Она встает на цыпочки и шепчет мне на ухо:
— Именно намеренно.
Я вытаскиваю шлем из багажника, что сзади моего байка и одеваю его на голову Ди, застегивая его у нее на подбородке. Она просто идеальное сочетание чувственности и обожания, сексуальности и привлекательности — я бы мог взять ее прямо здесь, на улице.
Она забирается на мотоцикл и подмигивает мне.
— Прокати меня, Мэтью.
Я газую.
— Держись крепче.
Не каждая девушка походит для езды на мотоцикле. Одна или две из них так крепко за меня цеплялись, что оставили следы от своих ногтей, да так, что боль от этого проняла меня до самых конечностей. В другой раз, девица наоборот не слишком хорошо ухватилась — была слишком занята тем, чтобы улюлюкать и размахивать руками в воздухе — и со мной чуть сердечный приступ не случился, когда она свалилась. Слава богу, она не поранилась. Ди сжала меня, как надо — одной рукой обняла меня за пояс, а другая рука — у меня на бедре, как же прекрасно чувствовать, как ее грудь прижимается к моей спине, а подбородок ложится на мое плечо.
Я с радостью готов катать ее не только на своем байке, но и готов снова и снова усаживать ее верхом на себя.
После того, как мы подъезжаем к моему дому, паркуемся на частной парковке и направляемся в лобби. Долорес любуется впечатляющей архитектурой, пока я достаю почту из своего ящика. Когда мы входим в квартиру, я говорю Ди, чтобы она чувствовала себя как дома и прыгаю в душ. После того, как вытерся, натягиваю пару джинсов и фланелевую рубаху. Оставив ее расстёгнутой, я возвращаюсь в гостиную в поисках Долорес. Она смотрит в панорамное окно.
— Думаю, теперь я буду называть тебя «Верхний Вест-Сайд», — говорит она мне, улыбаясь.
— Но «Бог» подходит намного больше.
Она направляется к книжному шкафу.
— Замечательные фото.
Она смотрит на одну, где я в прошлом году снял Маккензи, которая посылает в камеру воздушный поцелуй. От вспышки ее голубые глаза здесь светятся по-особенному.
— Это Маккензи, — объясняю я. — Племянница, о которой я тебе говорил в среду вечером… которая технически таковой не является.
Я показываю на другое фото, что стоит рядом.
— А это мои родители.
Это черно-белая фотография — моя мама выглядит блаженной, отец грозным, их каждодневное выражение.
Я достаю камеру, чтобы убедиться, что у меня еще есть пленка, проверить линзы.
— У тебя есть комната для проявки пленки? — спрашивает она.
— Вообще-то есть.
В ее глазах появляется взгляд, который мне уже становится знакомым — тот самый, который говорит, что она возбуждается.
— А ты мне ее покажешь?
Я убираю камеру и поднимаю руку.
— Прямо туда.
На самом деле, это встроенный шкаф, без окон и достаточно большой, чтобы там поместились полки с реактивами и стол и с ванночками для проявки фотографий. Конечно же, тусклый коричневый свет. Я закрываю за нами дверь, когда Долорес оглядывается по сторонам. И тут на меня накатывает то чувство, когда мы играли в «Семь минут в раю» в возрасте тринадцати лет. Но в те времена, «рай» не был таким великолепным.
Ди оглядывает меня с ног до головы.
— Ты хоть представляешь, насколько это все сексуально, Мэтью?
— Немного, — признаюсь я.
Она прижимается ко мне, а я прислоняюсь спиной к закрытой двери. Ди целует меня в подбородок, а потом царапает по нему зубами.
— Ты когда-нибудь сфотографируешь меня?
Она сгибает колени и скользит вниз по моему торсу, ее теплые ладони оставляют за собой жаркий след, когда они едва касаются моей груди и живота.
Я тяжело сглатываю.
— Непременно.
Она усеивает мой живот легкими поцелуями.
— Мы будем, как современные Джек и Роуз из Титаника.
Теперь уже тяжело дыша, я говорю:
— Джек был слабаком. Если бы я был на его месте, я бы связал Роуз, вставил в рот кляп, и запихал ее задницу в спасательную шлюпку. А потом запрыгнул бы за ней.
Я хотел отметить, что если бы Роуз просто сделала так, как сказал ей Джек, они бы оба выжили.
Ди облизывает губы и спускает мои джинсы вниз, освобождая мой уже изнемогающий член. Берется своей маленькой ручкой за основание и медленно двигает ей вперед и назад.
— До тех пор, пока ты не сделаешь эти фотографии и не проявишь их здесь, я хочу, чтобы ты думал об этом, когда в следующий раз окажешься в этой комнате.
Все еще держась рукой у основания, она накрывает кончик моего члена своими губами, нежно его посасывая, и слегка прикасаясь к нему языком. Я сильнее прислоняюсь к двери — мои ноги становятся слабее. Она отрывается от меня, сильнее отодвигает крайнюю плоть и берет меня полностью в рот.
И я не могу сдержать стон.
— Чеееерт.
Ее рот такой горячий и влажный и она так туго меня сжимает, что перед моими закрытыми глазами появляются яркие вспышки. Медленно она наращивает силу посасывания ртом, и скорость ее руки — я зарываюсь своей рукой в ее волосы и крепко сжимаю.
Ди тоже мурлычет, а я умоляю:
— Быстрее…
Она удовлетворяет мою просьбу, и ее голова начинает двигаться быстрее, с каждым движением ее рта приближая меня к развязке. Я бормочу:
— Ди… да… уже скоро…
Она сжимает свой рот крепче, и потом я кончаю, яростно рыча и сильно сжимая ее волосы в кулаке — при этом пытаясь не тянуть. Как только она меня отпускает, я опускаюсь на пол, дыша так, будто я отбегал Нью-Йоркский марафон.
Дотягиваюсь до Долорес — притягиваю ее к своей груди. Целую ее в нос, в обе щеки и, наконец, в губы, глубоко.
— Я буду помнить об этом долго, очень долго.
— Миссия выполнена.
* * *
— Ты разыгрываешь меня, да?
Я снимаю свой шлем и пристегиваю его к своему байку.
— Нет, я серьезно.
Ди не слазит с мотоцикла.
— Я подожду тебя здесь, если ты не возражаешь.
— Да ладно тебе, мы уже на полпути, мне просто надо унести свой конверт.
— Ты когда-нибудь слышал поговорку: «Нервничает, как проститутка в церкви»?
— Кончай отпускать самокритичные комментарии. Будь оно так, я бы уже извелся от нервов. Пошли.
— Мне надо будет пить кровь?
— Только если ты на крещении.
Если вы еще не поняли, мы в церкви Святой Марии. Сегодня воскресенье, а по воскресеньям, я хожу в церковь, даже если только успеваю на конец мессы. У меня глубоко засела вера, что если я не приду, случится что-то ужасное.
Вот что с вами делают двенадцать лет учебы.
Тяну Ди за собой в вестибюль. Она делает осторожные шаги, будто она ступает по дому с призраками.
В дверях появляется седой джентльмен в костюме, неся в руках полную корзину для сборов.
