Какое-то время сидели молча. Любаша громко прихлебывала чай и хрустела сухарями, я же исподтишка ее рассматривала.
Ее природная красота если когда-то и существовала, то была безнадежно загублена годами пренебрежительного к себе отношения. Любаша старалась усугубить свои яркие черты: ей непременно хотелось, чтобы волосы были белыми, брови – черными, а губы – красными. Она малевала свой образ машинальными размашистыми штрихами, притом ее не волновали такие мелочи, как рваные заусенцы, облупившийся лак на ногтях, розоватые прыщи, предательски бугрящиеся под толщей маскировочных средств.
– Ты не переживай, я чистенькая, – вдруг сказала она, перехватив мой взгляд, – на той неделе была у врача. Ничего. Нас раз в месяц заставляют проверяться. Подцепишь гепатит какой-нибудь – твоя цена падает раз в пять.
– Значит, ты… работаешь в салоне интимных услуг? – Я решила хоть как-то поддержать разговор.
– Не-а, – Любаша откинула жесткую свалявшуюся прядь со лба, – на улице работаю, тут недалеко.
– Разве это не опасно?
– Не опаснее, чем в других местах, – хмыкнула она, – я же не сама. На точке работаю, там все культурно, есть хозяин и смотрящая. У них договоренность с милицией. Так что все поставлено. Правда, деньги приходится отстегивать, но что поделаешь. Жизнь дороже.
– И ты вот так… трудишься… каждую ночь? – Я совсем забыла о собственной проблеме и о навсегда потерянных бабушкиных серьгах.
– Ну почему, иногда отсыпаюсь, – пожала плечами Любаша, – я же тоже живой человек, мне выходные положены.
– А зарабатываешь много? Если не хочешь, можешь не отвечать!
– Смешная ты… Нормально зарабатываю, мне хватает. Еще и родителям помогаю, они у меня пенсионеры. Пятьдесят долларов в час получается, двести пятьдесят за ночь.
– Как мало, – потрясенно протянула я.
– Нормально, – отрезала Любаша, – я знаю девушек, которые за двадцать пашут и не обламываются. Мне еще хорошо, я здоровая, недавно в бизнесе, мне всего двадцать два.
– Ско-олько? – присвистнула я. Любаша выглядела моей ровесницей, а я отметила тридцатилетие в позапрошлом году.
– И грудь у меня большая, – продолжила она, проигнорировав мою бестактность, – и попа крепкая, и без претензий я особенных.
Я посмотрела на мутноватый чай, остывающий в моей кружке. Потом на рваные Любашины колготки. А потом уже на нее саму.
– Люба, а зачем ты вообще этим занимаешься? Неужели… неужели нет других способов заработать, тем более речь не идет о каких-то сумасшедших суммах!
– Слушай, Саш, – прищурилась она, – я тебя сюда пригласила не для того, чтобы ты мне морали читала. Кто ты мне, мамочка? И вообще, я спать хочу. Не на дискотеке была, как некоторые. Не против, если я вызову для тебя такси?
Вечером того же дня я отправилась по адресу, который дала мне Любаша: пересечение Садового кольца и тихого малолюдного переулка. Не то чтобы я желала увидеть воочию будничную жизнь работниц полового фронта. Но моя утренняя спасительница настаивала, чтобы одолженные триста рублей вернулись к ней уже вечером.
От метро, по Садовому, я шла пешком. Любаша предупредила: «Ты сразу поймешь, куда тебе надо. Кто-нибудь из наших всегда маячит на дороге».
И не обманула: через какое-то время я заметила на обочине одинокую женскую фигурку в летнем белом плаще. Не оставалось сомнений, что девица не просто ловит такси или остановилась перекурить, а именно находится на рабочем посту. Приветливый маячок для охочего до приключений ночного путника. По ее измученным герпесом губам гуляла такая блудливая улыбка, что мне захотелось отвести глаза. Ее униформа развеивала последние сомнения: из-под коротенького плаща выглядывали резинки обманчиво-невинных белых чулочков. «Неужели на ней и вовсе нет юбки? – подумала я. – Неужели она в лучших законах жанра распахнет перед сомневающимся сластолюбцем плащ, а там – только упакованное в развратное белье тело?!»
Когда я подошла вплотную, девушка улыбаться перестала.
– Чего надо?
Было ей лет семнадцать-восемнадцать.
Веснушки безграмотно замазаны пудрой, обведенные черным глаза смотрят настороженно и неприветливо.
– Я Саша, – кашлянув, сказала я, – простите, не подскажете, как мне Любашу найти?
– Какую Любашу? – подозрительно прищурилась она.
Взгляд у нее был странный – цепкий и туповатый одновременно.
– Любашу, – повторила я, только в тот момент сообразив, что я даже не знаю фамилии девушки, к которой пришла, – она работает тут.
В этот момент перед нами, взвизгнув тормозами, остановилась грязноватая «девятка». В приоткрытом окне маячили две мрачные физиономии – кавказцы. Из салона пахнуло сигаретным дымом и несвежими мужскими носками.
– Дэвушки, вдвоем поедете? – спросил тот, что сидел рядом с водителем, не отводя налитых кровью глаз от белых чулочков моей собеседницы.
Мне стало страшно. Я вдруг представила себе, как мимо по Садовому проезжает мой начальник, или моя лучшая подруга, или директор школы, в которой я училась. Они близоруко щурятся, глядя на меня, а потом недоуменно распахивают рот. И по Москве ползет, набирая обороты, сплетня: Кашеварова от безнадеги приторговывает собой на улице!
– Двэсти, – сверкнул золотыми зубами водитель.
– Двести пятьдесят, – мягко поправила девушка, а потом, покосившись на меня, сквозь зубы процедила: – Все, пошла отсюда! Не видишь, работаю я.
Я отошла на несколько метров и огляделась по сторонам: дальше-то что делать? Кто-то требовательно похлопал меня по плечу.
Как из-под земли, передо мною выросла коренастая женщина средних лет с подвижными темными глазами, на ней были старомодные джинсы-«варенки» и синтетическая кофта от спортивного костюма лже-«Адидас». Ее глаза были подведены с той размашистой щедростью, какую позволяют себе только оперные солистки да продажные девицы. Однако было видно, что макияж для нее – ритуал скорее машинальный. Она давно плюнула на свою женственность. Концы ее волос были окрашены в желто-белый цвет, у корней пробивалась природная чернота.
– Чего надо? – Ее взгляд словно сканировал меня.
Я поежилась. И почему такое всегда происходит именно со мной?
– Здравствуйте. Я ищу Любу. Любашу.
– Зачем она тебе? – без удивления спросила тетка.
– Я ей денег должна.
Навстречу мне вытянулась по-мужски широкая короткопалая ладонь.
– Давай мне, я передам.
– Нет, – помотала головой я, – я должна лично отдать, в руки. Мы договаривались.
– Ну пошли тогда, – она кивнула в сторону ведущей во дворы тропинки, – только недолго. Нечего мне девок отвлекать. Должница нашлась.
Дворик, в который привела меня смотрящая (а я сразу поняла, что это она и есть), был крошечным и безлюдным. Вокруг – лишь офисные здания с безжизненно погасшими окнами. Под раскидистым кустом сирени стояла длинная, видавшая виды скамья, возле нее и собрались работающие на точке девушки. Кто-то сидел на скамейке, кто-то – на корточках рядом, кто-то нервно прогуливался вокруг. Было их пятнадцать – двадцать: разношерстная пестрая стайка легкомысленных ночных кудесниц.
