такое бы трогать и трогать без остановки. Щупать, гладить, облизывать.
В бане слишком жарко и душно. Я капитулирую, первой оставляя помещение. В бассейне плаваю, пока ко мне Алекс не присоединяется.
— Ты меня преследуешь? — спрашиваю с вызовом.
— Больно ты мне нужна, — хмыкает он. И смотрит с ноткой снисхождения.
— Вчера была нужна, — пожимаю я плечами.
— Твоё тело. Не ты, — произносит он твёрдо и уверенно. Так что я сквозь землю мечтаю провалиться. Навеки замолчать. Ибо его тон и холодный взгляд снова застаревшую рану во мне расковыривают.
— Тело — это тоже часть меня.
С этими словами я в хаммам иду, прячусь от Алекса в жарком закрытом помещении. Смахиваю влагу с лица, не зная, то ли это испарина от бани, то ли мои непрошеные слёзы.
В вены словно отравленную жидкость впрыскивают. Кислорода не хватает, в ушах звон раздаётся, а перед глазами всё плывёт.
Боже, после недосыпа, головной боли и сильного эмоционального потрясения идти в баню — это самый нелогичный в мире поступок!
Пытаюсь встать, но руки скользят по мокрой поверхности, и я снова плюхаюсь попой на кафель. Разноцветным пятна мелькают перед закрытыми веками, а тело внезапно кажется лёгким, как пёрышко.
А затем меня засасывает в темноту.
— Мика! Мика, ты меня слышишь?
До боли знакомый голос и тепло его рук.
— Чёрт, — хриплю я.
Алекс взволнован: зрачки расширены, голос без привычной стали или издёвки. Я на диванчике лежу, а он держит меня за руку.
— Всё нормально, — бормочу.
— У тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? Кто с похмелья и на голодный желудок идёт в баню?
— Не надо тут, я завтракала.
Хотя что я там съела? Так, кофе выпила и одно печенье через силу в себя запихнула. От яичницы отказалась, тошно было.
Приподнимаюсь на локтях, оглядываюсь. Мы с Алексом одни, видимо, я недавно в обморок грохнулась и никто сюда прийти не успел.
— Спасибо, что помог мне, — тихо говорю.
Я чувствую себя замечательно. Словно и не отключилась в хаммаме несколько минут назад.
Между мной и Алексом такое мизерное расстояние, что я невольно на него смотрю. Клянусь, что не хотела этого делать, однако противостоять его энергетике попросту невозможно.
— У тебя интересный цвет глаз, — замечаю я. — С зелёно-коричневыми вкраплениями около зрачка. Симпатично. У меня такого нет.
— Прибедняешься?
— Ничуть. Вот губы у меня красивые, — нарочно так говорю, помню, с каким восхищением Алекс на них смотрел.
Моя провокация срабатывает. Он опускает взгляд, сглатывает и отодвигается немного. Ладонь свою убирает.
— Тебе надо нормально поесть. И отдохнуть, — сухо бросает Алекс.
— Заботишься обо мне, как старший брат? — иронично вопрошаю я. — Особенно после того, что вчера было?
— А что было-то? Ты же вроде ничего толком не помнишь? — ловит он меня на неосторожной фразе.
Да уж, актриса из меня посредственная. То линзы теряю, то легенду правдоподобную сочинить не могу.
— Ко мне медленно возвращается память.
— Вот оно как.
Алекс поднимается и полотенце протягивает. У меня волосы мокрые, несколько капель стекает по шее к груди.
— Не знаю, что ты задумала, Мика, но мне эти детские игры не интересны. Скоро этот чёртов семейный день закончится, и мы больше не увидимся.
— Ты же говорил, что надолго вернулся…
— Да. Но это не означает, что я буду приходить в дом своего отца каждые выходные. У меня есть дела поважнее.
Я кутаюсь в махровое полотенце, сверху накидываю халат и на ослабевших ногах иду на выход. С меня хватит. Пусть Алекс валит на все четыре стороны, я не буду сильно горевать!
9.1
Алекс
Не понимаю, какую игру затеяла Мика. Она ведь явно этот купальник с тонкими верёвочками на причинных местах не просто так надела. У неё цель определённая должна быть. Она смотрела на меня жадно, когда думала, что я ничего не вижу. Облизывалась. Дышала учащённо. У неё соски виднелись сквозь обтягивающую мокрую ткань.
Я в холодный бассейн окунулся. Сам не знаю, на хрена пришёл в баню, ведь не собирался этого делать. Понимал, что не смогу от Мики глаз отвести. Красивая она. Манящая. Соблазнительная.
В хаммаме она была влажной, разгорячённой и какой-то счастливой. Хотя пару часов назад на головную боль жаловалась и в коротких шортах по дому ходила. А ещё на её лице не было ни грамма косметики. И это мне понравилось. Даша, например, без макияжа никуда выйти не может.
Когда Мика грохнулась в обморок, я сначала ей не поверил. Решил, что она снова меня разыгрывает. Как было с тем случайным падением в ресторане, когда я подхватил её, к себе прижал, почувствовал её тепло и податливость. Вчера понял, что Мика тогда притворялась. Падает она совсем иначе, без криков и глупых размахиваний руками.
Как оказалось, обморок она не симулировала. Перегрелась в жаркой бане, но быстро пришла в сознание. Меня эта ситуация так взбесила, что я резким стал, нагрубил Мике.
Теперь она со мной не общается. Демонстративно отворачивается, когда я в её сторону смотрю. С папой о чём-то весело болтает. Она переоделась в майку и короткую юбку, волосы до сих пор мокрые, а на щеках румянец играет.
Набираю сообщение Даше:
«Приезжай сегодня ко мне».
«Во сколько?» — через минуту приходит ответ.
«Вечером. Я чуть позже напишу».
Даша присылает какую-то глупую гифку с сердечком. Коробят меня подобные сообщения.
Смотрю на танцующую Мику и зубами скрежещу. Отец включил музыку на телефоне, он готовкой занимается. А моя сводная сестрёнка его всяческими способами развлекает. И когда они успели так сблизиться? Хотя ещё пять
