Никто не встал. Единственными овациями в зале были жидкие хлопки самого Патрика Флаэрти.
Заметно раздраженный этой тишиной, он спросил, желает ли кто-нибудь из присутствующих выступить перед своими согражданами. И тогда поднялся мой брат Люк.
Он шел через зал. Вряд ли в ту минуту он ощущал на себе взгляды собравшихся. В походке Люка не было свойственного ему спокойствия. Выражение лица говорило о глубокой ране, нанесенной его душе. Встав перед микрофоном, брат не обратил внимания на сидящих у него за спиной политиков. Казалось, он не заметил даже матери, находившейся среди почетных гостей. Люк положил перед собой три листа желтой бумаги и начал выступление.
— Когда я воевал в Азии, мне дали краткосрочный отпуск и отправили в Японию. Там я побывал в двух городах — Хиросиме и Нагасаки. Я беседовал с людьми, которым «повезло» увидеть программу «Атом во имя мира» в действии. Я общался с японцами, жившими в этих городах тогда, в сорок пятом году, когда на них упали бомбы. Один из них показал мне жуткий снимок — останки совсем маленькой девочки, которую в развалинах города заживо съела голодная собака. Я видел женщин с жуткими шрамами. Я посетил музей в Хиросиме, и мне до глубины души стало стыдно за то, что я американец. Плутоний не имеет ничего общего с миром. Это кодовое слово, означающее конец света и приход Зверя, о котором сказано в Откровении Иоанна. Плутоний прожорлив. Сейчас он готовится поглотить Коллетон, а со временем, возможно, — и всю планету. Вскоре наш прекрасный город превратится в место, где будут работать на разрушение вселенной. Однако я не слышал, чтобы кто-то из коллетонцев громко ответил «нет». Я без конца спрашиваю себя: «Неужели все в Коллетоне — овцы? А где же львы? Они спят?» Узнав, что федеральное правительство собирается украсть у меня родной город, я сделал то, что на моем месте сделал бы любой южанин: обратился к Библии за успокоением и силой. Я пытался отыскать там слова, которые принесли бы мне утешение в нынешние дни скорби. Освежив в памяти историю Содома и Гоморры, я сопоставлял участь двух греховных городов с судьбой Коллетона. Должен признаться, я не нашел там ни одного намека. Коллетон — город садов и прогулочных лодок. По воскресеньям над ним разносится колокольный звон. Здесь нет зла в том смысле, в каком мы его понимаем. Единственный грех нашего города в том, что он производит на свет людей, недостаточно его любящих, готовых продать его чужакам за тридцать сребреников. Я продолжал читать Библию, надеясь отыскать в ней Божье послание, которое помогло бы мне в нынешние дни бесчинств филистимлянских[198]. Так вот, если я не попытаюсь спасти город, который мне дороже всего на свете, пусть Бог превратит меня в соляной столб за то, что я не оглянулся[199]. Однако я бы предпочел быть безжизненным соляным столбом в Коллетоне, чем Иудой Искариотом, у которого под золотом — кровь родного города.
Люк говорил, и чувствовалось, как из небытия начинает воскресать совесть Коллетона. Над рядами поднимался ропот: то откликались сердца взрослых и детей, охваченные страстным плачем по обреченному городу. Речь брата стала обвинением летаргии, в которую погрузился город, словно обсыпанный дурманящим порошком. Когда Люк произнес имя Иуды, зал начал гудеть, как разбуженный улей. Овцы вспомнили, что у них есть право сопротивляться.
— Я безуспешно листал Библию, пока не открыл с самой первой страницы. И тогда я услышал голос Бога, который был мне понятен и которому я смог повиноваться. Многие из вас верят в дословное восприятие этой великой книги. Я тоже верю в дословное восприятие Слова Божьего. Но все мы знаем, что Бог обращается к нам в Библии двояким способом, и мы должны отличать один способ от другого. Есть книги откровений и есть книги пророчеств. Книги откровений рассказывают об исторических событиях: например, о рождении Иисуса, Его распятии и смерти на кресте. Но Откровение Иоанна — это пророческая книга, где евангелист предсказывает Страшный суд и появление четырех всадников Апокалипсиса. Эти события пока не наступили, но обязательно наступят, поскольку так написано от имени Господа. Когда я перечитывал историю о сотворении мира, меня осенило. Книга Бытия — это не книга откровений, а книга пророчеств. Я думаю, она говорит не о том, что происходило в прошлом, она предсказывает то, что случится в будущем. Неужели всем нам, кто родился на берегу реки Коллетон, кто с детства любовался прибрежными болотами и сменой времен года… неужели нам трудно представить, что мы по-прежнему находимся в раю? Что нас еще не изгнали из Эдемского сада? Что Адам и Ева еще ожидают своего появления на свет? Мы живем в раю и даже не осознаём этого. Из Библии вы знаете, что Иисус любил изъясняться притчами. А вдруг Книга Бытия — это одна из притч, Божий способ предостеречь нас от опасностей, грозящих миру? Если вы на мгновение согласитесь со мной и признаете, что Книга Бытия может быть притчей, поразмышляйте вот над чем. Ева протягивает руку и срывает запретный плод, после чего следует изгнание из рая и наступает конец совершенному счастью… Не от таких ли событий предостерегает нас Господь, какие могут вот-вот произойти в Коллетоне? Что, если мы готовимся разрушить наш совершенный дом? Что, если нас изгоняют из рая в неведомые земли? Что, если мы окажемся вдали от всего, что знали и любили, за что каждый день благодарили Бога? Мои друзья и соседи! Я внимательно прочитал Книгу Бытия. Думаю, что нашел ответ. Я молил Бога даровать мне мудрость и чувствую, что получил ее. Книга Бытия — это притча. С ее помощью Бог из глубины веков предупреждает жителей Коллетона и всей планеты об опасности, которая способна мгновенно уничтожить наш рай. В Библии запретным плодом названо яблоко… Я же думаю, что запретный плод — это плутоний.
— Аминь, брат! — донесся сверху звонкий крик банковского кассира Люси Эмерсон.
Она вскочила на ноги. Толпа ответила ей гулом солидарности.
Патрик Флаэрти подошел к подиуму и попытался отобрать у Люка микрофон. Слова моего брата услышали все, кто был в зале и снаружи:
— Сядь, яйцеголовый. Я еще не закончил.
Флаэрти не стал с ним спорить. Люк продолжил:
— Коллетон — это город, о котором можно только мечтать. За него стоит сражаться. Даже умереть. Друзья мои, я был удивлен тому, с какой легкостью мы пустили к себе людей, которые обещали разрушить наш город, переместить наши дома и выкопать из могил останки наших покойников. Я привык гордиться тем, что я южанин. Я всегда считал, что любовь к родной земле отличает нас от всех остальных американцев. К сожалению, южане южанам рознь. Среди граждан Коллетона нашлись те, кто пустил чужаков в наш город и продал Коллетон за горсть монет.
