Я представила её на нашей белой кухне, ковыряющей свои ухоженные ногти. Пастельно-розовый, всегда пастельно-розовый. Прямые светлые волосы и выглаженное платье кремового оттенка. Я сжала зубы.
— Я знаю, что сделала, вам не нужно напоминать мне об этом. И если отлучение от церкви означает, что мне больше не нужно ходить туда… если это означает… — я села, грудная клетка сжалась, и мой голос обрёл силу. — Если это означает, что я освобождена от этой ложной доктрины, от контроля человека, который скорее трахнет заведующую детского сада, чем будет хорошим мужем, тогда это именно то, что я хочу, — под конец я задыхалась, крича и рыдая. Обычно я не разговариваю так. Я никогда не отрицала правил моих родителей. Но я сломалась, позволяя этим людям диктовать, кем я должна была быть. — Это всё, мама. Я заплатила за грех, который мне никогда не простится.
Тишина.
— Мам? — выдавила я это слово.
— Если это твой выбор, — медленно произнесла она с осуждением. — Ты выбрала путь в Ад, и огонь может сжечь все твои эгоистичные нужды. Боже, прости меня, но тебе больше нет места в нашем доме, девочка. Ты перестала уважать этот дом, своего мужа и своего отца в тот день, когда покинула Кларка, церковь. И поверь мне… твой отец чувствует то же, что и я.
Вероятно, он сидел рядом с ней, слушая, и отбросил своего единственного ребенка, как кусок мусора.
Я сбросила вызов и встала с кровати. Мне нечего было сказать. Ноги были свинцовыми, и когда я выпрямилась, боль растянулась, словно резиновые ленты, вдоль каждой конечности моего тела. Я слишком долго избегала этого телефонного звонка. Меня отлучили от церкви, которая называла меня убийцей. От мужа, который никогда меня не любил. И от семьи, которая скорее предпочтет, чтобы я сгорела, чем позволит мне снова быть счастливой, почувствовать что-то иное, кроме скорби.
Я была по-настоящему одна. Совершенно потеряна. И хотя у меня было желание упасть обратно в грязную постель и никогда не покидать мерзость этой комнаты, что-то подтолкнуло меня отправиться в душ.
— Я просто рисую то, что вижу.
Печальные глаза. Мои глаза.
— Ты видишь этот мир, Деклан.
Он единственный, кто всегда видел меня настоящую. Единственный.
Я задержала дыхание и пустила кипяток. Грязь смылась, и я снова была чиста.
Дождь утих, только когда я добралась до «Галереи». Желудок был пуст, да и после разговора с матерью и разрыва связи с собственной семьей, у меня не было аппетита. Я работала около часа, и каждый раз, когда звенел колокольчик на двери, сердце застревало в горле. Я не решилась проверить студию и удостовериться, на месте ли картина Деклана. У меня были серьёзные сомнения, что он задержится, узнав, что работаю тут.
Всё моё тело дрожало. Скорее всего, это недостаток сахара в крови, или ничем не разбавленное беспокойство. Всё, чего я хотела, это снова увидеть Деклана, но в то же время боялась этого. У меня и так больше ничего не осталось. Нечего терять. Старая кожа была сброшена и выкинута в мусор.
— Выглядишь дерьмово. Ты похудела? — карие глаза Чендлера с тревогой оценили меня. Когда я только приехала, он был слишком занят, разбирая товар и заполняя полки, чтобы разглядеть меня.
Бирюзовый свитер на мне был слишком большим. Его вырез должен слегка обнажать плечи, но спустится с плеча полностью, обнажив сильно выступающие ключицы. Мое лицо выглядело изможденным. Я была оголодавшей, но не по еде. Я жаждала чего-то, кого-то, любви, которую не заслуживала… больше нет.
— У меня был кишечный грипп. Извини, что тебе пришлось меня замещать, — я теребила нитку на рукаве, не сводя глаз с прилавка.
— Бывает. Я в порядке. Но послушай, может, тебе стоит вернуться домой? Сегодня небольшая четырёхчасовая смена, я справлюсь один. Отдохни ещё.
Если мне придётся вернуться в дом Ланы и гнить в грязи, которую накопила за последние несколько дней, я не выживу. Насколько тяжело притворяться нормальным человеком в течение нескольких часов, настолько же я не хотела быть одна.
