— Вы знаете, есть одна песенка, — сказал он. — Вы… Если, конечно, она у вас есть. Поставьте, пожалуйста… Это важно для меня. Это связано с одним человеком…
— Какая? — спросила она.
— Я не помню ее названия. Знаю только, что ее пела Кэнди Найт.
Она догадалась. «Видишь, — усмехнулся внутренний голос. — Все как всегда… Любовь-морковь. А ты уж придумала себе образ таинственного затворника. Квазимодо. Железную Маску. Это песенка про любовь, для предмета сердечных воздыханий…»
— Да, сейчас… Но сначала расскажите про этого человека. Она нас слышит сейчас? — решила проверить Рита свои догадки.
— Нет, — сказал он совсем тихо после минутной паузы. — Нет, она нас не слышит. Она…
В трубке что-то зашуршало, раздались короткие гудки.
— Проклятие! — выругалась Рита.
Она отпила из чашки глоток безнадежно остывшего кофе и оглянулась на Машку.
— Еще три минуты, — поняла ее без слов подружка.
Рита нажала на кнопку.
— Ночь прощается с нами голосом Кэнди Найт, — сказала она в микрофон. — Надеюсь, это именно та песня, которая была вам нужна. Если вы меня слышите, перезвоните. У нас еще две минуты…
— «Wish you were here», — пела Кэнди Найт. Мелодия была грустной и в то же время светлой…
Рита очень любила эту песенку. Может быть, потому, что она была из прошлого? Того самого прошлого, когда Рита еще была юной и счастливой и мир не обрушился еще на ее хрупкие плечи всей своей тяжестью…
На какую-то минуту ей показалось, что этот звонок был не случаен. Ведь и его что-то связывает именно с этой песенкой. Такие же, как у Риты, воспоминания.
Когда раздался звонок, она бросилась к телефону, схватила трубку.
— Привет, цыпочка, — услышала она. — Следующую ночь проведем вместе, а?
— От юношеских угрей помогает лосьон «Охи», дружок, — отозвалась она немедленно. — Не хами больше взрослым тетенькам, хорошо?
Она бросила трубку.
Песня закончилась. Стрелки часов неумолимо приблизились к шести.
Она поднялась, потянулась и остановилась на минуту у окна.
— Доброе утро, город, — прошептала она.
Словно вторя ей, Машка заорала в микрофон, приступая к своим обязанностям:
— Доброе утро, город! Проснись и пой, потому что ночь кончилась! И к черту ее, старую образину! Пожелайте себе самого доброго — и в путь! Я с вами, ваша Маша Литвинова! Пожелаем нашей красавице Марго счастливого пути и мягкой перины! Доброе утро, просыпайтесь, потому что, как говаривали древние мудрецы, надо просыпаться с первым лучиком солнца!
* * *
Улицы были пустынны. Рита поблагодарила водителя, хлопнула дверцей машины и спустя минуту уже поднималась на свой четвертый этаж.
Утром сон, как известно, самый сладкий. Что проку тогда в ночном?
Так уговаривала она саму себя, вставляя ключ в замочную скважину. Тихо, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить маму и Ника, она разделась, босыми ногами прошла на цыпочках в кухню и включила газ под чайником.
По приемнику, патриотично настроенному на волну родного радио, верещала Машка. Рита нажала на кнопку.
Мир погрузился в тишину. Благословенную тишину…
Она заварила кофе и блаженно вытянулась в кресле. Глаза слипались.
Ноги напоминали два александрийских столпа.
— Надо было попросить Машку, чтобы она дала ему мой номер телефона, если он перезвонит, — прошептала она и сама испугалась собственного открытия.
Подсознательно она только и думала, что о таинственном незнакомце, позвонившем ей.
— Как глупо, — усмехнулась она. — Ты стареешь, милая. Какая тайна? Несчастная любовь. Еще одна проклятая, банальная, тоскливая, как крик летучей мыши.
Она написала маме записку, попросив разбудить ее в десять часов. В двенадцать ей надо было быть на озвучивании рекламы.
Иных людей кормят ноги, иных руки, а Риту кормил голос.
И ничего с этим поделать было нельзя…
Вытянувшись на мягкой кровати, она закрыла глаза и пробормотала:
— Ничего не поделаешь, да и надо ли с этим что-то делать? Хорошо, что голос есть, голосом-то куда легче торговать, чем куриными окорочками или телом…
Она и сама не заметила, как перешла зыбкую границу сна и яви — границу ночи и дня, мечты и реальности…
Когда через пятнадцать минут проснулась мама, потому что Нику было пора в школу, и заглянула в комнату, она увидела свою дочь спящей со счастливой улыбкой на полураскрытых губах.
Она тихонько закрыла дверь и, осторожно ступая по скрипучему полу, чтобы не разбудить Риту, прошла в комнату Ника.
«Как же редко у нее бывает такая улыбка, — думала она. — Только во сне… Днем она бывает разная — насмешливая, саркастичная, веселая даже… Но вот счастливой моя бедная девочка бывает только во сне».
Такова судьба. Даже если она несправедлива к нам, что остается, кроме смирения?
В детской комнате были разбросаны игрушки.
— Ник, — тихо позвала мать. — Проспись, детка… Пора.
Рита стояла посреди огромного зеленого поля. Она снова была маленькой. В ее руке был зажат плюшевый заяц с оторванным ухом и двумя пуговицами-протезами вместо глаз. Она знала, что, если перейти поле, с ней наверняка случится что-то важное, захватывающее и интересное. Но мама запрещала ей переходить это поле, и от табу желание попасть туда, на другой край, становилось почти невыносимым. «А вдруг там и края-то нет, — подумала маленькая Рита. — Я исчезну, и тогда мама будет ругаться… Потому что она ведь мне этого не разрешила, а я все-таки перешла…»
— А если попытаться? — услышала она мягкий низкий голос. — Предположим, что на том конце поля тебя ждет чудо…
— Я уже взрослая. Я не верю в чудеса, — ответила Рита.
— Это глупо, — рассмеялся ее невидимый собеседник. — Потому что чудеса никто не отменяет с приходом взрослого возраста. И ты знаешь это лучше меня…
Она оглянулась, пытаясь увидеть его.
— Где ты? — спросила она. — Почему ты прячешься?
— А почему ты все время думаешь обо мне? — насмешливо поинтересовался Невидимый. — С того момента, как я позвонил тебе, ты думаешь только обо мне. Даже когда спишь… Почему?
— Не знаю, — честно призналась Рита, обнаружив, что она стала взрослой. И сама не заметила, как это произошло. — Может быть, потому, что ты меня заинтриговал…
Он поступил точно так же, как наяву.
Исчез.
Ничего не ответил.
Оставил Риту в гордом и печальном одиночестве.
А Рита проснулась.
За окном было пасмурно. Серые тучи заволокли небо. Но Рита улыбнулась. Странное ощущение праздника вдруг появилось в ее душе.
