— Понятно, — сказал я, хотя ничего в этой истории мне понятно не было. Ну не ужились, с кем не бывает. Что теперь столько времени дуться. Они и в самом деле были настолько разные, что представить их рядом, мирно сосуществующих на нескольких квадратных метрах, было трудно. Хотя, вот с Сином Тедди тоже не очень характером схож. Однако же, ничего, живут душа в душу, друзья-приятели.
— Только я здесь каким боком?
— Чудной ты, Хьюстон! — захихикала Птица. — Не понимаешь, да? Йойо ведь не любит, когда его друзей обижают. Вот он и пытается через тебя, его достать.
— Уф, как будто я ему жаловаться буду.
— А ему не надо жаловаться, он и так все видит.
Я хмыкнул. До того забавной мне показалась мысль о всевидящем Йойо, который, по-моему, дальше своей гитары ничего не замечал. Но все же стало так хорошо и тепло от того, что Птица думала, будто Йойо переживает за меня. Она снова тихонько засмеялась, прикрыв ладошкой рот, и сказала вполголоса:
— Ребята на тебя ставки делали, сколько ты с Йойо продержишься.
— В каком смысле — продержишься?
Я оторопело уставился на еще пуще захихикавшую Птицу. Однако, какое внимание к моей незначительной персоне вдруг обнаружилось. Целый тотализатор!
— В том смысле, сколько продержишься пока стучать на него не побежишь, или в другую комнату проситься. Последний рекорд был — восемь дней. Но тот парень сам был с прибабахом, его потом совсем от нас забрали, он чуть интернат не спалил. Все считали, что самое большее через три дня спечешься.
— Да уж, весело, — проворчал я, — только зачем мне на Йойо стучать? Что за бред? Он мне ничего плохого не сделал.
Птица посмотрела на меня таким лучистым, одновременно веселым и удивленным взглядом:
— Ты действительно не понимаешь да, Хьюстон?
Я что-то промямлил, хотя откровенно сказать, так и не понял, в чем здесь подвох был. Да и волновало меня это как-то мало. Хотя вот интересно:
— И что, хоть кто-то на меня поставил?
Она кивнула.
— И кто этот сумасшедший?
— Син.
Надо же, кто бы мог подумать. Меньше всего ожидал от красавчика такой веры в мой потенциал. Даже смешно стало. Птица тоже улыбнулась и, откинувшись на спинку, прикрыла глаза, изредка посматривая на меня сквозь опущенные ресницы.
Из города выехали уже в сумерках. Быстро стемнело, и салон погрузился в приятный полумрак, за окном то и дело мелькали далекие золотые огни. Все быстро угомонились, в том числе и Тедди с компанией. Птица была права, они успели где-то накачаться пивом и сейчас мирно похрапывали, развалившись в креслах. Птица тоже, кажется, задремала, и я мог свободно, не боясь смутить, смотреть на нее. Спутанные пряди волос закрывали высокий чистый лоб, отбрасывая на него густую тень, лицо было как у спящей русалки, призрачно-прекрасным. Автобус тряхнуло, и ее рука, соскользнув с колена, легла, почти касаясь моего бедра. Она смутно белела в темноте, и мне вдруг пришла в голову совершенно шальная, невозможная мысль. Мысль настолько же безрассудная, насколько заманчивая. Нас никто не мог видеть, и я решился. Затаив дыхание, осторожно, словно спящую бабочку накрыл ее руку своей ладонью. Она едва слышно вздохнула. А в следующий миг голова Птицы, плавно качнувшись, опустилась на мое плечо.
— Разбуди, когда будем подъезжать, — сонно пробормотала она, не открывая глаз. Надо ли говорить, что я всю дорогу сидел, буквально, не дыша от счастья, тихонько сжимая иногда ее теплую, маленькую ладонь и чувствуя себя совершенно вознагражденным за все треволнения этого бурного, насыщенного дня.
Глава 12 Из дневника Сина
Ну, привет! Я что девчонка что ли, не было у меня никогда дневника! Не стал бы я такую глупость делать, когда каждый до него добраться может. Да и не люблю я чернилами руки пачкать. А, впрочем, дневник так дневник, пусть будет, мысленный конечно. Такой у каждого есть. Где-то в чулане памяти валяются листки, на которых записано, что мы всю жизнь себе в башке бормочем. Так и бывает, то один из них, то другой под руку попадется, перечитаешь. И снова все перед глазами…
— Тедди, а Птица с вами была?