— Я чувствую себя лучше, — слегка улыбнулась ему.
Чендлер изогнул бровь.
— Почему я тебе не верю?
Я рассмеялась.
— Думаю потому, что ты слишком наблюдательный.
— Сделай мне одолжение. Я не знаю, что у тебя там, — он указал пальцем на мой живот, — но иди-ка ты домой, — несмотря на кривую улыбку, он был серьёзен.
— Правда? — я сморщила нос, когда он кивнул.
— Прежде чем ты уйдешь, не могла бы собрать в коробку кое-что, пока я тут закончу? Звонил клиент, который арендовал студию, и сказал, что будет рядом и хочет забрать некоторые свои принадлежности, что оставил прошлой ночью.
Моё сердце остановилось.
Прошлой ночью? Может, это был Деклан?
Я кивнула, и Чендлер дал мне небольшую картонную коробку и список вещей, которые нужно было собрать для клиента. После вернулся к краскам, которые ранее расставлял на полке.
Дверь студии была в конце коридора, и когда я двинулась к ней, все вокруг начало вращаться. Как только вошла, запах краски ударил по моим чувствам, и я практически споткнулась о свои ноги, когда увидела холст. Это была та же картина — его картина, но теперь более завершенная. Проглотив панику, позволила цветам притянуть меня к больше-чем-жизнь голубым глазам. Изображение было похоже на фотографию. Эта деталь картины была безупречной. Грусть практически осязалась.
Краски и кисти, которые попросил Деклан, были на табурете. Они были его собственными, и я не узнала бренд кисти. Пальцы дрожали, когда я взялась за деревянную часть одной из маленьких кистей. Когда закрыла глаза, почувствовала жар и грубость его мозолистой кожи, будто он оставил отпечаток. И в тот момент, когда начала дотрагиваться до инструментов Деклана, я почувствовала его глубоко в моих костях, в моём сердце, в моей душе.
— Ты сумасшедшая, — пробормотала я.
— Пэйдж?
С моих губ сорвался вскрик, и я обернулась.
— Святое дерьмо, я тебя не узнал.
В последний раз, когда я его видела, он был еще подростком, и сейчас не сильно изменился, просто стал гораздо старше. Тёмно-каштановые волосы были коротко стрижены, плечи широкими, а подбородок покрыт щетиной.
— Киран? — он не ответил, но его рот дрогнул. — Я тут по делам. Мне нужно собрать их…
Мои руки тряслись так сильно, что еле удерживала кисти в руках, пытаясь собрать их и положить в коробку.
— Всё в порядке. Я помогу, — Киран протянул и положил руку поверх моей. В комнате иссякла спокойная энергия, и моё горло сжалось, когда слёзы наполнили глаза. — Он тебя уже видел? — Киран смотрел на меня с заботой.
Я кивнула, и у меня перехватило дыхание.
Он выругался.
— Теперь понятно.
— Что понятно?
— После того, как вы, ребята, расстались, Деклан ходил в Собор Святой Анны каждый месяц чтобы поставить свечку. А тут перестал это делать. Но сегодня он ушёл из салона раньше, чтобы помолиться, и попросил меня забрать некоторые его принадлежности из студии. Он был настойчив. Эта неделя была для него жёсткой, и поэтому он… — Киран покачал головой, как будто слишком много сказал. — Всё потому, что ты здесь.
— Он ставил свечку… каждый месяц? — я приложила пальцы к губам, и слёзы, с которыми я сражалась, наконец потекли. — Какое сегодня число?
Он прищурился.
— Тринадцатое, а что?
Тринадцатое августа было днём, когда мы пошли в клинику.
— Он в Соборе Святой Анны? — спросила я, воздух застрял в груди и растущая потребность уйти и найти его, слиться с ним, охватила меня.
Он кивнул.
— Пэйдж, послушай, он…
— Спасибо.
Я уронила кисти и коробку на пол, поспешно уходя. Это было впервые с тех пор, как покинула Кларка, когда чувствовала хоть что-то.
— Пэйдж! — крикнул Киран и снова выругался, но я проигнорировала его, выбежав за дверь.
