– Грейсон Тейн, – подсказала Бриана, обрадовавшись, что сестра перевела разговор на другую тему. – Почтенный американский писатель, зарезервировавший комнату в тихой, приличной гостинице на западе Ирландии. Поверь, у него нет никаких видов на хозяйку этой гостиницы, – Бриана поднесла к губам чашку и отпила глоток чаю. – А я благодаря ему смогу заплатить за оранжерею.
Бриане уже не раз доводилось принимать гостей зимой, в разгар снежных бурь. Но, как правило, в январе Блекторн-коттедж пустовал. Бриана не тяготилась одиночеством, ее не пугали ни завывания ветра, ни даже то, что со свинцового неба день за днем сыпался мокрый снег. Непогода давала ей возможность посидеть дома, подумать, спланировать свою дальнейшую жизнь.
Бриана обожала постояльцев. И ожидаемых, и нежданных. И не только потому, что это сулило лишние деньги. Бриана любила общаться и рада была услужить тем, для кого ее гостиница стала временным пристанищем.
После смерти отца и переезда матери в другой дом Бриана постаралась преобразить Блекторн-коттедж, сделать его таким, как ей мечталось в детстве. Бриана всегда хотела, чтобы в доме был торфяной камин и кружевные занавески, а с кухни доносились вкусные запахи пирожков и оладий. Однако без помощи Мегги Бриане не удалось бы встать на ноги, превратить свое жилище в семейную гостиницу. И Бриана никогда об этом не забывала.
Теперь дом полностью принадлежал ей. Зная, как она ценит домашний уют, отец решил, что Бриане дом нужнее, чем Мегги. Он не сомневался, что она будет беречь свое наследство как зеницу ока, ухаживать за домом, словно за ребенком.
Наверное, это погода располагала к мыслям об отце. Он умер в очень похожий день. В часы одиночества Бриана до сих пор обнаруживала, что в потайных закоулках ее души прячется тоска по отцу. И воспоминания, как хорошие, так и плохие.
Нужно чем-нибудь заняться, сказала она себе и отвернулась от окна, не дожидаясь, пока на нее нападет хандра.
Дождь не унимался, и Бриана решила отменить поездку в поселок, а вместо нее заняться делом, которое она откладывала уже слишком долго. Сегодня ждать некого, постоялец приедет лишь в конце недели… Бриана взяла швабру, ведро, тряпки, пустую картонную коробку и пошла на чердак. Пес поплелся за ней.
Бриана регулярно прибиралась на чердаке. В ее доме пыль не залеживалась. Однако до ящиков и чемоданов с вещами у нее руки не доходили.
А теперь дойдут, решила Бриана и распахнула дверь. Прочь сантименты, на сей раз она наведет порядок в отцовских вещах!
Если произвести на чердаке генеральную уборку, можно будет, подкопив денег, кое-что тут перестроить, сделать ремонт, и получится уютная мансарда. Бриана размечталась, опершись о швабру. Надо будет прорубить окно в потолке и, может быть, сделать еще одно – слуховое. Если покрасить стены в желтый цвет, комната станет более солнечной. А пол нужно покрыть лаком и постелить на него вязаный коврик…
Бриана уже воочию видела преображенную комнату. Хорошенькая кроватка, застеленная ярким клетчатым покрывалом, плетеное кресло, небольшой письменный стол. А если еще и…
Она тряхнула головой и рассмеялась. Нечего торопить события!
– Ну и соня ты. Кон! – пробормотала она и погладила пса по голове. – А спать некогда, тут надо засучить рукава – и за работу!
Первым делом Бриана решила взяться за коробки – разобрать старые бумаги и одежду.
Спустя полчаса все уже было аккуратно разложено на кучки: одни вещи она собиралась отнести в церковь и раздать бедным, другие – пустить на тряпки, а вещи, сложенные в третью кучку, решила оставить на память.
