– Маша! Уже, блин, все остыло.
– Я тут.
– О. Смотрю, у тебя, наконец, дошли руки до пакетов? Я уж думал, этого не случится. Так и будешь стесняться, как неродная.
– Спасибо вам. Не знаю, как вас и благодарить.
Точнее – знаю. Но это не то чтобы прилично. А ведь вопрос, кто мы теперь друг другу, так и оставался невыясненным.
– Ешь садись. От тебя кожа да кости остались.
И ему это не нравится, да? Только-только успокоившееся сердце вновь тревожно сжалось. Я ссутулилась, забираясь на стул. Хорошо хоть костюм выбрала свободный. Он надежно скрывал эти самые кости.
Покровский присоединиться ко мне не спешил. Отошел к холодильнику. Достал бутылку.
– Не надо! – вскочила я. Свекор обернулся, внимательно меня разглядывая. – Не надо. Пить.
– Так праздник у нас, Маш. Или ты меня в алкаши зачислила, которым даже бокал вина под вкусный ужин нельзя выпить?
– Нет-нет, – залепетала я. С сомнением глянула на бутылку красного, кажущуюся в его огромных руках совсем игрушечной, и плечом дернула. – Если только бокал.
Уж не знаю, понимал ли он мое опасение. Но я очень хорошо знала, как обычно начинали пить женщины. Мало ведь кто спивался в одиночку. В основном все начиналось с малого. С мужем за компанию, чтоб ему, дураку, меньше было, и так незаметно рюмка за рюмкой… в пропасть. Я так точно не хотела. Даже ради Ивана.
Покровский откупорил бутылку. Плеснул на дно мне, себе. И, как обещал, вернул бутылку в холодильник. Я не смогла скрыть вздоха облегчения. Покровский зыркнул на меня так, что я, смутившись, уставилась в тарелку. На ужин у нас было картофельное жаркое с мясом.
– Тебе таблетки не надо выпить?
– Нет. Мне и не назначали ничего толком. Кое-что я принимаю, но по утрам.
– А-а-а.
Я думала, что случившееся нас сблизило, но повисшая за столом тишина кричала об обратном. Только совсем уж бесчувственный человек не ощутил бы сгущающейся неловкости. Подумалось, может, пришел черед все-все для себя прояснить? Но сначала я не решилась, а потом Иван Сергеевич взял себя в руки и начал рассказывать одну смешную историю за другой. И все стало опять легко и приятно. Я же тихонечко посмеивалась над его байками, а потом и вовсе смеялась в голос. Уже и забыв, что он может быть таким.
А неловкость вернулась, да. Но уже ближе к вечеру, когда пришел черед расходиться. Как-то скомканно мы попрощались. Я так устала, что не нашла в себе сил это анализировать. Сморил сон, обернувшийся под утро кошмаром. Мне хотелось кричать, и вдохнуть хотелось. Но ни того, ни другого сделать не получалось. Сердце отчаянно молотило. Я будто в реальности ощущала, как едкий дым заполнял мои легкие снова. И от этого паниковала жутко, утрачивая всякий контроль над собой. Терялась на бескрайних просторах страха. Легкие горели все сильней, рот кривился, горло судорожно сжималось в бесшумном крике.
– Эй! Эй… Маша. Детка… Тщ…
Меня встряхнули. И прижали к чему-то твердому. Каменно-твердому, но живому. Дышащему. Теплому.
– Это дурной сон.
– И-иван…
– Ну, а кто ж еще? Успокоилась?
Подумав, что, стоит мне сказать «да», он тут же меня отпустит, что есть сил затрясла головой. Вцепилась в его плечи. Всхлипнула.
– Не уходи!
– Конечно, нет. Ну конечно. – Лба опять коснулись его губы. Мне этого было мало. Как мало просто вжиматься в его голую грудь своей, прикрытой лишь прохладным щелком. Я запрокинула лицо:
– Я вас разбудила? Простите…
И как на веревочке потянулась за поцелуем. Вот зачем, а? Мне же нельзя было. Но так хотелось почувствовать… хоть что-нибудь, способное вытеснить этот пробирающий до костей страх.
– Маш, нельзя. Слышишь? Нельзя нам.
– Просто не уходи. Просто побудь со мной. Полежи.
Покровский сглотнул. И глядя в мои умоляющие глаза, кивнул, забираясь в постель. Я отодвинулась, давая ему простор. А когда он лег, обманным маневром прижалась к его паху попкой. Он был возбужден. Очень сильно возбужден, да.
