– Конечно, если вы не согласны, вам стоит только сказать…
– Нет, нет, – поспешила она его заверить, облизывая губы и надеясь, что не очень заметно, как они потрескались и пересохли от ветра. – Я с удовольствием вам помогу. Если вы думаете, что я справлюсь, конечно…
– Вы моя лучшая ученица. Последний раз вы подготовили великолепный доклад о судейской системе.
– Спасибо. – Она очень волновалась и про себя недоумевала, отчего так колотится ее сердце. Ведь это просто учитель, говорила она себе, что ты дрожишь так, дурочка. Но, конечно, если быть совсем честной, это был для нее не просто учитель.
– Если бы вы смогли разобрать контрольные работы по темам, то я бы занялся проверкой ваших докладов. Это позволило бы мне освободить несколько часов каждый вечер.
Ей бы очень хотелось знать, что он делает вечерами. Встречается с женщиной? Это была тема, по поводу которой строились самые разные догадки, но никто ничего не знал. В городе, где бы он ни появлялся, он всегда был один.
Однажды вечером, когда они всей семьей отправились пообедать в кафе, они встретили его там. Одного. Когда он заговорил с ней, она чуть не умерла от волнения. Отчаянно смущаясь и краснея, она, запинаясь, представила его родителям, и он поднялся из-за стола, чтобы пожать руку ее отцу. Как только они сели, ее маленький брат пролил молоко, и Шелли от стыда готова была прибить его собственными руками. Когда она вновь решилась взглянуть в ту сторону, где сидел мистер Чепмен, его уже там не было – он ушел.
– Хорошо, я согласна. Когда мне прийти?
Он прищурил глаза от яркого солнца, внезапно показавшегося из-за тяжелых серых облаков. Шелли никогда не удавалось как следует рассмотреть, какого цвета его глаза, серые или зеленые, или, может быть, что-то среднее, но ей очень нравилось, когда он так щурился и его темные ресницы слегка загибались кверху.
– Это вы должны сказать мне, когда вы сможете, – засмеялся он.
– Ну, в четверг у нас собирается группа поддержки, потому что на пятницу запланировано собрание. – Идиотка! Зачем она это говорит, будто он сам не знает, что будет в пятницу! – А во вторник у меня занятия по музыке. – Какое ему до этого дело, Шелли, опомнись! – Значит, лучше всего понедельник и среда.
– Вот и замечательно, – ответил он, продолжая улыбаться. – Брр, ну и холод! Может быть, лучше войдем внутрь?
Она едва справлялась со своими дрожащими, непослушными ногами, когда он неожиданно взял ее под руку и проводил до двери учебного корпуса. В ту минуту, когда тяжелая дверь закрылась за ними, Шелли подумала, что она едва не упала в обморок только оттого, что он дотронулся до нее. Она никогда и ни за что не расскажет о том, что произошло, никому из своих подруг! Это была слишком драгоценная для нее тайна, чтобы кому-нибудь ее доверить.
Тихие и спокойные часы, проведенные в его классной комнате, незаметно стали для нее тем стержнем, вокруг которого вращалась теперь вся ее жизнь, превратившаяся в сплошное и мучительное ожидание. Она страдала и тосковала в те дни, когда не надо было идти к нему, а в те дни, когда она должна была помогать ему в работе, она с отчаянным нетерпением ждала последнего звонка, возвещавшего о конце занятий. Но как только бралась за ручку его двери, стремительность и решимость тут же покидали ее, и она едва могла вздохнуть от волнения и робко стучала в дверь. Иногда его не было, и тогда она находила на столе кипу бумаг с подробными инструкциями. Она занималась сортировкой работ своих одноклассников с таким старанием и прилежностью, с какой ничего и никогда еще не делала в своей жизни. И все это время она ждала, когда он придет. Если он позже присоединялся к ней, то всегда приносил бутылочку газированной воды. Ради этого момента, когда он появится и одарит ее теплотой своей улыбки, она готова была ждать его целую жизнь.
Как-то они сидели в комнате, каждый за своим столом, и она отмечала разобранные бумаги красным карандашом, который он ей вручил. Через какое-то время он поднялся из-за своего стола, где читал неразборчивые сочинения ее сверстников, и стянул через голову свой пушистый свитер.
– Мне кажется, здесь слишком жарко. Школа совсем не принимает участия в кампании по сохранению энергии.
В то время она даже не удивилась этой его патриотической сознательности, до такой степени она была им ослеплена. Он сцепил пальцы в замок и, вывернув руки, поднял их высоко над готовой, потянулся всем телом, выгибая спину. Шелли как завороженная наблюдала за игрой его великолепных мускулов, рельефно проступивших под мягкой тканью тонкой рубашки. Затем он глубоко вдохнул и легко, свободно выдохнул, опуская руки. Он расправил плечи, сбрасывая с них напряжение, и широко улыбнулся, как улыбаются люди, умеющие радоваться жизни.
Шелли выронила карандаш из задрожавших и ставших внезапно непослушными пальцев. Девушку охватил удушающий жар, тело горело, и ей стало трудно дышать. Но она прекрасно понимала, что это произошло вовсе не от натопленной классной комнаты.
В этот день она ушла совершенно растерянная и ошеломленная. Внезапно возникшая настойчивая потребность бежать прочь от него вдруг оказалась гораздо сильнее, чем желание быть с ним рядом. И в то же время она понимала, что бежать от нахлынувших на нее эмоций было .бесполезно, потому что это смятение возникло в ее собственной душе, а от себя убежать еще никому не удавалось. Все это было так ново для нее, необычно и непонятно: ее прошлый опыт не мог ей помочь разобраться в новых чувствах. И только гораздо позже она поняла, что произошло с ней в тот памятный для нее день – она испытала желание близости… и испугалась этого желания.
– Итак, на сегодня все. До свидания, – сказал мистер Чепмен, когда звонок возвестил о конце лекции. – Ах Да… миссис Робине, будьте любезны, подойдите к моему столу. История повторялась. Когда он попросил ее об этом, Шелли едва не выронила из рук книги. Все сорок студентов, не столь любопытные, как ее одноклассники из Пошман-Вэлли, выпорхнули из аудитории – им не терпелось поскорее выкурить первую за час с лишним сигарету. Опустив голову, Шелли стала сосредоточенно пробираться по лабиринту из столов. Краем глаза она заметила, как аудиторию покинул последний студент, небрежно хлопнув дверью, и с трудом подавила свой безумный порыв – попросить оставить дверь открытой.
Остановившись в нескольких метрах от стола мистера Чепмена, Шелли впервые за десять лет встретилась взглядом с Грантом Чепменом.
– Здравствуй, Шелли.
У нее перехватило дыхание. Во всяком случае, она почувствовала, как горло сдавил комок.
– Здравствуйте, мистер Чепмен. Он едва не рассмеялся. Его чувственные губы изогнулись в улыбке, однако глаза испытующе скользили по лицу Шелли, отмечая красивые длинные волосы, безотчетно ранимый взгляд, изящный носик, губы… На ее губах взгляд Гранта задержался надолго, и Шелли не выдержала – нервно облизнула их и тут же обругала себя за это.
В комнате повисло опасное молчание. Грант вышел из-за стола и остановился прямо перед Шелли.
– Я… я думала… вы меня не узнаете.
– Я узнал тебя в первый же день, едва ты вошла в класс. – Он стоял так близко, и в голосе его прорывалась хрипотца. Во время лекций голос Гранта утрачивал интимную окраску, от которой сейчас Шелли пришла в полнейшее смятение. – И сразу же начал сомневаться: а вдруг ты так и не поздороваешься со мной за целый семестр? Десяти прошедших лет как не бывало! От этого легкого поддразнивания Шелли вдруг почувствовала себя столь же юной и неопытной, как в первый день их знакомства.
– Мне не хотелось вас смущать – заставлять мучительно пытаться вспомнить меня. Я боялась поставить вас в неловкое положение. – Ценю твою заботу, только это было лишним. Я хорошо тебя помню. – Грант не отводил взгляда с ее лица, и Шелли невольно подумала: «Интересно, как он считает, прошедшие годы прибавили мне привлекательности или же наоборот?» Сама она не чувствовала, похорошела она или подурнела; знала лишь, что изменилась и сейчас уже не та девочка, которая столь усердно проверяла для него письменные работы.
Догадывался ли он когда-нибудь о ее страстной влюбленности? Обсуждал ли это с какой-нибудь своей подружкой? «Ты бы только ее видела, сидит вся из себя такая аккуратная и правильная, а ладошки потеют! Едва я рукой поведу, она подскакивает, будто напуганный кролик». В этот момент Шелли представляла, как он с притворным сожалением покачивает головой и смеется.
– Шелли? – Голос Гранта вырвал ее из невеселых раздумий.
– Да? – с трудом выдавила она. Господи, почему же так не хватает воздуха?
– Я спросил, давно ли ты миссис Робинс.
– А-а… семь лет. Но вообще-то последние два года я уже не миссис Робине.
Его густые брови приподнялись в немом вопросе.
– Это долгая и скучная история. Мы с доктором Робинсом расстались два года назад. Тогда-то я и решила продолжить учебу.