Ознакомительная версия.
Я не люблю лгать, и не обманула, когда призналась в неискренности своих чувств. Я не люблю его, и никогда не любила, испытывая только дружеское участие. А Дима? Он пережил бурлящий вулкан страстей. Его будоражили наши обеды и ужины. Я стала его главной сделкой, дорогим долгосрочным проектом, но он так и не записал меня в свой актив. Не помню, какой он по счету, но мой список внушительный, и я сама вставляю в него новые имена. Регулярно. Почти каждый месяц.
Что хочет женщина? Чего хочу я? Вечный вопрос, и вечное отсутствие ответа. Я словно несчастье для любого мужчины.
Устав пережевывать глупые мысли, я созвонилась с Кристиной и отправилась на шопинг-терапию. Мы часто обсуждаем наши серые будни и яркие победы. Сегодня победа моя, а Кристи редко может похвастаться достижениями. Она взбалмошна, многословна, навязчива и заносчива, точно моя карикатура или жалкая копия художника-неудачника.
Изобразить меня очень сложно. Прошлым летом я отдалась в руки самоуверенного мастера на Арбате, рисовавшего незамысловатые портреты карандашами. Он взялся, как ему казалось, за легкую и привычную работу. Я сидела напротив и загадочно вглядывалась в прохожих, создавая отрешенный вид, как требовал того мастер. Через полчаса немого ожидания портрет был готов. Маэстро показал свой шедевр, но ни одна черта не подходила мне. Портрет казался чужим, а женщина далекой и совершенно не похожей на себя. Мастер удивился, признавшись, что не ожидал подобной лажи. Он долго бегал зелеными зрачками по холсту, ища, где он мог так непростительно сбиться. Я понимала, что меня не уловить, тем более холсту бульварного самоучки. Если бы сам Сафронов взялся за мой портрет, то нет никакой гарантии, что гений справится и передаст мой неповторимый образ.
В тот вечер меня сопровождала беззаветная Кристи. Тогда она совсем не отличалась благоразумием, была моложе и с полным букетом вредных привычек, успевших заточить ее нервы и испортить психику.
«Плохой портрет», – сказала она с грустью. «Вы правы, – растерянно кивал художник. – Я ошибся. Не понимаю, как так вышло?! Вы не обязаны платить». Я великодушно наградила его за труд. «Возьмите, вы заслужили, но в следующий раз не беритесь за непосильную ношу. Меня никто не сможет нарисовать». «Вы неуловимы! Кисть не слушалась!». «А я предупреждала, – довольно улыбалась я. – Мне бы поспорить с вами на всю дневную выручку, но я не хочу обкрадывать честного русского художника». Несостоявшийся профи попросил оставить ему рисунок. Он будет изучать его и гадать, что он сделал не так, и под каким углом впивался в мою сущность, что так непростительно исказил реальность. Я согласилась. Пусть смотрит, пусть изучает, ведь ему не понять этого феномена.
Художник попросил разрешения исправиться и бесплатно изобразить Кристи. Милашка саркастично ухмылялась, но колебалась. «Пожалуйста, – сказала я, – у вас получится. Кристина – очень фотогенична». «Не льсти!» – бурчала спутница, согласившись на эксперимент.
Мастер принялся творить, задрав рукава, чтоб вернуть себе утраченную репутацию. На холсте Кристина вышла точной копией оригинала. Я наградила арбатского живописца одобрительным взглядом. Кристина впивалась в свой лик и искала десять отличий, но не нашла ни одного. Ей было очень сложно принять сей факт, что я осталась не угаданной, а ее легко намалевали как дворовую собачонку.
Мастер доволен. Его залихватские широкие усы, где наверняка кишели не менее креативные вши, блестели слюной, закручиваясь вверх, пытаясь изобразить подобие мимолетного вожделения. Его пробило в пот. Лицо страдальца побагровело ванильным загаром, и сорокалетий худосочный мужчина походил на сумасбродного старика, счастливого от осознания своей значимости.
Мы были несказанно щедры и одарили старательного виртуоза сполна. Кристи надулась, как карапуз, делая вид, что ей не нравится рисунок, теребя его лакированными пальцами. Не выдержав приступа ревности, она выбросила его в первую попавшуюся урну.
Пролетели вереницы дней. Многое изменилось и позабылось, многое встало на свои места и перевернулось вверх дном, тем более изменилась и моя проверенная временем Кристи.
– Ты чем-то огорчена? – спросила она, ковыряясь в толстой звенящей сумочке, забитой мятыми визитками, салфетками и ментоловыми пастилками.
– Час назад я послала очередного тугодума.
– Так почему ты не в духе? Он угрожал тебе?
