Терпение и труд все перетрут. Рано или поздно гордиев узел будет развязан.
Закончив серию эскизов для потенциального покупателя дома, Вероника приложила последний чертеж к сопроводительному письму и ранее подготовленной смете. Она заклеила картонный конверт с адресом биржи, чтобы отправить бумаги по почте, когда будет выходить из дома.
Остановившись в арке между кухней и гостиной, она на секунду задержала взгляд на позолоте убранства. Золото, золото, золото. Все кругом было уставлено и покрыто им. Хорошо, что день выдался дождливый, с иронией подумала Вероника. Она, наверное, ослепла бы, если бы сюда ненароком проник луч солнца. Как это может быть, чтобы у двух родных сестер были столь несовместимые вкусы? Задаваясь этим вопросом, Вероника прикидывала, с чего ей начать разгребать завалы.
Весь хлам из спальни Кристл был уже убран. Теперь она хотела очистить остальную часть дома. Ее минималистская душа терпеть не могла беспорядочного скопления слишком яркого барахла. Если бы ей предстояло жить здесь более или менее долго, несомненно, она сбагрила бы все это кому-нибудь по почте. На такой случай у нее были и продуманное приемлемое оправдание, и заготовленные слова. Если кто-то станет докучать ей вопросами сейчас, она может сослаться на чрезвычайно малую вероятность того, что отыщется охотник купить этот дом в том виде, в каком он находится.
Наконец, в такой тесноте вообще с трудом можно было повернуться, чтобы не удариться обо что-то. Где тогда играть Лиззи? Если ужасающая безвкусица не задушила в ней капли жизнерадостности, то засилье бьющихся предметов могло закончиться печально. Двигательная неловкость, свойственная детям, нарушает их способность к перемещению в пространстве без риска травматизма.
Но вдруг девочке будет крайне неприятно, что ее тетя изменяет что-то в доме ее матери? Новые обязанности свалились как снег на голову. Вероника была просто ошеломлена. Она вдруг почувствовала, что задыхается. В панике она изо всех сил пыталась сделать вдох, чтобы легкие насытились кислородом. Но чем усерднее она старалась, тем, казалось, неосуществимее становилась задача.
Где-то на задворках сознания неожиданно промелькнула мысль. Гипервентиляция[8].
Вероника вернулась на кухню и выхватила из ящика бумажный пакет для ленча. Она быстро села на пол, согнула ноги в коленях и встряхнула пакет. Поднесла его к лицу, сомкнув края вокруг рта и носа, и, упираясь локтями в колени, принялась исступленно дышать в бумажный мешок.
О Боже, как все так получилось? Она сама ковала свое счастье и только начинала радоваться первым успехам. Карьера ее складывалась удачно. В городе у нее были друзья.
Она следила за культурной жизнью и в сопровождении учтивых поклонников посещала все мероприятия, вызывавшие у нее интерес. Время от времени она проводила уикэнд со своей племянницей, в полной мере наслаждаясь общением с ребенком, не налагавшим на нее строгих обязательств. И вот теперь ей предстояло полностью вступить в новые, родительские права.
Как она могла вновь оказаться в Фоссиле, положив столько труда, чтобы выбраться отсюда? Сейчас она опять будет вынуждена работать в баре и жить в доме, где вся обстановка вызывает у нее скрежет зубовный.
«Экая беда! Не ты одна с такими великими проблемами. Когда ты успела стать таким нытиком, Дэвис?»
Надежды ее вскоре оправдались. Бумажный пакет и углекислота сделали свое дело, и Вероника, закончив эксперимент, поднялась на второй этаж.
Довольно причитать и взывать к сочувствию, приказала она себе. Может, это и приятно качаться на волнах жалости, вопрошая, как все случилось, но совершенно бесполезно. Факт свершился, и нужно приспособиться к изменениям, так как впереди слишком много дел.
Вероника отыскала картонную коробку и еще раз обозрела комнату, решая, с чего начать. Она все еще раздумывала, когда задняя дверь открылась и в дом неторопливо вошел Купер.
Он проследовал в гостиную и, встав прямо у Вероники за спиной, наклонил голову, пока его губы почти коснулись ее уха. Она чувствовала жар, исходящий от его тела, и от теплого дыхания, обвевавшего ее ухо, у нее забегали мурашки по коже.
— Любуетесь всем этим блеском? — сказал Куп.
— Конечно. — Она повернулась к нему лицом. Ей очень хотелось сделать гигантский шаг в сторону, но она подавила это желание. Своим отступлением она доставила бы ему большое удовольствие. Что в нем такого, в этом парне? Когда он подходил ближе, у нее начинался зуд в коже, и гормоны устраивали пляску под мелодию «Кукарачи».Куп быстро взглянул мимо Вероники на гостиную.
— У вашей сестры, несомненно, был занятный вкус. В тайских публичных домах и то меньше блеска.
— Вам это, должно быть, доподлинно известно. Я в этом не сомневаюсь. — Вероника не хотела даже думать о тех образах, которые возникли у нее в уме. — Только не говорите, что вам это не нравится. — Она прикоснулась к груди кончиками пальцев и сделала большие глаза, изображая удивление. — Станете уверять, что вас вовсе не захватывает это зрелище, и будете смотреть мне в лицо честными глазами?
Куп прошелся по ней пристальным взглядом, лишив ее на секунду дара речи. В глубине его глаз внезапно возникло интенсивное свечение, отчего его резкие скулы, казалось, даже заострились больше, чем обычно.
Вероника распахнула глаза от любопытства, но тут же устроила себе мысленную взбучку.
— Разве я вам не говорила, что я специалист по интерьеру? Это особенная комната. Правда, чтобы это понять, совсем не обязательно быть опытным профессионалом. — Она бросила на Купа вальяжный взгляд и мелодраматично вздохнула. — Просто обожаю все блестящее. Это моя жизнь.
Куп окинул ее с головы до ног темными глазами.
— Нетрудно догадаться, судя по тому, как вы одеваетесь.
Вероника посмотрела на свой черный свитер, брюки болотного цвета и гимнастические черные тапочки. Чем плоха ее одежда? Тем, что она неяркая? Но это еще не означает, что она плохая.
— А эта тара, я полагаю, — продолжал Куп, постучав по коробке, которую Вероника держала у бедра, — для того, чтобы…
— Ну, разумеется, чтобы складывать в нее отобранные ценности для моего личного пользования. — Вероника схватила одну из самых уродливых безделушек и показала Купу. — Посмотрите! Ну чем не прелесть? — Она швырнула вещь в картонную коробку и отобрала другую, потом еще одну.
—О Боже, надеюсь, я не обчищу всю комнату, а то иногда я бываю такая жадина. — Своим присутствием он в значительной степени помогал ей паковаться. Но Вероника никогда бы не призналась в этом.
В считанные секунды она заполнила коробку из-под джема — и наконец показался свет в конце тоннеля. Столик для кофе и диван с двумя приставными тумбочками теперь были свободны. Вероника взглянула на Купа, подпиравшего широким плечом витую лепнину арки. Он чувствовал себя прямо как дома.
