— Спасибо за тёплый приём, — улыбнувшись Вере, я делаю небольшой глоток. Горло приятно обжигает горячим, светильник, свисающий над барной стойкой, на секунду исчезает и вновь возвращается на место. Я прилично пьяна.
— Луиза скоро возвращается?
Меня немного удивляет её вопрос. Они с Верой близкие подруги. Неужели она не знает?
— Послезавтра должна.
— А разве не в среду?
— Нет, она билеты поменяла.
Вера понимающе кивает и изящным движением откидывает назад пышные волосы, как делала много раз за вечер.
— Наверное, за Данила беспокоится.
Алкогольная сладость застревает у меня в горле, в глазах становится влажно, и мне приходится откашляться. Тема свернула совсем не туда, и мне не следует её развивать. Не нужно ничего спрашивать.
— Почему она должна? — слабовольно вылетает из меня.
— Ну мы же все помним, каким был Данил ещё год назад, — усмехается Вера, кивая в сторону столов. — У него бы сейчас на каждой ноге по девке сидело.
— Люди меняются. У них с Луизой всё хорошо, и она ему доверяет.
— Ну да. Здесь же в случае чего есть Арс, который бдит. И Косицкий-старший с твоим отчимом завод синтетического каучука собрались в Подмосковье строить. Как по мне, так нашей сладкой парочке нужно было триста пятьдесят раз подумать, прежде чем влезать в отношения. Слишком многое на кону.
Мне не нравится, как она говорит о людях, которые мне дороги. Сейчас мои подростковые надежды отошли на второй план. Всё, что я слышу, — это то, что Вера обвиняет Данила и Луизу в незрелости.
— Так они и подумали, — произношу я, пожалуй, с вызовом.
— Да? А мне кажется, что у них обоих всё случилось от скуки. Лу надоело тусить, Дане — трахаться направо и налево. Она же его вообще в прикол соблазнила. А представь, она его кинет. Или он её, что вероятнее. Прощай каучуковый завод, прощай дружба с лучшим другом.
— С чего ты взяла, что Даня бросит Луизу?
Вера театрально закатывает глаза.
— Слушай, я обожаю Луизу — не думай ничего плохого. Она же моя близкая подруга. Но все знают, что её слишком много, а Данил далеко не пай-мальчик, которым можно понукать. Рано или поздно ему надоест быть у неё на подтанцовке. Хорошо, если к тому времени они не поженятся. Развод, пилёж имущества. Тот ещё стресс.
Прилив раздражения от того, с каким знанием дела Вера критикует отношения Луизы в моём присутствии, толкает меня на очередную дерзость. За кого она меня принимает, если думает, что может так просто обсуждать со мной ту, кто всегда была добра ко мне? Разве я давала повод так плохо об мне думать?
— А у тебя ведь тоже что-то было с Данилом?
Вера подносит коктейль к губам, пьёт.
— Ну а у кого с ним не было в своё время?
— Не знаю, — ехидно замечаю я. — Но встречаться он стал только с Луизой.
— Ой, ладно, — отставив пустой бокал на стойку, она встаёт. — Обиделась за сестру, поняла я. Не слушай меня — я просто пьяная, вот и потянуло на сплетни. Пойдём танцевать?
Я мотаю головой.
— Нет, я, пожалуй, пойду на диванах посижу.
Я всасываю остатки коктейля и спрыгиваю с барного табурета. Голова резко плывёт, и меня заносит в сторону.
— Да, тебе и правда лучше посидеть, — доносится до меня голос Веры.
Придерживаясь за стойку, я обвожу затуманенным взглядом зал, чтобы найти нужные диваны. Какая же я идиотка, что вовремя не остановилась с алкоголем. Нужно вызывать такси. Просто немного посидеть и прийти в себя. Плевать на Арсения. Пусть своей Лианой занимается. Господи, только бы никто не заметил, что я еле на ногах держусь. По-хорошему, мне нужно попасть в туалет и умыться, но чёрт знает, где этот туалет и смогу ли я до него дойти. Кофе. Нужно заказать кофе. Хельга всегда так делала, чтобы отрезветь.
Я пытаюсь поймать в фокус лица за столом, но они дрожат и расплываются. Наплевать. Мне просто нужно немного посидеть. А потом я вызову такси и поеду домой, чтобы никто не видел моего позора.
Мягкий диван гостеприимно принимает меня в свои объятия, и мне моментально становится лучше. Просто немного посидеть. А когда мимо пройдёт официант, попросить у него кофе. Кажется, никто не обратил на меня внимания. Это хорошо.
