Ознакомительная версия.
Ну и о самом подлом мужчине на Земле, разумеется. Пусть он не надеется, что я скромно и благородно утаю от широкой общественности перипетии нашего ледового побоища под названием «любовный роман». Нет уж, страна должна знать своих героев.
Родилась я черт знает где, дурнушкой с невероятным самомнением. Да, я из породы гадких утят. Радующая взгляд женственность появилась в моем облике годам к двадцати, а до того времени я напоминала кузнечика-переростка – тощенькие ручки, длинные кривоватые ножки, мелковатое личико, собранные в практичный хвост на затылке волосы. Но себе самой я всегда казалась до неприличия совершенной. Я смотрела на себя в зеркало и упивалась прелестью собственного лица – изящным изгибом густых темных бровей, и миниатюрным носом, и четко очерченными темными губами, и высоким лбом.
Я была самим совершенством, моя красота (как наивно казалось мне самой) была сопоставима с шокирующим очарованием музейных произведений искусства. Мне казалось, что стоит мне только захотеть – и весь мир падет к моим (тощим и длинным, как каминные щипцы) ногам. Я могла стать актрисой, которой рукоплескали бы миллионы поклонников, манекенщицей, разбивательницей сердец. Я ни минуты не сомневалась, что в один прекрасный день о Варваре Ивановой узнает весь мир.
Между тем росла я в приволжском городке с населением пять тысяч человек. Воспитывала меня тетка, сестра моей матери. Мать помню плохо – когда мне было четыре года, она вышла замуж за инженера-интеллигента и укатила с ним в Саратов. Первое время новоявленные молодожены исправно навещали нас с теткой – мне привозили неизменные склеенные развесные конфеты и уродливых дешевых кукол, в которые я никогда почему-то не играла. Наверное, у меня напрочь отсутствует материнский инстинкт.
А потом у меня появился брат – и когда тетка сообщила мне об этом событии, я сначала обрадовалась. Наивная, откуда я могла знать, что появление в маминой жизни красного, беспричинно орущего существа, похожего на резиновую игрушку, будет означать мое окончательное и бесповоротное с ней расставание. Мама приезжала все реже и реже. Однажды она не приехала в Новый год. Потом забыла о моем дне рождения. А потом как-то само собой получилось так, что никакой мамы у меня вроде и нет.
Тетку я, честно говоря, никогда особенно не любила. Побаивалась я ее – она была женщина неприветливая и хмурая. К тому же она была слишком измотана работой и «прелестями» полунищего провинциального быта – слишком измотана, чтобы пытаться со мной дружить. Работала она швеей в ателье, а летом еще и пахала на дачном участке, обеспечивая нашу небольшую семью непременными зимними консервами.
Так что я была, что называется, предоставлена самой себе. И использовала собственную неприсмотренность на полную катушку. На свидания бегала с двенадцати лет. Хорошо, что у меня хватило ума, начитавшись сопливых любовных романов в мягком переплете, обзавестись мечтою в один прекрасный день выйти замуж за миллионера. Где искать миллионера в родном убогом городке, я понятия не имела, но свято верила, что однажды в моей жизни произойдет некая роковая случайность, результатом которой будет появление возле меня его – красивого, нежного, богатого.
Поэтому свою девственность я берегла, как пиратский клад, – это было единственное, что я могла предложить потенциальному прекрасному принцу. Все героини любовных романов в мягких переплетах лишались девственности в объятиях синеглазых женихов, и я не должна была стать исключением. Кто знал, что в итоге я без сожаления и грусти расстанусь с «пиратским кладом» в возрасте девятнадцати лет и моим избранником будет отнюдь не прекрасный принц, а тихий сосед по подъезду, бывший одноклассник по фамилии Самсонов. Именно ему, полупьяному, я вручу божественный дар, после чего он, застенчиво сверкая прыщами, предложит мне сочетаться законным браком, а я снисходительно рассмеюсь ему в лицо.
Но это не так важно. Главное – я плохо училась, гуляла, не брезговала дешевым пивком и отвратительно воняющими папиросками, но лиц противоположного пола близко к себе не подпускала. Тривиальный минет ведь близостью не считается, не правда ли? И не надо делать такое лицо, мне еще не раз предстоит вас шокировать.
Переломным моментом в моей обреченной на непутевость жизни можно считать тот день, когда новенькая преподавательница по физкультуре, глядя на то, как я отчаянно взбираюсь по канату вверх, сказала:
– Девочка, с твоей грациозностью в балерины бы идти.
Она надо мной не издевалась, ей и правда показалось, что я не лишена гибкости и чувства ритма. Выяснилось, что Татьяна Федоровна (кажется, ее звали именно так, но наверняка поручиться за достоверность воспоминаний не могу) когда-то и сама баловалась хореографией. И даже танцевала в каком-то ансамбле. Она организовала при нашей школе хореографический кружок и уговорила меня посещать занятия. Вскоре я стала примой этого кружка. И однажды даже выиграла областные соревнования по латиноамериканским танцам. Было мне тогда четырнадцать лет. Тетка моя сидела в первом ряду в своем лучшем шерстяном костюме и глотала слезы умиления.
Танцевать мне нравилось. Все остальное – нет. К девятому классу выяснилось, что у меня тройки почти по всем предметам. Продолжать школьное образование смысла не было. И я поступила в швейное ПТУ – так сказать, решила продолжить семейную традицию. Династия периферийных швей – звучит заманчиво, не правда ли?.. Вот и мне так показалось, поэтому через пару месяцев я ПТУ бросила. К тому же подружиться с иглой мне так и не удалось.
– Руки у тебя не откуда надо растут, девка! – ворчала тетка.
– Зато у меня откуда надо растут ноги, – нагло хохотала я. – На том и держимся.
Выпав из системы образования, я не осталась аутсайдером. Я устроилась в ансамбль народного танца – мне даже трудовую книжку завели. Получала, конечно, копейки, зато объездила почти всю страну – с концертами в облезлых ДК.
Ансамбль этот считался детским. Продержалась я в нем благодаря своей худобе довольно долго. Но когда мне исполнилось двадцать, худрук, вздохнув, объявил:
– Варька, к сожалению, нам придется проститься. С твоей грудью стриптиз надо танцевать, а не польку-бабочку.
И я вернулась в теткин дом. Чтобы проскучать в нем бесконечный год – целыми днями я валялась на диване с книжкой в руках. На лоточный ширпотреб денег у меня теперь не было, так что с низкопробных любовных романов и дубовых детективов я вынужденно перешла на потрепанные томики Гюго, Мопассана, Чехова, Маркеса, Остин – как ни странно, у моей полуграмотной тетки была неплохая библиотека. Наверное, за один тот год я узнала больше, чем за всю свою жизнь. Я жадно глотала информацию, пережевывала детали, переваривала факты. Кто бы знал, как завидовала я книжным героям, которые почему-то казались мне более живыми, чем я сама. В их жизни были приключения, а в моей – только продавленный диван и неряшливые улицы тихого, знакомого вдоль и поперек города. Иногда я лениво думала – а может быть, бросить все и рвануть в Москву? Попробовать себя в… да какая разница, в чем именно, главное – не сидеть на месте! Молодость-то проходит, вот уже и первые морщинки появились под глазами. Я старела быстрее, чем мой лучший товарищ – теткин диван. Я думала об этом и тут же одергивала себя – какое ребячество! Что, в Москве своих Варек мало, что ли?
Ознакомительная версия.