– Не так, чтобы всерьез.
– И чего ты паришься?! Жене его настучи.
– Я так и сделала
– Вот сучка!
– Ты удивлена? – спросила я наигранно скромно. – Мне совсем не сложно. Поганец пользовался мной как куклой. Должна же я ему отомстить?! Получилось не пыльно, но с эффектом разорвавшейся бомбы.
– Сильно. Раньше ты избегала семейные распри.
– Я прогрессирую. Чего только не сделаешь, чтоб ощутить свою власть и превосходство. Когда мужчина превращается в полное дерьмо, остается тупо размазать его по асфальту.
– Размазать – это одно, но как бы самой не вляпаться.
Колкое замечание Кристи оказалось актуальным и даже эстетически выверенным. Признаться, я не ожидала от моей полоумной старушки проникновенных пассажей. Но я не отнеслась к ней всерьез, пропустив намеки мимо ушей. Настроение находилось ниже плинтуса даже после двух бокалов Шато, обсуждения последних сплетен и безудержного транжирства из-за новой коллекции «Диор».
Чересчур внимательная Кристи замечала любые нюансы. Я не прятала лицо и выдавала себя неестественной молчаливостью, заметно хмурилась и слишком глубоко затягивалась, выпуская дым через нос. Кристи не кухонный психолог и не обладает даром проникать в чужой внутренний мир и латать в нем щели, тем более забивать досками разбитые дыры. Кристи закрыла тему и переключилась на свои новости. Пришлось слушать ее и не перебивать, чтоб моя хандра не перекинулась на подругу. Иначе нам суждено разбежаться по норам. Пить в одиночестве – дурной знак.
Тихая музыка создает убаюкивающий ритм.
Серж смотрит на меня как сонный мартовский кот, понимая, что в этот уикенд ему ничего не светит.
– Странное начало истории, – задумчиво говорит он, опуская на стол пустой бокал. – Нет ни начала, ни конца. Так запутанно.
– Потерпи. Я пока не собираюсь покидать тебя.
– А можешь покинуть?
Позволив себе глубокомысленно не ответить, я снова выпила вина. Какой же все-таки нетерпеливый этот зануда Серж. Угораздило меня наткнуться на него в столь затруднительном положении. Я общаюсь с ним, принимаю его неуклюжие комплименты и провожу рядом большую часть своего драгоценного времени.
Серж всегда появляется в моей жизни в самые непредсказуемые моменты, словно преследует, оказывается там, где суждено оказаться мне. Серж сто лет неравнодушен ко мне, а я по старой привычке вожу его за нос, не оставляя мальчику никаких шанцев, но и не даю от ворот поворот. Пусть думает, что шанс есть, пусть один на миллион. Пустая и наивная надежда. Мой древний кавалер Серж Сомов из тех людей, кто до сих пор ищет себя, перепробовав многое, но пока не обретя свой неповторимый путь и смысл существования.
Он не признается, как оказался в Каннах. Отплевывается шутками, хитрит, отводит взгляд, краснеет и пожимает плечами. Он должен зубрить учебники в Сорбонне, а вместо студенческой скамьи катается по Старому свету и натыкается на скомпрометированную даму, попавшую в крупные неприятности. С последней встречи Серж не изменился. Такой же неказистый мальчуган, слегка потрепанный, небритый, с завитой шевелюрой и густыми бровями. Точная копия своего отца, свято верящего, что сынок учит языки, основы бизнеса и прочие прелести академической науки. Серж типичный лентяй и хулиган – забросил школу и бродит по Европе как призрак коммунизма. Словно заядлый путешественник он объездил весь Евросоюз, потратил десятки тысяч евро и осел в этой ничем не примечательной по каннским меркам гостинице. Волею случая в этой золотой дыре остановилась и я.
Мы наткнулись друг на друга, чуть не упав в обморок, и сделали неутешительный вывод, что жизнь нарочито часто пересекает наши пути – дорожки. Невидимые тропы витиеватым клубком сводят нас нос к носу, а что с этим делать – ответов нет. Я бы не придавала этому особого значения, но Серж постоянно капал на мозги, неустанно признаваясь в симпатии, вот-вот готовой переродиться в безответное чувство по имени Любовь.
Я не отвечу Сержу взаимностью. Но пощекотать его натянутые струнки не откажусь – всегда, пожалуйста.
– Так как ты очутилась здесь? – Серж постоянно теребил меня вопросами.
– А ты? – бросала я меткий взгляд, полный сарказма и родительского неодобрения.
– Я? Да что там?! Я предупреждал тебя. Со мной понятно, а ты приносишь одни загадки.
Ознакомительная версия.