– Вот это да! Гляди, Кон! – Бриана осторожно достала из чемодана крестильное платьице и расправила складочки. В воздухе слабо запахло лавандой. Льняное платьишко было украшено крохотными пуговками и узким кружевом. Бриана улыбнулась. Бабушкино рукоделие. Отец хранил его всю жизнь… Увы, Мейв, ее мать, не оставит потомкам таких милых реликвий.
– Видишь, Кон? Нас с Мегги, наверное, тоже в нем крестили. А потом папа убрал его, решив приберечь для наших детей.
Сердце сжалось от привычной боли. Настолько привычной, что Бриана почти не обратила на нее внимания. Ее ребенок не спит в колыбельке, нет у нее маленького, мягкого комочка, который можно было бы брать на руки, баюкать, любить… Но зато Мегги платьице пригодится.
В следующей коробке были всякие бумаги. Бриана вздохнула. Придется все перечитать… или, во всяком случае, просмотреть. Отец никогда не выбрасывал ни одной бумажки. И даже хранил газетные вырезки. Говорил, что его интересуют новые веяния.
Ох уж эти новые веяния! Бриана отложила в сторону статьи про новинки техники, лесоводство, строительство домов, усовершенствование системы магазинной торговли. Только вот про сельское хозяйство здесь не найдется ни строчки. Да, фермером отец был никудышным. Она нашла письма от родственников и от американских, австралийских и канадских компаний, с которыми переписывался отец. А вот и квитанция на старый грузовик, который был у них в ее детстве. Взяв в руки следующую бумажку, Бриана удивленно подняла брови. Похоже на сертификат, выданный при покупке акций… «Трикуотер-Майнинг» в Уэльсе… Судя по дате, отец приобрел акции за несколько недель до смерти.
«Трикуотер-Майнинг»? Должно быть, очередная авантюра, в которую папочка вложил наши жалкие сбережения, подумала Бриана и решила послать в компанию запрос, выяснить, что сталось с деньгами. Хотя скорее всего акции стоят не дороже бумаги, на которой они напечатаны. Тому Конкеннану не везло в бизнесе.
Он всю жизнь ловил удачу, но так и не поймал.
Бриана вынула из коробки пачку писем от папиных кузенов, дядюшек и тетушек. Они его обожали. Да его все обожали!
Вернее, почти все, поправилась она, вспомнив ft' своей матери.
Отогнав неприятную мысль, Бриана взяла в руки три письма, перевязанные выцветшей красной ленточкой. Адресат обитал в Нью-Йорке, но ее это не удивило. У Конкеннанов было в Штатах довольно много друзей и родственников. Однако имя, указанное на конверте, оказалось незнакомым. Аманда Догерти.
Бриана развязала ленточку, рассеянно взглянула на страницу, написанную аккуратным школьным почерком, и… у нее перехватило дыхание.
«Мой дорогой Томми!
Я сказала, что не буду тебе писать. И может быть, это письмо так. и останется не отправленным. Но не написать его я не могла – мне нужна хотя бы иллюзия, что я с тобой разговариваю. Вернувшись в Америку, я пробыла в Нью-Йорке всего один день. Ты невероятно далеко, и дни, проведенные вместе с тобой, теперь для меня еще дороже. Я сходила исповедаться и покаялась. Но в глубине души я не считаю грехом то, что было между нами. Любовь не может быть грехом. А я всегда буду любить тебя. Когда-нибудь, если Господь смилостивится над нами, мы соединимся. Но даже если этого не произойдет, знай, что для меня дорого каждое мгновение, которое нам подарила судьба. Да, я понимаю: мой долг сказать тебе, что ты не смеешь нарушать священные узы брака и обязан посвятить себя малюткам, которых ты боготворишь. И я говорю тебе это. Но прошу об одном. Может быть, это эгоистично, но я прошу тебя: думай обо мне, когда в Клер приходит весна и река Шаннон искрится на солнце. И вспоминай, как ты любил меня в те недолгие дни, что мы были вместе. Люблю тебя…
