Ознакомительная версия.
– Кем-кем? – переспрашивали взрослые и бросали беспомощные взгляды на родителей Василисы.
– Кондитером, – терпеливо повторяла она бестолковым взрослым и представляла, как запишет в заповедный лакированный блокнот очередной кулинарный рецепт.
В этот момент в воздухе всегда провисала неловкая пауза, потому что взрослые, как по команде, замирали. Слово «кондитер» в их консервативном сознании рождало стремительный поток вызывающих интенсивное слюноотделение образов, в результате чего перед глазами всплывало натуралистичное изображение трехэтажного торта, увенчанного огромной масляной розой, вокруг которой причудливо завивались белые кремовые вензеля.
«Сладкая женщина!» – многозначительно улыбаясь, перешептывались родительские гости и непритворно ахали, когда повзрослевшая Василиса на вытянутых руках вносила в комнату очередное произведение кондитерского искусства, призванное стать украшением стола.
– Быть тебе поваром, Васька! – гордо крякал отец, а мать строго исправляла главу семейства:
– Не поваром, Юра, а кондитером.
– Какая, хрен, разница, Галя! – пожимал плечами растроганный папаша и тянул к дочери масляные губы. – Дай поцелую!
Василиса, смущаясь, подставляла отцу щеку и торопилась оставить взрослых наедине со своим рукотворным сооружением.
Поступательное движение Василисы Ладовой к кондитерскому олимпу способствовало тому, что в ее родственно-дружеском окружении сформировалось стойкое убеждение: лучший подарок для полной девушки с белыми бровями – это книга о вкусной и здоровой пище или что-нибудь «сладенькое»: торт, конфеты, пирожные. Василиса к такому положению дел привыкла и с легкомысленным пристрастием продолжала пробовать на вкус все, что приносилось на алтарь будущей профессии, мечта о которой вдребезги разбилась о камни суровой действительности.
– Значит, судьба! – потупившись, сделала вывод Галина Семеновна Ладова, когда ее дочь Василиса в подарок на шестнадцатилетие получила два торта от друзей семьи, два – от бестактных родственников и один – от равнодушных к ее судьбе одноклассников. Итого – пять.
– Что ты будешь с ними делать? – неосознанно подлила масла в огонь Василисина мама и застыла возле косяка, внимательно наблюдая за дочерью.
– А что с ними делать? – искренне удивился добродушный отец семейства и достал ложку, чтобы отведать даров.
– Что, Юра, все пять? – уточнила его супруга и чуть не расплакалась, почувствовав, как сжалось от обиды нежное сердце ее дочери.
– Нет, Галя, пять не смогу, – отказался Юрий Васильевич и воткнул ложку в один из тортов. – Может, соседям раздать? Или на работу? Чё добро пропадать будет?
– Не надо, – всхлипнула обычно сдержанная именинница и, распахнув окно, один за другим выбросила с третьего этажа все пять тортов, даже не удосужившись вынуть из самого маленького мельхиоровую ложку.
– Васька! – всплеснула руками мать и попыталась обнять значительно превосходящую размерами дочку, но не успела, та спешно ретировалась в комнату, где проревела полночи. Утром к родителям вышел совсем другой человек. Настолько другой, что Галина Семеновна на секунду поверила в переселение душ, ибо перед ней предстала ее собственная, уже покойная, учительница начальных классов по имени Нонна Сергеевна и строго сказала: «Все, хватит. Будем менять профессию. Будем менять жизнь. В конце-то концов, человек – сам кузнец своего счастья». – «Так точно!» – по-военному рявкнул Юрий Васильевич Ладов, напуганный произошедшими в дочери переменами.
– Буду врачом, – сообщила родителям Василиса. – Психиатром, – она на секунду задумалась, а потом добавила: – Или диетологом.
Галина Семеновна хотела было спросить про кондитера, но, смущенная мистическим присутствием духа первой учительницы, промолчала.
В школе известие о том, что Василиса Ладова предала профессию кондитера, было встречено без энтузиазма.
– Ты что, Ладова?! – возмутилась классная руководительница, учительница русского языка и литературы, и, облизнув губы, зашипела: – С ума сошла? За месяц до экзаменов! Мы уже все десятые укомплектовали. Мест больше нет. Ищи другую школу.
– Я не хочу другую, – отказалась Василиса и посмотрела классной руководительнице, по прозвищу Ежиха, прямо в колючие маленькие глазки, сверкавшие из-под мохнатых с проседью бровей.
– Мало ли, ты не хочешь! Раньше надо было думать! Писала в анкете кулинарный техникум?
– Писала, – эхом отозвалась ученица.
– Вот и иди. Зря мы, что ли, тебе всей школой пятерки рисовали? Выучишься – свой цех откроешь, а то и два.
– Да она и три откроет, с вашей помощью, Лариса Михайловна, – подала голос отличница Хазова, борец за справедливость во всем мире, гроза учителей и головная боль директора.
– А ты, Юля, не вмешивайся! Без тебя как-нибудь разберемся, – заворчала усатая литераторша и попыталась свернуть этот неприятный разговор. Но Василиса (непонятно, откуда смелость взялась) нависла над ней, тщедушной и хрупкой женщиной со слабыми костями, и проговорила так же членораздельно, как говорят учителя начальной школы, когда диктуют первоклашкам их первый в жизни диктант из двух предложений:
– А вы не можете запретить мне подать документы в десятый класс, я узнавала.
– Тебе виднее! – недобро усмехнулась и поджала узкие, но ярко накрашенные губы.
– Между прочим, Ладова – по микрорайону, – встряла правозащитница Хазова и, дерзко встряхнув челкой на пол-лица, дала необходимые рекомендации: – Скажи родителям, – роль адвоката Юльке явно нравилась, – пусть сами идут к директору или в районо. Время социалистического насилия ушло в прошлое. У нас, Лариса Михайловна, демократия и гласность, – напомнила отличница. – Девяносто третий год на дворе. Плюрализм и все такое прочее.
– К сожалению, – фыркнула классная руководительница, подумав, что отмена крепостного права в России была непростительной ошибкой императора, и нарочито медленно отползла в сторону, держась за сердце.
– Смотри, Ладова, счас скажет: «Довели до сердечного приступа», – скривилась Хазова и, подмигнув Василисе, встала в проход между рядами. – Лариса Михайловна, вам плохо?
– Да, Юля, мне плохо. Мне очень плохо, потому что ты, гордость школы, гордость класса, моя личная гордость, победительница олимпиад, девочка из хорошей, я подчеркиваю, семьи, оскорбила меня до глубины души, – Ежиха капризно фыркнула и ткнула в грудь тоненькой лапкой с красными коготками.
– Это чем это я вас оскорбила? – искренне удивилась Хазова и в два прыжка догнала классную руководительницу, направившуюся к своему столу.
Ознакомительная версия.
