— Удали… — снова попросила Анаит, на этот раз более настойчиво.
— Поцелуй, тогда я подумаю, — пожал голыми плечами Соболь.
Она не собиралась его целовать. Честно-пречестно, даже не планировала. Но он оказался слишком близко. Такой теплый, ласковый, вкусно пахнущий, он притягивал ее к себе. Она всего-то легко коснулась его груди ладонью, а потом мяукнуть не успела, как он прижал ее к себе и снова стал целовать.
Очень скоро Анаит почувствовала животом, что Соболь снова возбужден и готов к новым подвигам. Положила ему ладони на грудь и тихо попросила:
— Не надо, Дима…
И он отпустил. Но снимок так и не удалил, даже не пообещал этого сделать позже, несмотря на все ее просьбы.
— Поклянись, что никому не покажешь! — в отчаянии попросила она.
— Клянусь, — легко согласился он.
Это немного успокоило Анаит.
— Давай выбираться, — сказал Соболь, с сожалением оглядывая закуток из мебели, где они нежились.
Анаит кивнула.
Соболь начал действовать. Вместо стула поставил на стол еще один поменьше, в результате смог вылезти наружу.
Анаит ежилась, кутаясь в его рубашку, и ждала, ждала, пока наконец не услышала на улице зов:
— Котенок, я тут!
«Котенок?» — удивилась она про себя.
Вскоре в окне показалась голова Соболя.
— Сможешь забраться? — спросил он. — Я нашел лестницу, без проблем можно будет спуститься.
Анаит тут же начала карабкаться по столам наверх.
Через несколько минут они уже были снаружи амбара.
— Пойдем вдоль забора, чтобы тебя никто не увидел, — предложил Дима.
Они поспешили подальше от громкой музыки, пьяных одноклассников и разноцветных огней вечеринки. Звездная июньская ночь встретила их с распростертыми объятиями.
До дома Анаит было не так уж далеко, но Дима настоял на том, чтобы ее проводить. Взял ее за руку и повел вперед.
Анаит руки не отнимала, в то же время ей обжигало кожу прикосновение еще недавно совершенно чужого одноклассника. А от воспоминаний о случившемся жгло душу.
Пока шли, Ани очень старалась не плакать. Не хотела показывать Соболю своих чувств. Еще чего, вдруг потом будет смеяться с дружками, обсуждая ее. Он мог.
Однако, когда повернули на ее улицу, все же не удержалась, всхлипнула.
Думала — тихо, но нет, Соболь услышал.
— Ани, почему ты плачешь? Я сделал тебе больно? Скажи мне… — тут же забеспокоился он.
«Он что, и в правду не понимает?» — злилась про себя она.
— Меня теперь никто замуж не возьмет! — сообщила Ани с новым всхлипом.
Все же не удержала слез, предательские капли потекли по щекам.
— Э-э… почему никто замуж не возьмет? — спросил Соболь обалдевшим голосом.
— Ты что, глупый? — замахала руками Анаит, аж слезы высохли от возмущения. — Я же больше не девственница!
— Ты в каком веке живешь? — усмехнулся нахал, будто для него это какие-то цветочки. — Сейчас на это всем плевать…
— Ты это моему отцу скажи, — хмыкнула Анаит. — Кстати, ты пользовался защитой? Если нет, то я могу забеременеть!
— Да брось… — пожал плечами Соболь, чуть помолчав. — В первый раз ни одна девка не залетает, можешь мне поверить.
— Откуда ты знаешь? — свела брови вместе она.
— Ну… — он немного замялся, но все же ответил: — Практика, Ани.
Практика, значит. И сколько у него было этой практики? Воз и маленькая тележка? Не меньше, пожалуй.
— В любом случае меня никакой уважающий себя армянин замуж не возьмет, — с тяжелым вздохом проговорила она.
Дима вдруг задышал чаще, вцепился в руку Анаит еще крепче и заговорил проникновенным голосом:
— А зачем тебе армянин, Ани? Это разве так обязательно? За русского замуж пошла бы?
— За какого такого русского? — захлопала ресницами она.
— За меня… — пожал он плечами.
— Что?! — Анаит почти задохнулась возмущением после его предложения. — Ты в месяц три девушки меняешь, гуляешь со всеми подряд! Кому нужен такой муж? Еще чего удумал…
Соболь шагнул ближе и уверенным голосом ответил:
— Я не буду!
