Мама, молча, складывала блузки и параллельно собирала свою косметику в другой чемодан, чуть поменьше. Она работала менеджером в парфюмерном магазине, и делом всей ее жизни было выглядеть хорошо. Она неплохо справлялась. Я бы даже сказала – отлично. Ей было сорок три, но я не дала бы больше тридцати. Она была стройной, такой же хрупкой и тонкой как я. Чуть повыше, но это не мешало ей носить высоченные каблуки, которые я изредка у нее заимствовала. На этом все наше сходство заканчивалось. Я – рыжая, с копной непослушных вьющихся волос, светло–голубыми глазами и веснушками на носу. Она – брюнетка, перекрашенная в золотистую блондинку, с карими глазами и оливковой кожей.
Я снова посмотрела на Тео, который болтался под ногами. Он был точной моей копией, в уменьшенном варианте. Ну, и он мальчик, что существенно нас различает. Он улыбнулся мне своим смешным ртом, из которого торчали четыре зуба: два внизу и два вверху. Еще два прорезались, но их пока было не видно. Он потряс погремушкой и ушел в другую комнату, прошлепав маленькими косолапыми ножками по ламинатному полу.
Мама уехала в семь вечера. Я провела два часа, смотря мультик Тини Лав, от которого, если честно, меня начинало тошнить на пятнадцатой минуте, но Тео он нравился. Я подпевала собаке, овце и корове (которая почему–то не мычит, а произносит Пам–Па–Пам–Пам) и хлопала в ладоши, как идиотка. Ненавижу этот мультик. Как он может нравиться детям? Вот я любила «Короля льва», и, если честно, до сих пор ностальгирую по тем временам, когда мои детские слезы вперемешку с соплями размазывались по лицу в момент смерти Муфасы.
В общем, мультик я посмотрела, Тео помыла, покормила и уложила спать. Я довольно закинула ноги в серых трениках на диван, и смотрела пятый сезон «Дневников вампира», когда зазвонил домофон. В этот момент Елена, Деймон, Керолайн, Мэтт и Джереми прощались с умершей Бонни, и я ревела, как белуга.
Я хлопнула глазами от неожиданности и подскочила к домофону. Не дай Бог, Тео проснется, я же полночи с ним скакать буду.
– Да! – рявкнула я в трубку.
– Алиса? Открой.
Мать твою за ногу, это Александр. Я судорожно бросила трубку и закусила губу. Он не уйдет просто так, а позвонит снова. Почему мама не поставила домофон, на котором можно отключить звонок?
Домофон, как и ожидалось, зазвонил снова, и я нажала на кнопку. Из трубки донеслись писки открывшейся двери подъезда, и я приготовилась к адовой пытке. У меня есть ровно три минуты, чтобы собраться. Обычно столько едет лифт на шестой этаж.
Я вздохнула, покачала головой и открыла дверь. Лифт звякнул, и на пороге вырос мой начальник.
– Что тебе надо? – зашипела я, когда он попытался войти.
Я оставила только щель между нами. Он выдохнул и положил руку на дверной косяк. Если я захлопну дверь, его пальцы останутся в квартире и мне придется отмывать кровавые подтеки с бежевого металла. Наверняка, еще и стены заляпает…
– С тобой все в порядке? Кристина сказала, что ты заболела.
Конечно, я заболела. Только название для моей болезни еще не придумали.
– Все в порядке, – шепчу я, и мой шепот с шипением разноситься по подъезду.
– Может, впустишь? – спрашивает он, блеснув глазами.
– Нет, – отрицательно качаю головой, убеждая сама себя в правильности своего решения.
– Уверена?
– Да, – снова мотаю головой, и любой маломальский психолог распознал бы этот жест, как отрицание моего «Да».
Босс устало улыбнулся, и прислонился виском к косяку.
– Нам, правда, надо поговорить.
– Нам не о чем разговаривать, Александр Сергеевич, – снова шепчу я, молясь, чтобы Тео не проснулся.
– Я так не думаю.
Он проводит своей ладонью по двери и силой дергает ее на себя. Я отскакиваю, и задеваю комод в коридоре. Флакончики с мамиными духами падают, дружно звеня.
– Твою дивизию, – вырывается у меня, когда босс входит в квартиру, – Только не это, – шепчу я, когда из моей спальни слышится вошканье, а потом шлепки маленьких ножек подбираются ко мне сзади.
– Мама, – сонно говорит Тео, и трет глаза.
– Я здесь, мой маленький, – прошептала я, подлетая к нему и поднимая его на руки.
– Мама? – повторяет эхом за моей спиной Александр.
– В гостиную! – тихо командую ему я, и уношу ребенка в спальню, чувствуя, как сердце уходит в пятки.
Тео засыпает через полчаса, долго вертясь в кровати. Я лежу с ним рядом еще десять минут, в тайной надежде, что начальник просто тихо свалит из квартиры. Но этого не происходит, я устало встаю и плетусь из спальни. Босс разместился на диване, бережно положив свой пиджак на подлокотник и сложив руки на коленях.
– Говори, – сухо произношу я, и он вздрагивает.
– Тео твой сын? – спрашивает он, и я ругаю себя за то, что не выставила его сразу.
Надо было просто перерезать провод домофона маникюрными ножницами, делов–то.
– Да, но это не твое дело.
– Хм, – мычит он и потирает подбородок, – Признаться, я догадывался. Но ты тщательно маскировалась, говоря о брате.
– Я ни разу не говорила о брате. Это был твой вывод, а я не стала его отрицать.
– Почему?
– Потому что это не твое дело, – выпаливаю я и продолжаю хорохориться, – Ты хотел поговорить – так говори.
– Сколько тебе было?
– Неважно, – отчеканила я.
– Сколько? – не унимается он.
Он встает с дивана и приближается ко мне, а я ищу спасения у стены с фотографиями. С одной из них на меня смотрит лицо отца, и я отвечаю ему грустным взглядом.
– Это. Не. Твое. Дело.
– Ошибаешься, – шипит он мне в лицо, – Меня касается все, что касается тебя.
– С какой такой радости? – пискляво проверещала я.
– Потому что я так сказал, – говорит он, делая ударения на гласных.
Я отворачиваюсь, но Александр берет мой подбородок руками и разворачивает к себе. Мы долго смотрим глаза в глаза, он прожигает меня своими, я немного вяло пытаюсь сделать то же самое. Потом я вздыхаю, убираю его руки и говорю то, что не должна говорить:
– Шестнадцать. Мне было шестнадцать, когда я залетела.
– Тебе сделали больно? Как это произошло? – не унимается он, вопреки моим надеждам.
Я качаю головой, закрывая глаза. Потом открываю их и вижу, что он смотрит на меня с тревогой. Бедняга.
– Нет. Это произошло по обоюдному желанию.
– Вот как? – он шарахается от меня, как будто я залепила ему пощечину.
– Вот так.
Он отступает назад, а потом возвращается на диван. Садится, снова опираясь локтями на колени, и опускает голову, зарываясь в волосы пальцами. Я подхожу к окну, и смотрю на соседние дома. Кто–то еще не спит. Свет горит в разброс, как фигуры на поле морского боя.