перед ним, в окно тоже — видеть, как стремительно меняется твоя реальность, все еще было очень страшно. Поэтому я забралась в кресло прямо с ногами и уткнулась лицом в колени.
Я не выживу. Мысль, которая билась сейчас в голове громче других. Я не приспособлена к жизни. Я ведь даже машину не умею водить, как все нормальные подростки — потому и попросила об этом Алька. Денег не хватит надолго, а как заработать новые, я не знаю.
Несовершеннолетняя, ни на что не способная, трусливая и слабая баба. Еще и неуравновешенная до кучи. Альк правильно сделал, что послал меня. И каждое его слово было правдой.
Сильнее всего я чувствовала обиду за то, что как глупая дура, повелась на мечты о том, что все будет нормально. Что у меня может быть нормальная жизнь. Школа, друзья, будущее. Как же глупо... Ты ведь понимала, Ванда, что отчим давным-давно уничтожил все твои надежды на нормальное будущее. Уничтожил тебя. Наверное, поэтому я и не боролась. Альк считает, что еще было что-то спасать... А спасать было уже нечего. Бороться не за что. Меня уже давно не было.
Я уехать-то пытаюсь, словно бы что-то ему самому пытаюсь доказать. Хотя знаю, что эта затея обречена на провал. И даже плакать уже не могла. Плачут, когда горюют или жалеют себя. Во мне не было ни того, ни другого. По чему горевать? Кого жалеть? Глупо.
— Ты так и не сказал, что с тобой случилось, — проговорила я чуть севшим голосом спустя какое-то время, чтобы хоть как-то отвлечь себя от самоуничижающих мыслей. Сколько мы уже ехали? Полчаса? Час? Не слишком ли долго или я уже потеряла счет времени, провалившись во внутреннюю пустоту?
— А я обязался перед тобой отчитываться? — тут же огрызнулся Альк на мой вопрос. — Что-то я не вижу, чтобы ты для начала мне свою душу открывала.
Если мне и было о чем жалеть во всей этой круговерти — что бесповоротно похерились единственные мои хорошие отношения со сверстником, какие мне только удавалось выстроить. Альк снова относится ко мне черти как. Разбираться в причинах этого у меня вряд ли есть время. Поэтому я лишь устало ответила:
— А ты и не спрашивал. Я всего лишь пытаюсь проявить участие. Несмотря на то, что ты меня за что-то возненавидел и даже не хочешь рассказать, почему.
Что-то внутри подсказывало, что зря я это. Зря огрызаюсь. Последнее, что мне сейчас было выгодно — выводить из себя человека, который согласился помочь и потратить свое время на то, чтобы отвезти меня на вокзал, сильно подставляясь, ведь может стать известно, что он мне помогал. Впрочем — Альк умный, он сумеет все обставить так, что к нему ничто не приведет. Иначе бы он не сидел за рулем.
В ту же секунду он резко нажал на педаль тормоза, а внутри меня в одно мгновение что-то болезненно сжалось от страха. Он остановился, чтобы вышвырнуть меня из машины и оставить одну. Иначе зачем еще?
— Ты хочешь попиздеть за жизнь? — рявкнул Альк, поворачиваясь ко мне. — Давай попиздим. Ты что, подумала, что ты неприкосновенная, раз всучила мне машину? Хуйня вопрос, я сейчас выйду и пойду пешком. Я на неё видов не имею. Как и на тебя. Или ты возомнила, что я теперь твой тайный покровитель, раз один раз защитил? Знаешь, иди ты нахуй с таким воображением.
Я даже посмотреть на него боялась. Но, честно сказать, от того, что Альк решил просто разразиться гневной тирадой, выплескивая эмоции, мне даже на мгновение стало легче. Ведь все могло стать гораздо хуже. А так — это просто слова. Терпи, Ванда.
— Мне нужно тебя расспрашивать? Вытягивать из тебя тонкости твоей душевной организации? Ты во мне подружку увидела, дура? — по мере того, как парень повышал голос, краем глаза я замечала, как сжимаются его кулаки, — Или кого? Что я теперь должен, слёзы и сопли за тобой подтирать? Или каждую твою проблему решать ценой собственного «я»? Вряд ли ты настолько эгоистичная. Так какого хуя ты лезешь мне в душу?! Тебе мало того, что я сделал и делаю? Что тебе, блядь, ещё нужно?! Я не буду рассказывать тебе о детстве, о снах и мечтах. Уяснила? Никогда не стану. Тебя это не ебёт и ебать не должно. Доедем до вокзала, там я оставлю тебе машину и съебусь в закат. И больше никогда не появлюсь в твоей жизни. Ты поняла меня?! Или мне выйти и идти пешком?!
Было больно. Как бы я внутренне не крепилась, убеждая себя, что это всего лишь слова — а слова, как правило, гораздо приятнее кулаков — было больно все равно, ведь каждая его жесткая фраза хлестала по самому уязвимому, что сейчас во мне было, и, кажется, буквально уничтожало изнутри.
— Я буду молчать, — постаралась выдавить из себя я. — Просто... Едь дальше. Пожалуйста.
Я натянула на голову капюшон и отвернулась к окну, внутренне выдыхая, когда автомобиль тронулся снова. Я понятия не имела, что могло произойти с Альком и почему он так зол — на меня ли, или на все на свете сразу — но лезть в это не стану, по крайней мере, пока он сам того не захочет. А мне, похоже, лучше не высовываться и не напоминать о своем существовании в этой машине. Ведь чем дальше мы уедем, тем больше у меня будет шансов, что Даррен меня больше никогда не найдет.
Параллельно со всем этим я пыталась уложить в голове то, что Альк тоже, похоже, с самого начала собирался уехать из города — а за окном в это время, подтверждая мою догадку, улочки Раунд-Рока сменились пустынной трассой. Не исключено, что в этом и кроется причина злости парня. И то, как он делал такой акцент на том, что и я должна менять свою жизнь... Все слишком непонятно и запутанно, конечно, но спрашивать Алька и дальше я сейчас не рискнула. Слишком уж он был на взводе.
За несколько часов мы не промолвили ни слова. Даже радио не работало. Чем дальше мы отдалялись от дома, города, самого Техаса — а пары взглядов на приборную панель оказалось достаточно, чтобы понять, что отдаляемся мы очень и очень быстро — тем отчего-то спокойнее на душе мне становилось. Словно бы рану, в которую все это время яростно втирали соль, наконец