— Что не будешь? — не поняла Анаит.
— Гулять с другими не буду. Только с тобой, Ани! — Он вдруг обнял ее, поцеловал в щеку и жарко зашептал на ухо: — Поехали поступать вместе? Поступим, обустроимся, потом поженимся, а? Ты не смотри, что я пока нищеброд. Я рукастый, башковитый, работу найду влет. Все у нас будет хорошо, Ани!
— Хватит молоть чушь!
Анаит не знала, откуда взялись силы. Умудрилась отпихнуть от себя Соболя, хоть и не хотелось вовсе, и поспешила в родной двор.
Но, уходя, все же обернулась, увидела, как брошенный ею парень морщился, отступая прямо под фонарный свет. Лицо его показалось ей грустным-грустным, а сжатые кулаки выдали гнев.
Тут в груди Анаит и прозвенел звоночек, что-то внутри подсказало — Соболь говорил серьезно. Оно, конечно, глупо так думать, но сердце отчего-то ему поверило.
Глава 22. Жених
Бывает так в жизни, что кажется одно, а на деле выходит другое.
Возвращаясь домой в рубашке Соболя, Анаит тряслась как осиновый лист. А ну кто увидит? Неважно кто. Багиш, отец или даже Карина. Любой осудит, запишет ее в падшие женщины, с наскока заклеймит позором.
Она кралась в свою спальню на цыпочках. Дышать боялась, пока не оказалась за спасительной дверью. Так и не поняла, вернулся ли родитель домой или нет. Машины не увидела, хотя он мог загнать в гараж. А Багиш — боже благослови его любовь к ночным гуляниям. Карина, видимо, спала. На пути не встретился даже кот.
Оказавшись в спальне, Анаит тут же стащила с себя рубашку Соболя. Потом прижала ее к лицу, вдохнула аромат. Рубашка все еще пахла им, ее самым первым в жизни любовником. Ноги тут же подкосились, внизу живота заныло болью желания, сердце забилось чаще.
Анаит никогда не думала, что лишится девственности вот так — непонятно где, при совершенно ужасных обстоятельствах. Но, если признаться в самом сокровенном, часто себе представляла, каково это — оказаться в руках Соболя. Дима ужасно ей нравился, несмотря на то что за два школьных года попортил ей литры крови. Вот такая она неправильная девушка. Неразумная. Гад ее изводил, а она тайно по нему вздыхала.
Развратная, как сказал бы отец.
Но зачем ему знать о ее грехопадении? Это и вправду лишнее.
Уже в следующем месяце Анаит уедет поступать в Краснодар. И кто знает, как повернется жизнь. Скорей всего, она уже не вернется в городок, где родилась. Что ей тут делать? Слушать придирки отца? Вот уж спасибо, за два года наслушалась с избытком, хватит на следующие десять лет, а может на все двадцать.
С кем там у нее сложится судьба, за кого соберется замуж — это уж ее дело. А когда познакомится с достойным человеком, честно ему признается, что не девочка, что вот так по-глупому сложилось. Может быть, ее поймут? Может быть, примут такой, какая есть? Она очень на это надеялась. А если будущий муж погонит поганой метлой, значит не ее мужчина. Вдруг найдется тот, кто не погонит.
Этими мыслями она немного себя успокоила. Наскоро выкупавшись, устроилась в постели и, несмотря на все волнения ушедшего дня, тут же заснула. Во сне продолжила обниматься с Соболем. Целовалась с ним без оглядки, позволяла себя трогать там, где нельзя, но очень приятно.
Просыпалась на следующее утро тяжело. Ведь не привыкла гулять допоздна.
Пропустила завтрак. Стыдно было выходить из комнаты.
Отчего-то казалось — весь мир знал о ее грехопадении. Будто, пока она с Соболем вчера занималась этим самым, в небо запустили салюты с надписью: «Анаит лишилась невинности». И теперь, конечно же, все в курсе дела. Стоит выйти за дверь, и там ее будут ждать отец, Багиш, Карина. Каждый начнет тыкать в ее сторону и ругаться. А как еще им поступить с ней за то, что она так глупо прошляпила девичью честь?
Но когда все же решилась выйти из комнаты, ведомая голодом, и встретила отца, он ни в чем не стал ее обвинять. Лишь безразлично на нее посмотрел, а потом как бы между прочим проговорил: