Джина состроила гримаску, и он тактично сменил тему разговора, чувствуя, что девушка не склонна выслушивать комплименты.
— А что ты думаешь о реактивной железной дороге, мой ангел? Впечатляет?
— Очень.
— Достаточно, чтобы поужинать сегодня со мной? Обещаю вести себя, как бойскаут.
По его глазам Джина поняла, что он не сдержит слова. Она тянула время, чтобы подразнить его.
— Дай мне подумать, Тони.
Она откинулась на плюшевое сиденье машины, и Тони, довольный собой, ухмыльнулся.
— Дай мне все прелести жизни. И не сомневайся, уж я смогу ими распорядиться как надо.
— Это твои слова?
— Нет, но пусть будут моими.
Тони отвел глаза от дороги и улыбнулся ей.
Они знали друг друга всего несколько недель, и Тони нравился девушке. Но все же инстинктивно она держалась с ним настороже. Тони Карсон был испорчен своими легкими успехами и одержим дурацкой идеей, что все девушки, словно наливные яблоки, упадут к его ногам от одного его прикосновения. Но Джина не желала ему потакать. У нее сложилось достаточно четкое представление о женщине, какой она хотела стать, и в ее планы не входило падать к чьим-либо ногам.
Автомобиль ехал мимо зеленых газонов, на которых кувыркались и шумно резвились дети. Каждый житель австралийской окраины стремился иметь хотя бы четверть акра собственной земли, и потому дети здесь росли счастливыми и беззаботными. «Мустанг» плутал по многочисленным закоулкам, пока наконец не свернул на красивую спокойную улицу, где жила Джина. Здесь лишь деревья могли считаться старожилами: дома были очень современные. Тони свернул на подъездную дорожку, вымощенную булыжником. На капот машины сразу же посыпался дождь из голубых колокольчиков. Чистый воздух после грозы был напоен ароматом франджипаний, украшавших любой сад.
Юноша взглянул на дом оценивающим взглядом, глаза его при этом сощурились.
— Ох, мисс Лэндон! Очень красиво. Такое же совершенство, как и вы сами. А ваш папаша вообще лучше всех!
Перегнувшись через Джину, он открыл дверцу.
— Ну?
На губах девушки играла озорная улыбка, а взгляд Тони блуждал по изгибам ее тела.
— Ну так что же, Джина, девочка моя? Тебе двенадцать или двадцать два? Решайся!
Длинные ресницы прикрыли ее глаза.
— Уже почти семь часов, — произнесла она жестко, не оставляя себе путей к отступлению. — Можешь зайти и познакомиться с моей мамой.
— Ничто в этом благословенном мире не остановит меня!
Он посмотрел на нее внимательно своими темными глазами.
— При твоей маме я буду паинькой. Я же знаю, что у меня нет никаких шансов на благосклонность такой сногсшибательной девушки, как ты, Джина.
В ее ясных глазах появились ехидство и насмешка.
— Мне кажется, ты очень опасный парень, Тони.
— А ты сама житейская мудрость! — он засмеялся.
Лишь когда «мустанг» скрылся из виду, Джина скользящей, грациозной походкой направилась к дому.
Джина вошла в дом. Линда, стоя на деревянной лестнице, с грустью разглядывала большой, имеющий форму сердца лепесток цветка. Это было лишь одно из огромного количества красивейших комнатных растений в ее любимом доме. Она улыбнулась девушке едва заметной улыбкой, от которой тает сердце.
— Привет, цыпленок! Я думаю, им маловато влаги. Лучше их поставить в миску с водой.
Она коснулась нежными пальцами оранжевых бутонов, слегка напоминающих восковые.
Джина засмеялась звонким, чистым, молодым смехом:
— В твоем лице театр потерял великую актрису! Ты подглядывала у окна, и не думай, что я не заметила, как шевелилась занавеска.
На самом деле она ничего не заметила и, как обычно, разыгрывала Линду; но, доверяя своей интуиции, девушка часто оказывалась права.
Ее мачеха, застенчиво улыбаясь, спускалась по лестнице. Невысокая стройная брюнетка лет сорока, с голубыми глазами. И отец, и Джина очень любили ее: в ней было какое-то неуловимое очарование.
— Никогда не верь обаятельным мальчикам в супердорогих спортивных машинах, — произнесла Линда, и это прозвучало достаточно убедительно. — Может оказаться, что у них непомерные амбиции.
Смех Джины прервал ее.
— Ну хорошо, у тебя будет шанс разобраться в этом самой. Сегодня! Он умирает от желания познакомиться с тобой. Мы собираемся поехать поужинать.
На лице Линды появилась тревога.
— Ого, так вот, значит, откуда ветер дует!
Сидя в крутящемся кресле, Джина с удивительным изяществом слегка подогнула под себя длинные красивые ноги и с любовью посмотрела на мачеху.
— Вовсе нет! Не стоит так тревожиться. Мы всего лишь хорошие друзья. Повторяю, просто хорошие друзья!
Последние три года благожелательное вмешательство Линды в сердечные дела падчерицы доходило до абсурда.
Линда беспомощно рассмеялась:
— Боюсь, что не могу ничего с этим поделать: у меня появилась странная привычка. Я волнуюсь за тебя с тех пор, как несколько лет назад мы встретились; уже тогда длинноногая десятилетняя девочка обещала вырасти в очень красивую девушку. Я до сих пор смотрю на тебя с легким удивлением.
Она искренне улыбнулась ей, мысленно возвращаясь к тем годам. Действительно, обязанности мачехи Линда сразу восприняла очень серьезно, поощряемая, по крайней мере на первых порах, и отцом, и дочерью, которые старались ей помочь. Они как будто с самого начала договорились вести себя так, чтобы дать Линде почувствовать свою необходимость. Этого требовала ее природа, и ради нее и отец, и дочь охотно жертвовали частью своей завидной самостоятельности. В ответ Линда щедро дарила им свою любовь и была трогательно благодарна за то, что ее принимали… Беспомощная, застенчивая Линда, так привязанная к дому.
В их кругу считалось странным и ни с чем не сообразным, что Пол Лэндон, талантливый и удачливый архитектор, остановил свой выбор на симпатичной, мягкой и такой застенчивой Линде Росс. Вирджиния, его первая страстно любимая жена, умерла при родах, что было ужасным шоком для него. Он достаточно долго хранил ей верность — пока Джина была совсем маленькой, — но затем природа взяла верх.
Симпатичная, надежная и незаметная Линда работала у него секретаршей. Когда мать Джины погибла в автомобильной катастрофе, именно Пол Лэндон принес ей эту страшную новость, и вид беспомощной женщины, содрогающейся в рыданиях, запал ему в душу. Это и было первым ростком поздней любви, расцветшей затем во всепоглощающее чувство. Они поженились через полтора года; коллеги шутили, что Пол сделал это в знак молчаливого протеста против очаровательных и сильных духом женщин из своего окружения.
