась за поворотом.
– Уверен, наши читатели сами сделают вывод, – весело произнес репортер постарше. – Мы сделали несколько отличных снимков. Знаете, на вашем месте я бы почаще выводил ее в свет.
Нужно, чтобы она завоевала сердца остальных островитян.
– Как завоевала ваше, – добавил репортер помоложе, озорно подмигнув Алексу. – Я могу приписать эти слова вам?
Он видел шрам.
Какое это имеет значение, подумала Лили. Она никогда не скрывала от него свою болезнь.
Если бы он ее попросил, она бы все ему рассказала.
Но…
Но ей не хотелось, чтобы он знал. Именно поэтому она приуменьшала серьезность своей болезни. Она не лгала ему, но и не говорила правду. Потому что правда до сих пор причиняла ей боль. При воспоминании о собственной беспомощности ее до сих пор бросало в дрожь.
Лучше думай об этом прекрасном доме, сказала она себе, вынимая сына из ванной и заворачивая в полотенце. За те несколько минут, что она здесь провела, ей не удалось осмотреть виллу. Зато сейчас у нее будет достаточно времени, чтобы это исправить. Вот только она найдет кухню, покормит Михалеса и уложит спать.
Ее комната была просторной и светлой. В ней было три французских окна с общим балконом, с которого открывался изумительный вид. Окна были открыты, и шелковые занавески легонько покачивались на ветру.
Цветы были повсюду. Дом плавно переходил в сад. Она не заметила границы, разделяющей их.
Его хозяин был мастером своего дела.
Ее мысли вернулись к Алексу. Был ли он до сих пор на пляже? Возможно, он не станет спрашивать ее о шраме.
Раздался стук в дверь, затем она открылась, и в комнату вошел Алекс. В отличие от нее, он уже успел переодеться.
В руках у него была бутылочка для Михалеса. Похоже, он умел читать ее мысли. Внезапно она осознала, что стоит перед ним в одном полотенце.
– Почему бы тебе не одеться, пока я его покормлю? – спросил он, протягивая руки к сыну.
