Сердце ухает в пятки, и молниеносно поднимается в горло. Там и застревает. Такое ощущение, что мои голосовые связки атрофировались..
Он делает шаг вперед, ко мне. Я начинаю пятиться, но мне некуда отступать, упираюсь в витрину.
Некуда бежать, никто не спасет.
Он хватает меня за руку, но что-то происходит с моим организмом и голос прорезывается. Я начинаю истошно вопить и звать на помощь.
В следующее мгновение меня прошибает сильная боль в районе шеи. Я оседаю. Мое тело становится мягким, я не могу пошевелиться и ничего не соображаю. И сразу же темнота.
Пустота…
Я прихожу в себя. Не могу разлепить глаза. Тело тяжелое, как будто меня придавило сверху какой-то глыбой.
Что со мной произошло?
Меня долбанули шокером? Точно. Это был шокер. Сначала вырубили охранника. Потом меня.
Мамочки… И где же я? В комнате темно. Поворачиваю голову. И из-за штор пробивается солнечный свет. Кое-как встав с кровати, раздвигаю шторы. Свет бьет в глаза. Зажмуриваюсь. Несколько секунд глаза привыкают к свету. Смотрю в окно. Я на втором этаже. Дом частный. Внизу газон. Я вижу соседние дома, дорогу. Это где-то за городом.
Оглядываю комнату.
Кровать. Большая и высокая. На такой вчетвером можно спать. Над кроватью большая полка со всякими статуэтками. Вот, так ночью рухнет на тебя. И убить может. Опасная комната. Около кровати шкаф-купе. Рядом комод. Плазма на стене.
Дверь. Открываю. Санузел. Душ, раковина, унитаз. Все лаконично, ничего лишнего.
Еще одна дверь. Дергаю ручку, закрыто.
Но тут же замок щелкает, и дверь распахивает, тот самый мужчина из аптеки.
Я превращаюсь в один большой комок напряжения. И меня парализует.
— Сейчас вам принесут обед. Хозяин приедет вечером, и до этого времени вам запрещено выходить из этой комнаты.
Дверь закрывается. А я стою, как вкопанная. Не могу пошевелиться. Слезы текут.
Меня трясет.
Хозяин? Что он имел в виду? Его хозяин? Или мой? Я им, что, вещь?
Егор Павлович это все сделал? Теперь меня никто не спасет. Марк и Сандра даже не знают, где меня искать. И я не могу им сообщить. Я не обнаружила в этой комнате своих вещей. Ни сумки, ни телефона.
Мне принесли еду. Ни к чему не притронулась. Я не могу ничего есть.
Все время, до вечера, я сижу в углу комнаты, на полу. Здесь мне спокойнее.
Что теперь меня ждет?
Со двора доносится звук подъезжающей машины. И хлопающих дверей. Кидаюсь к окну.
Да!
Это он!
Мой ночной кошмар…
Я у него в западне. Истерика подкатывает. Меряю шагами комнату. Меня потрясывает. В комнате нет ничего тяжелого. Шкаф и комод пустые. В ванной тоже, ничего. Вспоминаю про полку со статуэтками. Прыгаю на кровать и хватаю самую, на мой взгляд, тяжелую.
Успеваю спрыгнуть с кровати, и дверь тут же открывается. Прячу статуэтку за спиной.
— Здравствуй, Линда! — расплывается в своей мерзкой улыбочке.
— Не могу пожелать вам того же… — язвлю я. — Я хочу домой. Вы не имеете права меня здесь держать.
Удивительно. Откуда у меня столько смелости?
А вот Егор Павлович меняется в лице. Улыбка превращается в оскал.
— Ты моя невеста. Ты сама дала согласие. До свадьбы будешь жить здесь… — рявкает он.
— Я передумала…
— Никаких возражений не принимается! — повышает голос.
— Я все равно не выйду за вас. И меня заберут отсюда…
— Кто? — ухмыляется он.
— У меня есть люди, которые любят меня и не оставят в беде.
— Можешь не надеяться на этих людей. Эти люди! Продали тебя! Мне! — чеканит он.
Что он несет?
Кидает на кровать какие-то бумаги. Принципиально не двигаюсь с места.
— Вот полюбуйся. Твой ненаглядный получает деньги от моего человека, за тебя. Его ты имела в виду. Его ты считала своим спасителем? Посмотри-посмотри…
Я на негнущихся ногах подхожу ближе. Статуэтка падает из моих рук.
Нет. Я не верю. Я не могу поверить. Это ошибка. Или он врет. Это не Марк. Марк со мной так не поступит.
Опускаю взгляд на снимки. Марк. В этой толстовке он выходил сегодня утром. Листаю. Он оглядывается. Берет сверток, заглядывает в него. И уходит.
Как такое возможно? Нет. Это же Марк. Он меня любит. Хоть, и не говорил мне об этом. Но я чувствовала. Или это был обман? А я повелась?
— Убедилась? А это… — швыряет еще пачку фотографий. — То, для чего ему нужны были деньги. Ты же в курсе, что у него мать больная? Точнее, мачеха.
— Кто? Мачеха?
— Так он тебе не сказал? Да, его воспитывала мачеха.
Смотрю на снимки. Марк избитый, с пластырем на лице. Вывозит на инвалидной коляске женщину. Это сегодня?
— Вот видишь, он не собирается тебя спасать. Он сделал то, что обещал. Отпустил тебя в нужный момент.
— Зачем вы тогда его избили, если он деньги взял? — голос срывается. И получается, как скулеж.
— Для мотивации… — уходит. Ключ в замке поворачивается.
Я остаюсь одна.
Слезы катятся по лицу ручьем. Я обессиленно падаю на пол. Утыкаюсь в колени.
Я поверила…
Я доверилась мужчине первый раз в жизни. А он играл со мной. И продал. Как товар.
Я всегда была товаром. Мной распоряжались. Сначала, отец. Потом Марк. Оказывается, тоже распорядился. А я думала, это любовь.
Теперь у меня новый хозяин. И мне все равно, как он мной распорядится.
Глава 25. Бабочка
Кручу в руках кулончик-бабочку.
Вот зачем ты мне его отдала? Тебе защита была нужнее.
А зачем я его взял?
Зачем я тебя отпустил? Если бы я, тогда настоял, и ты бы осталась, все было бы по-другому.
Теперь ты в его руках. И я даже не знаю, как тебя спасать.
Когда понял, что к чему, было уже поздно. Охрана никакая. И на них нельзя было надеяться. А я оплошал. И теперь не могу найти себе места.
Так! Хватит ныть…
Компромата, который дал Летунов, должно хватить. Его уже передали в отдел.
Астахов сообщил Александру Викторовичу, что нашел и забрал его дочь. До свадьбы она будет жить в его доме. Отец хотел проведать дочь, тот не разрешил. Даже не дал по телефону поговорить.
А Летунов еще и от жены отхватил. Она как узнала, что случилось, прилетела и разнесла все к чертям. Что ему нельзя детей доверить. И, вообще, он никчемный отец. В общем, Лидия Михайловна теперь держит Летунова в ежовых рукавицах. А тот даже возражать не смеет. Поникший ходит. Бойкая женщина. Проникся я.
Звонок в дверь. Нехотя иду открывать. Я знаю, что это Сандра.
Нет. Не Сандра. Женщина лет пятидесяти.
— Вы к кому?
— Добрый день. Вам просили передать… — протягивает мне сверток в бумажном пакете. Забираю.
— Кто?
— Я не знаю. И еще… — мнется она. — Что вы… лошара. Извините.
Лошара? Настораживает…
— Кто просил передать? Где он? Здесь? — выглядываю в коридор.
— Он ушел.
— Хорошо. Спасибо.
Посмотрим, что там. Прохожу на кухню, на ходу разворачиваю пакет.
Не понял… Это же те самые документы, которые я прое… м… потерял.
Сажусь изучать. Все заключения из психоневрологического диспансера. На имя Астахова. Он что болен?
Я нифига не понимаю. И как, интересно, мне может это помочь?
Звоню Сандре. Пересылаю ей фотки документов.
Через полчаса перезванивает.
— В общем, он нездоров и опасен для общества. Его нужно изолировать. Так, что эти документы нужно передать тем же людям. Думаю, это должно помочь. Будет суд. Суд рассмотрит дело и отправит его на принудительное лечение.
— А что у него, вообще?
— Я не вдавалась в подробности, какой-то там маниакальный синдром или психоз. А Линда давно говорила, что он ненормальный, ей никто не верил.
— Это всё, несомненно, хорошо, компроматы, суд. Но Линда до сих пор у него, и мы не знаем, что он с ней сделал.
— Так. Не кипишуй. Завтра свадьба, отец взял с него обещание, что он ее не тронет до свадьбы. Мы ее вытащим. Ты, кстати, приглашен. Астахов настоял.
— Сволочь…И псих. Думаешь он будет держать обещания? — психую я.
