А потом я увидела ее. Внизу стояла подпись.
Видел я еще другой сон: вот, солнце и луна и одиннадцать звезд поклоняются мне…
А.
Дотронься до звезд. Мечтай о них.
А.
Моя мать всегда была для меня палимпсестом. Она умерла, когда мне было шесть лет, и всю свою жизнь я искала тайные послания от нее, надеясь, что она передаст мне их таким же образом, каким надписи на полях разговаривали с дядей Гарри. Это страстное желание, которое никогда меня не покидало. Иногда, когда я вижу, как кто-то из моих друзей обнимает свою маму, я чувствую острую боль в сердце. И в ту ночь я вновь сидела в одиночестве в своей комнате в квартире Гарри, поджав под себя ноги, и рассматривала старые фотографии мамы.
Моя «комната» — и здесь стоит поставить кавычки — представляла собой то, что риелторы Манхэттена именуют второй спальней, хотя, по правде говоря, она больше напоминает нишу в стене, к которой пристроили еще одну стену. Но места мне хватало, тем более что здесь дядя Гарри хранил фотографии моей мамы и здесь я надеялась обнаружить тайные послания от нее. Он был ее братом, и поэтому я постоянно задавала ему вопросы о ней. Мне всегда было интересно, похожа ли я на нее… я ведь знаю, что я не в отца.
Мы с отцом всю жизнь старались избегать друг друга — в некотором роде, нам ужасно повезло, что он практически никогда не бывает дома. Во время учебы я терпела его присутствие в нашем доме в пригороде Бостона. К счастью, он много путешествовал, так что половину времени я проводила с семьей моей подруги Софии. Или меня оставляли на попечение соседа, живущего напротив нашей квартиры. Но мое любимое время года — лето, ведь я его всегда приберегала для дяди Гарри, его друга Гейба и Нью-Йорка. Обычно мы проводили время за играми и поездками на пляж, а однажды даже съездили в Торонто.
А в этом году? О, я была особенно рада вырваться из дому. Мне грозило лето под кодовым названием «Знакомство с мачехой», поскольку мой отец уже подыскивал бриллиантовые кольца для своей новой и самой блондинистой подружки по имени Шэрон. Меня мутило от одной мысли о предстоящем празднестве.
После того как я посмотрела фотографии и поболтала в Фейсбуке с Софией, проводившей лето в спортивном лагере, я заснула, так и не выключив телевизор.
Проснувшись, я уставилась в потолок, потом перевела взгляд на экран плазмы, висевшей на стене. Ведущая утренних новостей с безупречно уложенными и налаченными волосами бодро провозгласила, что уже шесть часов утра.
— Мммрмррмрр! — промурчала я коту дяди Гарри. Его звали Агги, сокращенно от Агамемнон. По породе он серебристый перс, и один глаз у него зеленый, а другой — желтый. Как и положено его породе, он повсюду оставляет свою шерсть. — Сейчас лето, я наконец-то могу отоспаться. И чего, спрашивается, я бодрствую?
В ответ послышалось мяуканье Агги, который стал топтаться на моем животе, пока не улегся, урча, как двигатель автомобиля. Дотянувшись до пульта, я попереключала каналы. Вставать мне было лень, но я уже настолько проснулась, что теперь заснуть точно не могла.
Минут через двадцать дядя Гарри постучал в дверь.
— Ты встала? — позвал он меня.
— К несчастью, да.
Он просунул голову в дверь.
— Что ты сегодня наденешь на работу?
Я взглянула на свой шкаф: его дверцы были широко открыты, вокруг на полу валялась одежда.
— Ммм… не знаю. Брюки с каким-нибудь свитером: у тебя в офисе так холодно. И с каких это пор ты интересуешься моим внешним видом? Я ведь только ношу тебе кофе. В общем, я еще не решила. Еще слишком рано, чтобы что-то решать.
— Как насчет этого? — И он кинул мне на кровать фирменный пакет магазина «Барни'с».
Я села в кровати и провела рукой по своим кудряшкам. Я слышала, как Гейб пел в душе очередной хит из мюзикла «Парни и куколки», в котором он играл роль заядлого спорщика Ская Мастерсона. Дядя двадцать раз ходил на это шоу и всегда сидел в первом ряду партера посерединке. Если посчитать, он потратил на это небольшое состояние, а после каждого спектакля стоял у дверей театра с желто-черной программкой в руках, чтобы получить автограф Гейба. Это был до тошноты умилительный рассказ из серии «Как мы познакомились». А остальное, как говорится, уже стало историей.
Печально, когда у твоего дяди дела на любовном фронте идут настолько хорошо, насколько у тебя они никогда не пойдут. Тот факт, что я являюсь почетным членом клуба умников, уже означает, что в моей личной жизни не хватает чего-то прекрасного. Конечно, моя бабушка до сих пор считает, что все дело в том, что дядя Гарри просто не встретил «ту самую» девушку. Но по крайней мере он теперь точно в тренде всех модных новинок.
Вытащив из пакета коробку, я сорвала подарочную упаковку и посмотрела на дядю Гарри.
— Ты шутишь?
Я вытащила из коробки сверток и развернула его. В руках у меня оказалось маленькое черное платье. Оно действительно было восхитительным. Я взглянула на ценник.
— Триста пятьдесят долларов? Ты с ума сошел!
— Нет, не сошел. Я всегда хотел купить платье в стиле Одри Хепберн из «Завтрака у Тиффани». Но мне некому было подарить его. Пока не появилась ты. Ну же, разве оно тебе не нравится?
Я ошарашенно кивнула. Наверное, это самая шикарная вещь в моем гардеробе.
— Оно потрясающее! Жаль только, что меня в нем увидят лишь твои пыльные рукописи.
— Никогда нельзя выглядеть слишком хорошо для работы с пергаментом.
Я ухмыльнулась.
— Спасибо, мне оно действительно очень нравится.
После душа я решила не выпрямлять волосы и оставить кудряшки. Прогноз погоды обещал высокую влажность, значит, не имеет никакого смысла бороться с истинной природой моих волос. Все равно заплетутся, и получится что-то среднее между кустарниками аспарагуса и стальной мочалкой.
Нанеся блеск для губ и накрасив ресницы, я надела черные балетки — я также решила, что не буду бороться с ростом в пять футов три дюйма. Но на самом деле это я обманываю себя, потому что мой рост составляет пять футов два дюйма, и еще немного добавляют волосы на голове. У меня от природы бледная кожа, вся усеянная веснушками, которые я тоже не заморачиваюсь скрывать, и глаза ярко-серого цвета. Я взглянула на книжную полку, на которой дядя расставил рамки с черно-белыми фотографиями моей мамы. Она смотрит прямо в объектив камеры и смеется, а ветер развевает ее волосы. На фотографии она одета точь-в-точь как Мадонна образца 80-х годов, и каким-то удивительным образом маме все это идет.
Хотела бы я знать, что так рассмешило ее. Дядя Гарри этого не помнит. Я на нее очень похожа — только другой цвет волос, но тот же бледный тип кожи. Увы, от солнечных лучей я тут же превращаюсь в вареного рака. Но на этом, кажется, сходство заканчивается. Потому что на каждой фотографии мама выглядит как модель, или как богемная художница, или как кто-то гламурный из жизни, похожей на сказку.
