дальше? — Князев опускается на единственный стоящий в зале стул, не заботясь о том, что пачкает свои дорогие вещи в белой пыли.
— Бой. Дальше будет видно. — Четко произношу, и вижу возмущение в его взгляде.
— Как ты драться собрался со своей рукой? — Слышу здравый смысл в его словах, но не собираюсь отступать. — Давай я?
Приподнимаю брови в удивлении, а Тим продолжает:
— Я выйду на ринг. Мои конечности в порядке, я смогу.
Улыбаюсь такому рвению друга, подхожу ближе и присаживаюсь перед ним на корточки.
— Тим… Я благодарен тебе за всё, что ты делаешь, но там… Там я готов отдать свою жизнь, и меньше всего мне хочется, что бы мой друг рисковал своей из-за МОЕЙ женщина.
— А если…
- А если, то пообещай мне кое-что… Забери её и спрячь. Сегодня я переведу тебе деньги и скину номер телефона… Если я от туда не выйду — позвони.
— Чей это номер?
— Человека, который «решит» проблему со Святом, что бы вам не пришлось.
Глаза Тима лезут на лоб от услышанного.
— У тебя в друзьях есть такой человек?
— Милый друг, в наше время, если у тебя в друзьях есть хороший юрист, продажный мент и беспринципный киллер — жить становится намного легче.
— А чего сейчас не воспользоваться дружескими связями?
— Это крайняя мера…
Около часа обсуждаем с Князевым все детали запасного плана для Карины, а потом мой телефон оживает громкой вибрацией.
— Что там? — Тим напрягается от моего молчания, пока я изучаю содержимое сообщения.
— Бой сегодня! — Еще раз перечитываю текст, и прошу друга отвезти меня в больницу.
Уже привычный запах хлорки, улыбчивый персонал и кабинет, который я покинул несколько часов назад.
В кабинет вошел высокий, статный мужчина в белом халате. Потер бороду, окинул меня неодобрительным взглядом и опустился на стул напротив меня.
— Господин Холодов, об этом не может быть и речи! Я на такое не подпишусь!
Устало вздыхаю, откидываясь на спинку стула, и в упор смотрю на врача.
— В чём проблема? Спортсмены так делают и ничего…
— Спортсмены ТАК не делают! У Вас не та травма, что бы мне профессия, а уж тем более совесть, позволила поступить подобным образом.
— Всю ответственность я беру на себя!
— А я не беру!!! — Повышает голос и вскакивает на ноги, начиная расхаживать по кабинету. — Вы можете потерять руку, и я в этом участвовать не буду!
Через полчаса выхожу на улицу, где околачивается нервный Князев, подкуриваю и задумчиво смотрю на окна больницы.
— Добавь в список еще «уступчивого» врача.
— Договорился?
— Договорился. Деньги творят чудеса. — Выбрасываю окурок и здоровой рукой открываю дверь автомобиля.
Тимур наблюдает за всем этим ошалевшими глазами, и еле слышно произносит:
— Влад… как ты драться-то будешь, если руку не чувствуешь? — Перевожу взгляд на раскрытую ладонь покалеченной руки, и дотрагиваюсь до нее пальцами. Ничего… — Что он тебе вколол?
— Не знаю… Работоспособность нормальная, но чувствительности нет… вообще…
— Влад…
— Поехали!
Карина
Свят швыряет меня в машину, словно собачонку, а сам усаживается рядом.
Хватаю его за руку и, умываясь слезами, судорожно прошу всё отменить.
Муж довольно наблюдает за мной, упиваясь зрелищем моего унижения, но мне сейчас все равно. Пусть хоть ноги об меня вытрет в прямом смысле, пусть наслаждается своим величием, только бы бой не состоялся.
Я не могу… не могу его потерять. Не так, не сейчас…
Я согласна всю оставшуюся жизнь промучатся, разделяя постель с этим ублюдком, лишь бы с Владом было все в порядке.
Пусть как можно дальше от меня, но живой. Свят не упустит такой возможности. Он так быстро предложил решение проблемы, что нет никаких сомнений — он подготовился. И одному Богу сейчас известно насколько хорошо.
Лицо неприятно стянуло от подсохших слез, муж ведет ненавязчивую беседу по телефону, водитель уверенно управляет машиной, а я, молча, погибаю внутри.
Закрываю глаза, коря себя за то, что вышла в этот проклятый день из дома.
Если бы перетерпела боль, промолчала, не пришлось бы ехать в больницу.
У моего мужа невероятная особенность: сначала калечит, потом лечит.
В тот вечер, когда я вернулась после «первого похищения», и моей новой комнатой стал подвал, Свят так увлекся «воспитательным» процессом, что моя селезенка не выдержала и разорвалась.
Промучившись с адской болью больше суток, надо мной сжалились и отвели в больницу.
Но даже там муж не смог уступить своим принципам и меня недолечиную забрал домой.
А потом… это стало прекрасным предлогом, что бы снова вернуться в медицинское учреждение.
Боль, конечно, можно было бы и перетерпеть, но мне было необходимо поговорить с врачом…
Никакое сожаление сейчас не исправит моей оплошности… Я сама виновата в том, что произошло сегодня… И дело даже не в визите к доктору…
Я часто вспоминаю день, который перевернул мою жизнь, разделив её на ДО и ПОСЛЕ.
Перед глазами стоит злосчастный переходный переход, отчаявшаяся девушка с попыткой суицида и темные глаза, смотрящие на меня с восхищением.
Если бы в тот день я оказалась в другом месте, если бы не спасла девушку и не обратила этим на себя внимание Влада — всего бы этого сейчас не было.
Машина въезжает на территорию дома, меня вытаскивают наружу и ведут в сторону входа.
На все мои попытки поговорить, Свят просто рычит, что бы я заткнулась и даже не смотрит в мою сторону.
Меня привычно запирают в подвале, и все силы, словно, остались за порогом дома. Опускаюсь на холодный пол, на секунду прикрываю глаза, а когда дергаюсь от громкого топота, муж склоняется надо мной, ехидно улыбается и говорит лишь одно слово, которое холодит всё внутри и скручивает болью сердце:
— Пора!
Влад
Перематываю руки эластичным бинтом снова и снова, а все кажется, что недостаточно туго.
Ничто не должно меня отвлекать. Одна единственная мелочь может дорого стоить.
Князев еще раз перезаряжает пистолет, каждым своим движением показывая, насколько он недоволен сложившейся ситуацией.
Выходим из машины, и подходим к ребятам. Они, не сговариваясь, решили, что поедут с нами, хоть я и настаивал на обратном.
Никто не знает, выйдет ли ситуация из-под контроля. Не хочется рисковать ими, но здравый смысл взял вверх, и я согласился.
Если все пойдет мне не на руку, Тиму нужна будет помощь, что бы вытащить Карину.
Открываем дверь, и я слегка торможу друга, пока остальные проходят вглубь заброшенного помещения.
— Что? — Насторожено