Холодный металлический стук вторгается в моё сознание, заставляя поморщиться. Глаза разлеплять неохота, да и будто нет сил. Я чувствую слабость, жутко хочется продолжить спать. Запах мужской туалетной воды, неприятное давление в пояснице. Я морщусь сильнее.
— Можно осторожнее?
Ногам становится прохладнее. Спине и груди нет — им как раз очень жарко. Тело странно потрясывает, и даже с закрытыми глазами плывёт голова. Я тыкаюсь носом в кого-то твёрдого и горячего, вдыхаю. Подняв ослабевшую руку, ощупываю его пальцами. Пахнет очень приятно.
Следующий громкий звук похож на стук закрывшейся двери.
— Ты кто? — во рту так сухо, что мне с трудом удаётся разлеплять губы.
— Не тот, кого бы тебе хотелось, — отвечает до боли знакомый голос.
Глава 20
С каждой новой секундой реальность приобретает всё более чёткие очертания. Выясняется, что глухой стук — это звук шагов, а вибрация в теле — следствие того, что что меня несут на руках. Поэтому мне жарко: человек, чьи руки удерживают мою спину, горячий.
Я больше не в баре — это точно. Здесь пахнет по-другому и не слышна музыка. Я что, уснула? Надеюсь, что ненадолго.
— Темно так, — шепчу я, пытаясь различить черты своего спасителя.
— Это потому, что у меня руки тобой заняты и я не могу нажать выключатель.
Тусклая полоска света касается его лица, и я сильнее напрягаю затуманенное зрение. Выступающие скулы, дерзкий изгиб губ и щетина. Я даже не нахожу в себе сил удивиться. Это Арсений.
— Я уснула?
— Позорно спала на диване. Женское пьянство — жалкое зрелище.
Я тихо фыркаю. Сейчас его резкость меня не обижает. Мне слишком спокойно у него на руках, чтобы злиться. Он ведь всегда так себя ведёт.
— И где мы?
— Точно не в твоей квартире. Не имею привычки копаться в чужих сумках.
— А говоришь, непорядочный.
— Непорядочный — это слабо сказано.
С хлопком распахнувшейся двери мои ступни задевают то ли косяк, то ли стену. Тогда я с удивлением понимаю, что на мне нет туфель.
— Куда подевалась моя обувь?
— Ты находишься со мной в пустом доме, — звучит отчётливо иронично. — Я бы на твоём месте по этому поводу переживал.
— А я почему-то не переживаю.
Там, куда мы вошли, пахнет ностальгией: деревом и мятным саше. Покрутив головой, я вижу на окнах знакомые шторы.
— Мы в моей комнате?
— Это больше не твоя комната, потому что ты здесь не живёшь.
Я тихо смеюсь.
— Ты такой зануда, Арсений.
— Поговори.
Глаза начинают понемногу привыкать к темноте. Да, мы в моей бывшей комнате. Шкаф, стеллаж, туалетный столик с зеркалом. Всё, как я оставила.
Спина падает на что-то мягкое, раздаётся лёгкий скрип — Арсений кладёт меня на кровать.
— Шею можешь отпустить.
Слушаться я не тороплюсь. Когда ещё выдастся шанс так близко разглядеть его лицо и не испытывать при этом ничего похожего на страх? Сейчас я впервые совсем его не боюсь. В смысле вообще.
Челюсть Арсения сжимается — он недоволен. Синие глаза смотрят прямо в мои. Ощущать его кожу под своими пальцами так непривычно и странно. При желании можно даже погладить его волосы.
— У тебя, оказывается, очень красивые глаза. Я почему-то раньше не замечала. И губы тоже красивые. Смотрю и хочется их потрогать. Можно?
— Нет.
Но я всё равно тяну к нему руку. Подушечками пальцев касаюсь шершавой щеки, скольжу ниже к уголку его рта.
— Тебе можно меня трогать, а мне нет? — пытаюсь усмехнуться, но на деле выходит шёпот. — Как-то нечестно.
В комнате так тихо, что можно услышать его дыхание. Не знаю, чего я хочу всем этим добиться. Ничего, наверное. Просто делаю то, что приходит в голову в данную минуту. Во мне нет страха, нет комплексов, смущения и неуверенности. То, что мы сейчас вдвоём и я общаюсь с Арсением на равных, — это стимул не останавливаться. Завтра всё снова будет как раньше: он станет холодным, пугающим и недосягаемым, а я — той же смущающейся трусишкой. А пока воспоминания с танцпола ещё слишком свежи. Там он меня хотел как женщину, и я впервые я повела в счёте.