Глава 13
Все проспала! Потому что ночью я не могла уснуть так долго, что сон, сморивший меня под утро, был как никогда глубок. Только когда осеннее солнце поднялось достаточно высоко, чтобы пробиться через фильтр сосновых игольчатых крон, и заглянуло мне прямо в лицо, сонно встрепенулась. Перевернулась на бок. Подтянула к груди коленки и, уткнувшись в них носом, стала прислушиваться к звукам, наполняющим дом.
Удивительно, как я от них отвыкла.
И не только от них, по правде…
Не открывая глаз, провела пальцами по соседней подушке. Резко дернула на себя и с наслаждением вдохнула тяжелый мужской аромат. Он рядом был. Всю ночь рядом. Как и я, не спал долго. Гладил мое бедро. Так неторопливо, едва водя пальцами, что я с ума сходила. И ничего больше себе не позволял. А ведь я, дура, надеялась. Я вся извелась. Истомилась. Между ног было горячо и мокро. Грудь болезненно набухла. А соски пекли, будто шелк ночнушки стер их в кровь.
Мне хотелось его поторопить. Проявить инициативу. В конце концов, месячные никогда не являлись абсолютным противопоказанием для секса. А его «нельзя»… Да кому нельзя? Перед кем мы должны отчитываться?! Какого черта?
Если бы я решилась, думаю, в том состоянии Иван не смог бы мне отказать. Но мне отчаянно не хватало на это смелости. Почему-то казалось, что Покровский из тех, кто предпочтет охоту добровольной сдаче в плен.
Так почему он меня не «догнал»? И не наказал самым жестоким образом, что от него бегала?
«Да потому что ты не бегала, Маш! – зудел внутренний голос. – Он только к тебе, а ты тут же на спину – брык. Какой мужику интерес?»
Может, и так, да. Я ничего не понимала. Не знала, как будет лучше. Мои чувства находились в смятении. А еще ведь стыд испытывала дикий. Это ночью меня так скрутило, что я готова была на все. Но при ярком свете… Как ему в глаза смотреть, кто б сказал.
Насколько бы проще было, если бы Иван объяснил, что ко мне чувствует. Так, может, стоило спросить его прямо? Нам нельзя – это ведь не ответ!
Полежав еще какое-то время, я заставила себя выбраться из-под одеяла, создававшего иррациональное ощущение безопасности. На цыпочках прошмыгнула в ванную. Выглядела я на удивление свежо. Быстро провела все необходимые процедуры, переоделась – кровило уже едва-едва, и пошла на звуки, доносящиеся из кухни.
– Доброе утро.
Он оделся. В домашние брюки и футболку.
– Привет. Ты вовремя. Я нам завтрак как раз варганю.
Чтобы скрыть смущение, повела носом.
– Сало?
– И картошка, – покивал свекор. – А еще яйца.
– На завтрак, – закусила губу. Выглядел он очень деловито. Хотя в ответном взгляде, которым он прошелся от моей макушки до пяток, чудилось мне и что-то еще… Задумчивость? Жадность? Вина? Чудной коктейль со странными ингредиентами.
– Чем плоха картошка на завтрак?
– Ничем. Только тяжеловато, наверное.
– Тебе об этом волноваться рано. А мне уже поздно.
– Цену себе набиваешь?
Намеренно так сказала! Ведь то, что и раньше казалось мне извращением – называть его по имени-отчеству, глупо выкать – теперь вообще стало невыносимо. К тому же мне давно следовало признаться, что он мне нравится. Хотя бы вот так – намеком, который заставил Покровского замереть.
– Неужто я дождался комплимента от невестки? – хмыкнул он, возвращаясь к помешиванию содержимого сковородки.
Тут, конечно, у меня оборвалось сердце. Глаза расширились, рот нелепо открылся.
– Надо же. Я думала, что мы этот этап прошли, – заметила не своим голосом.
– Маш…
– Если ты это все затеял, потому что меня жалеешь, то…
– Я не жалею!
– Тогда что?! Неужели просто трусишь, а? Ну что такого мы делаем, а, Иван? Что такого страшного?
Я завелась. На это запала хватило. Проблема в том, что и закончился он очень быстро. Выпалив свою тираду, я сдулась в два счета. Возмущение вытеснила усталость. – Ладно. Проехали. Спасибо, что побыл со мной, несмотря… ни на что не смотря, в общем. Мне действительно было очень страшно.
