отслюнявь.
Нина достала из сумочки сложенную пополам тонкую пачку долларов и положила деньги в луч фонарика, на отрубленную коровью голову.
Пистолет прекрасно уместился в сумочке, правда, изрядно ее утяжелив. Нина всерьез опасалась, что тонкий ремешок оборвется в самый неподходящий момент, и поэтому все время прижимала сумочку локтем к боку.
Потраченные часы ожидания теперь казались ей не часами, а неделями. Нину просто трясло от нетерпения, и, едва отъехав от рынка, она прямо из машины позвонила в редакцию общественных программ.
Ей ответили довольно любезно. Как только Нина представилась, голос ее собеседника стал настороженным, просто ледяным, но она знала, чем растопить этот лед.
- Я хотела бы дать вам интервью о контактах девушек нашего агентства с высшими лицами государства. У меня есть с собой видео.
- Ну, привозите завтра с утра, обсудим эту тему, - сказали ей уже совсем иным тоном.
- Завтра? Исключено. Я могу только сейчас.
- Ждем вас на проходной, - прозвучало в трубке.
Ей все же пришлось задержаться. Припарковавшись на студийной стоянке, она достала косметичку и постаралась привести себя в порядок.
Через полчаса Нина решительно направилась к дверям телекомпании. Перед зеркальными стенами двое охранников напирали на монаха с ящиком для пожертвований на груди.
- Нельзя тут стоять, понимаешь? Ты нам весь имидж портишь. Тут все ж таки телевидение, а не супермаркет. Вон, иди к рынку, там и побирайся.
- Разве я кому-нибудь мешаю? - ласково спрашивал монах, улыбаясь в густую рыжую бороду. - Кто пройдет, подаст. Я и не прошу никого, просто стою. Разве запрещено стоять?
- У тебя своя работа, у нас своя. Нам сказали, чтоб ты тут не маячил, вот и топай отсюда. Не доводи до греха. Иди отсюда, иди с Богом. Нельзя здесь нищим.
- Я не нищий. Я на храм собираю…
Второй охранник не стал тратить свое красноречие и просто столкнул монаха с площадки перед входом:
- Пошел, пошел, и больше не появляйся.
От толчка священник споткнулся и едва не налетел на Нину. Он бы мог и упасть, запутавшись в своей черной рясе, если бы Нина не подхватила его под локоть.
- Прости, матушка!
Он поправил на голове свою черную шапочку и сказал:
- Не ходила бы ты туда. Злые там люди.
- Знаю, потому и иду, - ответила Нина. - На храм собираете? Отлично. Очень кстати.
Она достала из сумочки все оставшиеся деньги, сложила пачку пополам и запихнула в щель ящика.
Монах только спросил потрясенно:
- За кого молиться, матушка?
Но Нина не успела ответить ему, потому что увидела за стеклом администратора. Он тоже заметил ее и торопливо пошел навстречу, уже издалека улыбаясь и расточая комплименты:
- Вы Нина Силакова? Вас не узнать. Новый имидж, да? Но выглядите, как всегда, потрясающе. В жизни вы гораздо ярче, чем на экране. Пойдемте, у нас все готово…
Администратор провел ее мимо охраны к лифту, нажал кнопку, продолжая заливаться соловьем:
- Как было бы эффектно, если бы вы сами могли появиться в кадре. Может быть, мы обсудим такой вариант? Я понимаю, что ваши материалы могут быть настоящей бомбой, источник должен оставаться засекреченным. Но вы можете выступить в программе со своими комментариями, например как совершенно постороннее лицо. Тогда никто и не догадается, что вы сами принесли материал. А ваше лицо так украсит картинку! Тридцать процентов зрителей будут смотреть нашу передачу только из-за того, что вы там появитесь. Если, конечно, появитесь. Я не настаиваю, но…
- Такие вещи я должна сначала обсудить с Иваном Бобровским, - ответила Нина. - Кстати, говорят, он теперь на другом этаже?
- О, да, теперь он на десятом. В гору пошел после своих "убийственных" репортажей. Первый заместитель теперь.
Лифт остановился на пятом этаже, двери раздвинулись, и администратор шагнул первым.
- Прошу вас. За мной. Не отставайте, можете заблудиться.
Он засеменил вперед, но Нина осталась в лифте и быстро нажала кнопку десятого этажа. Двери захлопнулись. Нина достала телефон и набрала номер мобильника Ивана.
- Слушаю, Бобровский.
- Ты где? Это Нина.
- Я занят, у меня съемка.
"Спасибо", - чуть не сказала Нина. Теперь ей не придется его искать.
Выйдя из лифта, она спросила у первого же сотрудника, который пробегал мимо с горой папок у груди:
- У Бобровского где съемка?
- Второй павильон, прямо по коридору.
"Надо улыбаться, - приказала себе она. - Надо выглядеть уверенно и спокойно. Это обычный проход. Коридор, второй павильон. Улыбаться, улыбаться!"
Никто не остановил ее. Вот и второй павильон. Серыми ширмами выгорожена студия. Выставлен свет, за двумя камерами сгорбились операторы. Иван, в фиолетовом костюме и розовой сорочке, сидит за столом. Гример стоит перед ним, припудривает ему нос.
Все. Теперь он никуда не денется.
Она уже не замечала ничего, кроме напудренного лица Ивана, на котором поблескивали тонкие очки. Его голос отдался в ушах, как будто прозвучал через мощный динамик:
- Готово? - спросил он, победоносно оглядывая студию. - Поехали.
Гример убежал, и Бобровский произнес вальяжно:
- Здравствуйте, дорогие телезрители. В эфире новая аналитическая программа, которую веду я, известный вам Иван Бобровский.
И тут он, наконец, заметил Нину.
- Стоп! - раздраженно крикнул Иван. - Я тебе сказал, я занят! Кто ее пустил? Уберите эту девушку. Я с тобой потом поговорю, после…
Нина открыла сумочку, вытащила пистолет и навела его на Ивана:
- Да чего уж после…
Иван, взвизгнув, неожиданно быстро нырнул под стол. Нина нажала на крючок, и пистолет дернулся в ее руке. Она невольно зажмурилась от грохота, а когда раскрыла глаза, то увидела, что Иван бежит от нее. Она видела его фиолетовый пиджак и пистолет в своей руке. Она снова и снова давила на спуск, и пистолет с каждым выстрелом дергался, словно пытался вырваться из ладони. Но Бобровский не падал, не останавливался, а, наоборот, убегал все быстрее, крича и расталкивая на пути стулья, ширмы, стойки. Он повалил прожектор и взбежал на железную лестницу. Нина схватила свой пистолет двумя руками и тщательно, как в тире, прицелилась. Но выстрелить уже не успела. Что-то со страшной силой ударило ее по затылку, и Нина повалилась на грязный линолеум, выронив пистолет…
Нина пришла в себя в тесной комнатке с наклонным потолком. Она лежала на дермантиновой кушетке. Руки ее были больно сжаты наручниками.
Повернув голову, она увидела стол