— Да, с нами.
— И все? Больше ты мне ничего сказать не хочешь?
Тедди сидел за столом и старательно делал вид, что занимается. Но я видел, как напряжены у него плечи, как он в десятый, наверное, раз пытается читать один и тот же абзац, держа на нем палец, и каждый раз сбивается, нервно грызя кончик карандаша.
— Уехали и приехали, что еще?
— И этот урод, Хьюстон, тоже там был?
Он промычал утвердительно, не повернув головы. Это было совсем на него не похоже, чтобы Тедди не стал долго, нудно и заумно рассуждать, пересказывая все ошибки и промахи окружающих, все несправедливости и обиды, с которыми ему пришлось столкнуться. Такое редко случалось. Одно это уже могло насторожить. Он стал немногословным и замкнутым, стоило мне только спросить о поездке. Так же, как и Птица…
— Ты не говорила, что хочешь поехать.
— Да, в последний момент решила.
В последний момент, ну-ну! Она отвернулась к окну и стала небрежно накручивать на палец прядь волос. Прядь была недлинной, скоро закончилась, и Птица начала снова.
— Ну и как, понравилось? Где были?
— Да, неплохо. В парке, а потом в музее…
Взгляд у нее посветлел и стал таким отрешенным, что мне захотелось взять ее за плечи, легонько тряхнуть и сказать:
— Эй, я еще здесь! Ты меня видишь?
Но вместо этого спросил:
— Расскажешь?
— Расскажу, только потом ладно. Мне заниматься надо.
Она рассеяно полистала учебник, потом посмотрела на меня все тем же отстраненным, словно внутрь себя обращенным, мечтательным взглядом:
— Не опоздаешь на тренировку?
У меня не было в этот день тренировки, она была накануне, вчера, черт бы ее побрал. Птица забыла об этом, а может и нет. Может просто отделаться хотела, деликатно. И ничего она мне не собиралась рассказывать…
Я снова посмотрел на Тедди. Он едва заметно поежился, и я не выдержал, заорал:
— Говори, что там было в этой вашей гребанной поездке, или мне вытрясти из тебя правду!
Тедди дернулся, глаза его за стеклами очков заметались, и он, наконец, начал рассказывать, сбиваясь и путаясь. А когда закончил мне захотелось его ударить, очень сильно ударить.
— Зачем вы это сделали, Тедди? — спросил я, едва держа себя в руках.
— Да ни за чем, по приколу просто. Тебе что жалко этого придурка?
— Черт с ним, с этим придурком! Тедди, зачем вы потащили с собой Птицу?
— Никто ее не тащил, сама вцепилась как клещ.
— И я правильно понял, что ты бросил их там потом одних?
— Син, а что еще мне было делать? Она сама меня прогнала, кричала как сумасшедшая, обзывалась.
Грандиозно! Обзывалась! Фантастика! Я все же не выдержал, тряхнул пару раз этого недотепу, он даже заскулил слегка. Сказал, что понимаю: Йойо и все такое прочее. Но если он еще раз попытается хоть близко Птицу в это впутать, то я с ним по-другому поговорю. У самого внутри все перевернулось, как представил, что они там весь день вместе были, сидели рядом, руками касались, разговаривали. Знать бы, о чем? Да уж устроил Тедди дело, лучше не придумаешь. Как же можно было после такого, бедняжку без внимания и помощи бросить! Он ведь такой несчастный! Тьфу, урод он несчастный! Откуда только взялся на мою голову. Чтобы совсем с ума не сойти, пошел снова к Птице, смел у нее со стола все учебники, тетрадки обратно в рюкзак и говорю:
— Хватит мозги ломать, пошли, погуляем пока погода хорошая!
Она поворчала немного, что, вот, сам не занимаешься и другим не даешь. А потом засмеялась, как обычно, оделась и мы ушли. До самого вечера, пока совсем не стемнело, по городу бродили, держась за руки, целовались, конечно. По всем нашим любимым местам ее провел, пока она прежней не стала, моей. Вот только, что дальше с этой бедой делать я не знал…
